ПУТИНБУРГ книга, автор Дмитрий Запольский

Утром был ливень с пряным острым запахом молока. Григорий пожалел, что Стрелка осталась в Москве, она коллекционировала дожди. Записывала в молескин всякие такие события, ей нравилось, когда окружающий мир необычен: грозы, дожди, снегопады, метели украшают рядовое течение жизни, как бантик на котенке: вроде бы совсем лишний предмет, а глазу приятно и на душе тепло. Кошек и собак у них не было. А генеральский дом был надежный, в нем природа не ощущалась. Стрелка, услышав бой капель по отливам окон, просыпалась и голая бежала на крыльцо, чтобы ощутить телом низвергающуюся воду: жидкую или твердую. У Григория это вызывало оторопь: холодно же и противно! Если бы она была здесь, в Андах, она бы вышла из хижины, ей бы понравился этот небесный подарок… Ливень превратил селение в ручей, желтая вода устремлялась по склону куда-то вниз, пузырилась, как дрожжевая опара в миске, закручивалась воронками, напрягалась перекатами на камнях, горбатилась волнами на каменных уступах, лизала сваи построек. Крыша хижины протекала, а сквозь дырявый пол брызги грязной воды мочили одеяла. Гриша оделся, накинул капюшон, закатил штанины и, держа вибрамы в руках подошвой вверх, шагнул в дождь. Среди двух десятков деревянных хижин возвышался черный дом из базальтовых глыб разного размера. Окна в нем были разного размера - совсем крохотные бойницы наверху и вполне витринные внизу. По углам стояли зеленые БТР. Выглядели они памятниками. Гриша подумал, что ведь тридцатитонные стальные машины на трехкилометровую высоту совершенно невозможно: дороги нет, а тропинка слишком узка и крута. По ней даже багги не проедет: не существует таких машин, чтобы отвес в 65 градусов преодолевали. «Это либо мираж, либо макеты», - сказал себе Смулянский. Но когда он, по колено в несущейся воде, балансируя на острых камнях и охая от боли, подошел к каменному дому поближе, башни БТР одновременно повернулись в его сторону. Гриша от испуга уронил ботинки в воду, и их мгновенно унесло потоком. Лязгнула бронированная дверь, на пороге появился Хосе и кукольно замахал руками: заходи!
Григорий дотащился до двери, обнял в ответ Хосе, ужаснулся кисло-кошачьей атмосфере в доме, увидел в глубине зала источник этого чудовищного запаха: газовый гриль с двадцатилитровым алюминиевым бидоном на огне. В таких емкостях советские совхозы отправляли на базы свежее молоко. Как этот артефакт оказался в Перу? И как на горе нарисовались БТР-2? Три стены на первом этаже дома были уставлены аквариумами, как в зоомагазине. Они булькали хором и создавали довольно ощутимый шум, почти как при вчерашнем психоделическом путешествии по ту сторону небосвода, только во много раз тише. И еще - все окна-витрины изнутри были заделаны ржавыми бронеплитами. В доме было темно, светились только тусклые лампочки в аквариумах. Было сыро, жарко и очень тревожно.
-Хосе, я потерял ботинки. Как я спущусь вниз без них? У тебя есть запасная обувь? Ну, в смысле есть, конечно, но у вас, индейцев, ножки маленькие, а у меня 45-й размер. И ноги порезаны. Найдешь?
-Не суетись! Твои ботинки вернутся. Не знаю как, но вернутся точно. Тебе повезло, что пошел дождь. Это подарок, ты понравился Им. И сегодня тебя поведут не вверх, а вниз. Там, конечно, все поаскетичнее, строже, но ты узнаешь свои ответы.
-Почему «свои ответы», а не ответы на мои вопросы?
-Потому, что ответы каждому принадлежат только ему. А вопросы задаешь не ты. Они сами спрашивают и отвечают. Мы помогаем им. Ну типа как КПП на границе миров. Иногда тут, иногда там. Потому что рано или поздно все окажемся не здесь, тогда будет сложно проводить сеансы связи. Короче, мои слова - пустая трата времени. Ты ведь уже не такой, как был вчера, твои способности понимать уже выше, чем у мула. Но пока ниже, чем у нашей анаконды. Хочешь на нее посмотреть? Пойдем!

Хосе подтолкнул Григория за локоть, направив его вглубь зала. За бамбуковой перегородкой был квадратный бассейн размером с могилу - примерно метра два в ширину и три в длину. Там в мутной луже поблескивала чешуей огромная змеюка. Гришу поразила не столько ее длина, в ней было метров десять, а может и больше, сколько толщина: она была как газовый баллон на даче родителей. И у нее было две головы. Одна большая, другая, вырастающая из плоского широкого лба поменьше. Причем основная голова была явно не функциональна: вместо глаз из-под век виднелись два кровавых пузыря, а пасть представляла собой розовую щель, из которой сочилась мутная слизь. Зато верхняя голова выглядела бодро: она стояла на своей шее, лишенной чешуи, у нее был крохотный ротик, расположенный вертикально и маленькие глазки-икринки. Вторая голова рыскала, изгибалась и пыталась проникнуть в основную, но явно у нее этого не могло получиться: не хватало длины. Она все время бессильно опадала, потом снова напрягалась и продолжала попытки. Большая пасть пыталась помочь ей, раздувая губы, выпячивая их и обнажая ряд мелких, но видимо очень острых зубов.
-Она что, пытается сама себя трахнуть? И как?
-Бесполезно. Это анаконда смыслов. Она суть человеческой природы. Мы охраняем ее, ведь пока в мире нет единства, при котором все люди равны и никто никого не эксплуатирует, через эту анаконду мы можем входить в Идеальную Вселенную. Она сбрасывает кожу раз в тридцать лет, мы используем ее отвар вместе с лианой духов, чтобы проникать в бесконечность. Никто не знает сколько ей лет. Эту змею нашел мой предок на склоне горы во время ливня. Малая, то есть мужская голова растет, иногда ей удается достичь размера, позволяющего дотянуться до женской головы и войти в нее. На какое-то время они сливаются. Но ненадолго - год, два, три. Не больше. А в мире происходят при этом странные вещи: рушатся империи, падают короны с королей и царей, бессильные руки правителей выпускают жезлы власти. Потом анаконда сбрасывает шкуру, но при этом откусывает мужскую головку и поедает ее. В этот момент все начинается сначала: революционеры начинают поедать сначала сами себя, а потом народы. Это неправильные революции. Проблема в том, чтобы однажды анаконда не съела свою мужскую голову. Но пока нам это не удается, хотя мы выводим специальные породы рыбок: она ведь их ест центнерами, видишь, сколько корма уходит!

Хосе показал жестом на булькающие аквариумы от пола до потолка. Их действительно были сотни. И в них кишели рыбки. Крохотные, юркие и длиннотелые.
-А вы не пробовали выдернуть ей зубы? В той голове, которая женская? Ну, щипчиками, пинцетиком?
-Нет, Гриша! Невозможно. Потому что она нематериальна. Это же анаконда смыслов. Ее нельзя взять в руки, зафиксировать. Даже прикоснуться нельзя. Она как голограмма: протяни руку - цапнет. Причем зубы ядовитые, потом и гангрена может начаться. А вот в руки взять нельзя - ты ее даже не ощутишь, она же не материальная. Только зубы присутствуют в этом мире, а сами головы в другом. Попробуй дотронуться до хвоста. Во время дождя она не кусается. Раздевайся и спускайся в бассейн, сегодня ты пойдешь один. Мы для тебя приготовили все необходимое.
Гриша разделся. Хосе протянул Григорию тяжелый пластиковый пакет. Там были рыбки, почти без воды. Вынутые из аквариумов, они выглядели как черви, которых продавали на птичьем рынке откуда-то из Гришиных детских вспоминалок. Видимо для рыбаков продавали, подкармливать для клева. Но воспоминание быстро улетучилось: в другую руку Хосе всунул Грише второй пакет, совсем маленький: штук сто синих ромбовидных таблеток. Смулянский понял, что это виагра. Кому? Зачем? Что делать с тремя килограммами этих гуппи или как они там называются? И как он спустится в бассейн, когда руки заняты пакетами? Зачем нужно обвязывать ручки этих пакетов-маек вокруг запястий? И вообще ведь нет никакого трапа, лестницы, отвесная каменная стенка, бассейн вырублен в базальте и ведь путь в параллельный или как они его называют, идеальный мир лежит через отвар лианы со всякими их пейотлями, хвостами высокогорных крыс и, - екарный бабай! - наркотиками! Ведь он приобщается не к реальной вселенной, а к той, которая у него, Григория Смулянского, самого успешного политического технолога Российской Федерации, ВНУТРИ-ИИИИИИ!!!
Гриша падал в анакондовскую могилу, как Алиса в кроличью нору: долго и страшно. Хосе не дал ему своего варева. Он просто толкнул в спину, предательски, скотски, не предупредив и не объяснив смысл. Гриша как-то спрыгнул с инструктором в Раменках. Именно с инструктором, а не с парашютом - у него был только подвес, а здоровенный бугай-парашютист Алик был обладателем ранца с шелковым куполом и сумки с запасным. Он был как-то очень тревожно близко своими гениталиями с Гришиной задницей.  Это ломало весь кайф свободного полета между страшной аркообразной дверью-вагиной кукурузника, и Гриша отчетливо ощутил его эрекцию, когда они выпали в бездну из уютного салона самолета.  Хотя, конечно, его уютность Гриша ощутил только вне этого мерзкого, пропахшего бензиновым перегаром вибрирующего пространства, наполненного еще и запахом страха, совдеповским пофигизмом, когда с завода тащили каждый гвоздь. А из КБ каждую мысль о том, что в не интуристовском, созданном для нажористых иностранцев, а даже в обычном самолетике должно быть хоть немного комфортно. С гвоздями понятно, их можно было поменять на водку или использовать на даче: сколотить из горбыля сарай или туалет. А куда они перли мысли? Неужели их грела эта идея: нам не платят, нас не ценят, так мы и вас не станем ценить - жрите что дают! Ну как у Маяковского: НАТЕ! Я типа лучше баре, ананасную воду! Вам, лишь любящим баб да блюда! Или они, эти конструкторы, обитатели блатных НИИКАГО и НИИЧАГО, имеющие зарплаты и путевки, «Москвичи 412», квартиры вне очереди и талоны на ГДРовские стенки и венгерские сапоги, получающие заказы с икрой, тушенкой, слоновьим чаем, и финским ликером из морошки, а внагрузку всего лишь килограмм гречи, а не десять литровых банок старой баклажанной икры, похожей на говно…  Может, они ощущали себя избранными, а не потребителями - такой же баклажанной икрой? Ну, эта мысль была Грише ближе: в сущности, он тоже воспринимал народонаселение России так же: икра, из которой не вырастает ничего, кроме саморазмножающихся фрагментов подгнивших баклажанов…
Гриша инстинктивно ждал, когда раскроется парашют. И почему-то ощущал эрегированный фаллос инструктора Алика между ягодиц. Но было отличие: тогда. Во время прыжка-аттракциона он был одет в спортивные штаны, а сейчас - наг. И неведомый ему предмет явственно проникал в него. «Хвост анаконды», - понял Григорий. «Она меня разорвет. Как тентакли в хентае. И это будет приятно». Гриша застонал, как японская героиня: как-то по-азиатски, наверное, не все озвучки в японском порно делают актрисы. Мужчины тоже могут! Падение замедлилось. Змея обвивала его тело и сдавливала в кольцах объятий. Он понял, что кончает нутром. И забился в судорогах. Падение прекратилось. Это было не дно, а застывший полет. Змеиный хвост был внутри и вибрировал на одной ноте, а верхняя голова анаконды проткнула полиэтилен пакета и жадно всасывала извивающихся рыбок. Гриша жадно глотал брызги воды, стекавшей по извилистым стенам колодца. Ему она казалась горькой и вонючей, но он пил, пил, пил, пока было место в желудке. Это была, конечно, не вода, а напиток из лианы духов, который Хосе варил на газовой плите наверху. Где-то в заоблачной высоте вершин, заботливо укрытых фиолетовыми тучами, извергающими ливень.

1994-й. Мрачный купчинский кинотеатр. Минимум света - лампы перегорели. На сцене молодой чувак, сибирский говор, пурпурный хитон, длинные кудрявые волосы, красивая бородка. Речь шизофреника. Он - инкарнация Иисуса Христа. Вот реально говорит - я есмь сын божий, пришел дать вам путь тот самый. Видно, что тащится от своих слов, опьяняется, упивается эффектом. Но у него бред. Он явно видит галлюцинации, обращается к залу: посмотрите! Вы видите эти белые пятна между рядов? Это души. Я их позвал сюда, чтобы они свидетельствовали - я Иисус! Я несу вам последний завет! Ну, ок. Люди оглядываются по сторонам. Большинство ошалело кивает. Они тоже видят белые пятна. Зал наполнен наполовину, но качественно: аудитория восхищенно внимает оратору, мистический восторг, сопение и чьи-то сдавленные всхлипы. Ощущение психиатрической лечебницы, где утром забыли выдать лекарства: у одних дикий блеск в глазах, у других - мутноглазие. Пахнет потом, нафталином, старыми ботинками и мышами.
Виссарион всего три года до этого был сержантом ГАИ в городе Минусинске Красноярского края. Увлекался всякой йогой, организовал кружок уфологов, рассказывал коллегам, что общается с инопланетянами и порой летает на тарелках от Сириуса к Веге. Еще он вызывал духов, крутя тарелочку и однажды пророк Иефлей из древней Иудеи задержался в его теле на целую неделю. Сержанта Сергея Торопа (а именно так зовут этого перца) госпитализировали с диагнозом "Алкогольный делирий" в психушку, где Сергей Анатольевич под воздействием галоперидола вдруг осознал, что он реинкарнация, что его мама не родила, а просто взяла на воспитание у Девы Марии ну и все такое...
В 1991 году Тороп объявляет себя сыном божьим и приходит на местное телевидение Абакана и Минусинска. Наступает время офигительных историй: его пускают в прямой эфир. Ну а что? Чем он хуже Кашпировского и Алана Чумака? Или Павла Глобы? Несет в массы ахинею, но ведь все о добре, о вечном! Типа не грешите и не грешимы будете, ол ю нид из лав. Хипповатый такой, на легкой укурке, гонит пургу, как дышит. У пророка появляются последователи, бабушки несут ему обручальные колечки и серебряные ложки, а кто-то и отложенные на похороны деньги. Вокруг Торопа складывается кружок. Вчерашние уфологи, рерихнутые на всю голову, шьют себе хитоны и в сандалетках с портретами Виссариона гуляют по Минусинску. Ну и что? Могли бы клей по подвалам нюхать, а вот - несут свет в массы. Правда мутноватый какой-то, но ведь всяко лучше, чем у кришнаитов с их непонятной индийской белибердой и тамтамами. Потому как на родном русском языке. Группа поклонников расширяется. На подаяния организуют гастрольный тур. Для начала, конечно, Иерусалим. Там таких Иисусов сотни трутся в старом городе, пытаются крест донести до Голгофы из садика со старыми оливами: хороший обмен опытом. После Киев, где происходит встреча с Марией Цвигун, которая объявила себя Богородицей. Потом Москва, Ленинград-Петербург, далее чес по Пырловкам. Везде появляются новые последователи, жаждущие поцеловать ступню и заслать немного деньжат. Виссарион блаженно закатывает глаза от восторга и упоения, а группа крепких ребят с израильскими паспортами налаживает Систему. Для начала они пишут книгу. Я читал ее. Качественное учебное пособие для психиатров-интернов: "примеры аутохтонно-патологических религиозных проявлений в форме мессианского бреда". Но на обложке книги было написано другое название: "Последний Завет". Эта каша из идей Рериха, Блаватской, кусков библии, талмуда, корана, Бхагаватгниты и Трипитаки была густо заварена на идеях Маркса в оптике Макаренко. То есть, по сути, была манифестом нового мистического коммунизма. Вполне такой себе американский хипповский Нью-Эйдж, но совершенно совпадающий с кодексом строителя коммунизма. Семена упали на правильную почву - к Торопу бросились именно разочарованные коммунисты-активисты. Чтобы построить новый дивный мир. В Минусинске.
Идея была такая: уверовавшие в Виссариона продают квартиры в городах и переезжают на сибирские просторы. В двух деревнях получают или покупают землю, вскладчину покупают пилораму, своими руками возводят избы и живут натуральным хозяйством. Выращивают хлеб, пасут скотину. Молоко, овощи, улов сдают начальникам, те продают оптовикам и получают деньги, на которые Виссарион гастролирует, чтобы вербовать новых поселенцев. А старые работают за еду - какие деньги при коммунизме-то? Зачем им деньги? Главное - жизнь праведная. Тороп поехал в Болгарию, Германию, США и Молдову. Везде давали деньги. К концу девяностых под Минусинском жили при военно-виссарионовском коммунизме около трех тысяч человек. Сейчас намного больше. Напомню, что входным билетом в красноярский Эдем была проданная квартира. Затейник Сергей Тороп ввел новую семью - обязательно из трех человек: либо два мужа у женщины, либо две жены у мужчины. И все обязаны еженедельно в письменном виде докладывать ему слухи и сплетни. Ну то есть доносить друг на друга. Сухой закон для коммунаров, но не для него: специальная персональная винокурня, производящая "святую водку" для одного единственного потребителя путем шестнадцати двоений-перегонок. Специальная ферма. Веганство для всех, но не для Христа 2.0. И самое главное - девственницы. Все должны после наступления первых месячных переночевать в доме Пророка. Несколько раз были скандалы - девочки сопротивлялись. Родители уговаривали. Иначе - обструкция и изгнание. Говорят, пару раз даже писали заявления об изнасиловании, но до уголовного дела не доходило - жертвы меняли показания, подключались адвокаты. Или просто заносились деньги в местную мусарню. Власти Красноярского края наслаждались новым электоратом - с Торопом было легко договориться - коммуна голосовала на всех выборах единогласно за "Единую Россию", Путина и губернаторов. За это власти выделяли землю: сотни гектаров пашни. Нормальный российский бартер. А что? Ведь правильные люди, не подвержены тлетворному влиянию! Да, среди коммунаров есть тяжело больные туберкулезом, раком, СПИДом. И они не обращаются к врачам, их окормляет и пользует сам Виссарион. Ну так это же их выбор! Да, случаются суициды, смерти от истощения, встречается дистрофия, тяжелые заболевания из-за непомерной трудовой нагрузки и отсутствия витаминов. Но ведь голосуют-то правильно! А что еще нужно ждать от народа, как не послушания. Вертикаль власти есть? Значит, все в порядке!
Брали Виссариона вчера как Кумарина - спецназ ФСБ, вертолеты, броне щиты. Обыски в общине. Изъяты оружие и боеприпасы. Скорее всего охотничьи, тяжело в деревне без двустволки... Виссариона арестовали. Предъявляют доведение до самоубийства одного коммунара, запрет родителям больного мальчика обращаться к врачам и принимать лекарства (мальчика с тяжелой пневмонией обливали каждый час ведром ледяной воды, он умер), насилие. Думаю, что это только первый "срез", в красноярском раю были разные приколы - поедание псилоцибиновых грибочков и мухоморов в качестве оккультной шаманской практики, какие-то инъекции чего-то психотропного, фармахуяска и прочие атрибуты. Осиротела коммуна. Не скоро вернется Тороп в Минусинск. Как они там без него выживать-то теперь будут!
Но я не об этой ситуации, я начал рассказывать, как встречался с ним в 1994-м. Тогда меня с телекамерой притащил в тот кинотеатр отец моей знакомой. Ярый коммунист. Он был оглушен переменами в стране. И вообще переменами. Всю жизнь проработал мастером по ремонту пишущих машинок. Зарабатывал прекрасно, был активистом, членом райкома КПСС, лектором общества "ЗНАНИЕ". Проповедовал атеизм и научный коммунизм. И вдруг ни атеизма, ни пишущих машинок. Жизнь дала трещину. И подвернулся Тороп. Он стал продавать квартиру, машину, дачу, вообще все! В общине он встретил десятерых бывших партийных функционеров, секретаря Невского райкома КПСС, трех инструкторов обкома комсомола и пятерых отставных полковников. Чудесное взаимопонимание, милейшие люди! Надо ехать строить рай на земле, все беды от демократов и врагов народа. Сталин таких стрелял. Людям нужен вождь! И духовный отец. Жесткий, но справедливый. Виссарион вполне соответствовал запросам моего приятеля. Я спросил - ты совсем кукухой поехал? Какой еще Виссарион? Как можно вестись на жуликов? Но он твердил: посмотри на него, пообщайся! Возьми у него интервью, мы договоримся: ты все поймешь! Это реальный солидный пророк, не фуфловый!
Я посмеялся и согласился взять интервью. Жулики они всегда интересные экземпляры. Только бы не шизофреник! Но когда я увидел Торопа на сцене, мой внутренний доктор сказал: это не жулик, не талантливый авантюрист, это больной человек, которым кто-то манипулирует в своих интересах. И ведь точно! Меня подвели к какому-то смуглому поцу по имени Моисей. Тоже в хитоне, бороде и кудрях, нос горбинкой, ролекс на левой руке, присмотревшись к складкам балахона можно заметить кобуру скрытого ношения подмышкой. И молнию на вороте, чтобы быстро достать волыну в случае чего. На поясе сумочка - явно это касса. Времена непростые. Могут ведь и грабануть - на благое дело собираются миллионы налом.
Поц спрашивает - а о чем вы хотите спросить Иисуса? Я отвечаю что-то про Вифлеем и Пилата, поцу вопросы не нравятся. Ладно, говорю, спрошу про воскрешение, типа как он это ощутил. Вот это правильный вопрос, соглашается жулик. И учтите, у вас будет всего 10 минут, Иисус должен выспаться, мы завтра летим в Рим, у нас аудиенция с Папой. Я говорю ему - может это не у вас аудиенция, а у Иоанна Павла Второго? Вы ничего не попутали часом? Кто он такой? Тут сам Святитель, а там какой-то наместник помощника. Поц блеснул глазками-букашками, оценил. Кивнул. Встречаемся в гостинице через час после окончания проповеди.
Гостиница тоже в Купчино. Занюханная, какая-то обдроченная бывшая общага текстильной фабрики. Нас встречают апостолы, проводят в люкс. На кровати сидит Тороп. Глаза мутные. Перегар. И транквилизаторы. То ли димедрол в водку добавляет, то ли барбитураты: тормозит парень. Видимо апостолы готовят его так: если трезвый, то будет на камеру нести бред. Да и вообще настоящий Иисус должен быть не от мира сего.
Включаем камеру, ставим свет, проверяем микрофон. Со мной оператор, вместо осветителя мой приятель, который апологет и уже мечтает о том, как будет на пилораме в Минусинске трудиться ударным коммунистическим трудом. И еще один человек. Невысокий очкарик в старом свитере а-ля Хемингуэй и с такой же бородкой, он говорит Торопу что-то типа "О, Алла, дэ-мосэф лэ-мадаЪ мосэф кэва!"
Тот явно тупит. Мой спутник повторяет. Виссарион спрашивает: ты о чем, человек! Почему ты обращаешься ко мне, как к Аллаху! Я ведь не Аллах, я - Иисус! Человек начинает ржать. Понимаете, Сергей, я по специальности - историк, преподаю на Восточном факультете университета. Я к вам по древнеарамейски обратился. Алла - это обращение к Господу. Вы же знаете этот язык, вы в прошлой жизни на нем говорили. Как же вы могли забыть!
Тут Виссарион покрывается пятнами. Под цвет балахона. Просыпается и орет на всю гостиницу: "Моня, ты кого ко мне привел! Это провокация! Это беспредел! Убери их немедленно!" Из коридора пинком ноги в дверь влетает поц. И хватает камеру за объектив. Я понимаю, что прием отработанный - бетакам стоит дорого. Бью его в бубен, вцепляюсь в рясу, валю на пол. Виссарион с визгом выбегает из номера. Кричу оператору - спасай бетакам, разобьют! Получаю по физиономии от апостола, прикладываю его носом в паркет. Говорю: давай закончим на этой прекрасной минуте, я ничего показывать по телевидению не буду, мы уходим, ты остаешься, я не хочу вам делать рекламу. Поц утирает кровавые сопли, я подбираю слетевшие очки. "Пидарасы", - кричит Виссарион из другого номера. Мы уходим. В машине тот, кто хотел стать апологетом заявляет: "какой-то он неправильный Иисус! Ведь не мог же он действительно забыть родной язык! Хотя две тысячи лет прошло, мог ведь..." Приглашенный мной доцент-востоковед хихикает. Я набираю снег и прикладываю к щеке, чтобы не опухла. Мы едем на студию. Сюжета про Виссариона не будет.
Через пару лет тот, кто не уехал в Минусинск, стал свидетелем Иеговы. Переехал в комнатку тещи, квартиру сдал, деньги отдает общине. Время от времени все-таки подрывается уехать строить коммунизм, но братья по вере отговаривают. Хотя сейчас уже не знаю: свидетелей-то в России прижали, может и переехал в Сибирь...

В девяносто пятом я начинал каждый день с поездки в криминалистическую лабораторию, которая хоть и называлась пафосно «Центр судебно-медицинских экспертиз», но, по сути, представляла собой огромный морг. В него круглые сутки ехали фургоны-труповозки, свозя на Екатерининский проспект, 12 тела убитых в криминальных войнах, казненных по решению своих бригадиров пацанов-бандюганов, умерших непонятной смертью совсем молодых людей. Не каждый смог бы вообще зайти в эту анфиладу прозекторских залов: трупы некрасивы, особенно людей, умерших не своей смертью. Запах забродившей крови и горелого человеческого мяса, вонь от разлагающейся плоти, хлорамина и формалина, совершенно особый, невыносимо душный воздух, пропитанный рвотой и калом, мочой и отвратительно-пахнущей одеждой, сваленной в кучи возле прозекторских столов. И черви. Особые, жирные, смачные опарыши. Только личинки и люди. Живые и мертвые. И огромный черный кот-кастрат, сидящий на батарее и взирающий на тех, кто ходит мимо, с немым вопросом в круглых зеленых глазах: «Ходишь? Ну-ну...»
Криминальный морг на Катькином проспекте был главным информационным центром для меня и моих репортеров. Мы приезжали утром, надев специальные черные брезентовые пуховики и резиновые сапоги с байкой внутри: холодильники работали во всю мощь, чтобы хоть как-то сдержать тление человеческих тел, пока подходит очередь на вскрытие. Топали по бетонным полам, давя каблуками сонных от холода опарышей и гнид. Мы искали новости. Каждый день в Петербурге совершались десятки убийств. Стреляли, резали, вешали, толкали под поезд, сжигали, взрывали, делали харакири. И травили. Вот это было самое жуткое зрелище, особенно если яд был непрофессиональным. Это только в оперных спектаклях человек принимает яд и умирает красиво. Смерть вообще не бывает красивой. А «химическая» особенно страшна. Но среди сотен трупов в криминальном морге были особые. Профессиональные. И я собственными глазами видел почти ежедневно убитых ядами совсем молодых и здоровых. Прозекторы-судмедэксперты — люди не просто обычные, не просто такие же, как мы. Они совсем как мы, криминальные репортеры. Во-первых, работают в чудовищно некомфортных условиях, во-вторых, работают без страха, привыкшие к повседневному стрессу, в-третьих, любопытны, ибо невозможно копаться в мертвечине, не думая при этом о смысле своей работы. И они очень просвещенные люди.
— Это яд. Какой — не узнаем никогда. Нет вариантов, это сто процентов отрава, — говорил желтолицый сухонький доктор. — Опять ОВ. Не спрашивай, откуда знаю. Просто чувствую.
На стальном столе лежал обнаженный труп мужчины лет тридцати. Серо-розовый, как докторская колбаса, которую забыли убрать в холодильник.
— Вот смотри, — доктор брал пальцами в резиновой перчатке прядь волос. Они отделялись от головы, как пух одуванчика. — Так не бывает. Но если я напишу в протоколе вскрытия «отравлен неизвестным веществом», меня лишат премии, ведь лаборатория не обнаружит в патматериалах ничего. Вообще ничего! Все распадается на обычные продукты жизнедеятельности в течение считаных минут после смерти. Поэтому и напишем: обширный инфаркт. Ведь действительно так и есть. И не пьяный, даже не курильщик, легкие чистые, как у пастушка с альпийских предгорий!
Они хорошо к нам относились, эти доктора: и юные девицы, только что окончившие институт, и забулдыги-военврачи, уволенные за пьянство со службы, и веселые санитары, принявшие с утра сто пятьдесят спирта, и их начальники, отстоявшие у столов из нержавейки десяток лет и заслужившие право сидеть в каморках-кабинетах с высокими порожками, чтобы черви не перелезали из прозекторских залов. Они даже любили нас и всегда были откровенны, стараясь помогать информацией. Иногда даже звонили сами: приезжайте, парни, есть для вас «конфетка». Это значит убили кого-то известного.
Эксперты в криминальном морге мгновенно определяли жертв отравлений. Опыт и долгие годы работы позволяли им безошибочно определять при вскрытии такие случаи. В официальных документах писалось «инфаркт», «ишемическая болезнь сердца», но на самом деле патологоанатом видит признаки больного сердца. Или понимает, что внезапный приступ бронхиальной астмы — это не следствие долгой болезни, а судорожное сведение всех мышц тела, вызванное ядом. И в девяностые годы таких отравлений было много. Говорили об этом прямо, но шепотом. Ведь понятно, что это не на кухне сваренный яд. Это боевое отравляющее вещество, изготовленное в лаборатории не по учебнику, а по секретной технологии. И применено оно не случайно — в процессе поучаствовали профессионалы.
Мне много рассказывали и показывали жертв. Может, тридцать человек в Петербурге погибли от ОВ, может, больше. Отравить ведь гораздо проще, чем застрелить или взорвать, подстроить автокатастрофу или выбросить на ходу из поезда. Но нужно знать инструкцию и применять только те яды, которые невозможно идентифицировать в обычной лаборатории, не заморачиваясь на сложный анализ. Например, есть один гриб, который смертельно ядовит, его токсин несложно определить в организме, но вот к моменту начала действия (он необратимо разрушает почки) его следов в организме практически не остается. Еще один так же разлагается к моменту смерти жертвы, но разрушает печень. Есть еще несколько десятков ядовитых растений, вызывающих, к примеру, инфаркт после малейшей физической нагрузки. И если жертва — не медийная персона, то и искать следы на хроматографе особо не станут: ну не выдержало сердце нагрузок, умер молодым, так случилось... Но патологоанатомы мне рассказывали простую формулу: почему-то жертвы внезапных непредсказуемых инфарктов или внезапного цирроза печени — в основном финансисты, коммерческие директоры или люди других профессий, связанных с экономической информацией. Не грузчики и не токари. Не дизайнеры и не фотографы. И даже не гангстеры. Это как бы не по понятиям — травить своего, даже плохого. У бандитов не по понятиям, а у конторы очень даже.
Я бы не стал так любопытствовать и расспрашивать токсикологов и экспертов, если бы эти истории не коснулись меня лично. В «Русском видео», где я работал ведущим своей телепрограммы и даже имел статус вице-президента компании, внезапно погибли двенадцать здоровых молодых людей. Один был бухгалтером, знал балансы организации, понимал направление денежных потоков, другой — экономистом, третий — заместителем коммерческого директора и так далее. Погибали все очень таинственно. Ехал совершенно здоровый человек на машине, вдруг потерял сознание, врезался в столб, погиб. Второй умер от внезапного приступа удушья. Никогда не болел. Третий — в бильярдном клубе: взял кий поудобнее, прицелился, вдруг упал под стол, умер от разрыва сердца. Как? В 30 лет обширный инфаркт? У спортивного мужика, непьющего, здорового?
— Так это же яд, — ответил мне эксперт. Профессиональный. Его могли за две-три недели до этого просто угостить обедом. И он давно забыл об этом. А потом он в этом клубе глотнул пива. И все...
Но разве это не «грязный» способ для киллера? Ведь взаимодействие с ядом опасно и для того, кто берет его в руки и самому можно случайно отравиться?
— А вот травятся только дилетанты, — ответил судмедэксперт, немолодой желчный бородач, всю жизнь проработавший в морге на Екатерининском, опытный специалист именно по криминальным трупам. — Отравить может и теща, но она сварганит супчик из бледных поганок. И, возможно, мы не найдем следов. Но когда она отравит следующего зятя, то, скорее всего, молодой следователь может заинтересоваться, раскрутить, устроить обыск на кухне — и лаборатория определит следы токсина на ложке или тарелке. Профессионал же возьмет бинарный яд. И это будет два-три совершенно обычных вещества, которые не вызовут подозрений, если их следы найдутся даже в его карманах. Например, одно вещество будет как стиральный порошок определяться, а другое — как удобрение. И только смешавшись вместе, да еще при температуре внутренних органов человека, они станут смертельно опасными. Дилетанты используют всякую дрянь. Но поверь мне, сейчас у конторы столько специальных веществ, работающих чисто и безупречно, что недостатка в этом нет!
Я стал искать выход на военных токсикологов, чтобы проверить свои подозрения. И вспомнил, что знаю одного специалиста: секретного химика, ставшего депутатом Госдумы, но не любившего распространяться о своей прежней работе. Я дал ему слово, что не раскрою его имени в контексте полученной информации. Вот тогда я впервые услышал про «Новичок», который рассекретил Вил Мирзоянов в 1992 году, про изотопы, которые невозможно определить обычным дозиметром (полоний-210, например), про соли тяжелых металлов, которые использовали еще в НКВД для диверсионных операций, про Конвенцию, запрещающую химическое оружие, и про договоры российского МИД с США и Британией о взаимном отказе от применения ядов в качестве оружия спецслужб, про токсины, которые можно использовать, приняв предварительно антидот, про обычные гормоны-лекарства, которые невозможно определить на сто процентов, но убивающие наверняка при введении под кожу в определенное место на теле человека. От этой информации я просто оторопел. Сложилось четкое убеждение: на «Русском видео» работал профессиональный отравитель. Кем он был? Токсикологом, специалистом по диверсиям? Старик-химик-депутат усмехался в прокуренную бороду, закрывавшую пол-лица.
— Для этого не надо быть особым специалистом, достаточно просто знать теорию, кодовые названия веществ и иметь агентуру в соответствующей лаборатории. А вот для этого нужно быть профессионалом, химика-токсиколога завербовать нелегко. Мы ведь ничего уже не боимся. Плавали типа, знаем...
Кто же мог быть этим человеком? Только бывший или действующий офицер КГБ. На «Русском видео» их было два. Один участвовал в создании компании, но как-то внезапно уволился. Второй пришел ему на смену. Обоих не любили и побаивались.
На допрос полковник Грунин пришел навеселе, набив рот жвачкой, чтобы не шмонило перегаром. Стояла жара, окна распахнуты настежь, следователь — в расстегнутой сорочке, дышать нечем, внизу пробка из машин на Старо-Невском, вонь дизельных автобусов, пыль, тополиный пух залетает в кабинет, шум и свистки регулировщика, пытающегося разогнать пробку, но, как водится, создающего еще большую неразбериху. Полковник не просто подшофе, но еще и одет странно: шарф на шее, зимний пиджак странного зеленого цвета с длинным ворсом. Теперь такое не носят. Да и в 1997 году как-то не очень было такое.
Следак удивился.
— Вам не холодно?
— Озноб, уважаемый! Температура, видать, простыл вчерась. Ну ладно, к делу. Паспорт давайте. Начнем допрос.
И начали. Полковник старался не говорить ничего лишнего. Непроницаемый, весь на измене, но виду на подавал. Держался. Мол, ничего не знаю, не помню, подписи не мои, хотя, возможно, и мои, а вы сделайте экспертизу, тогда будем говорить. Подготовился. Никаких бумаг не помню, все финансы мимо меня, я чисто представительскую роль играю, память у меня не очень, склероз. Поэтому на все вопросы могу ответить просто: не помню.
«Сученок, — подумал следак. — Не помнит».
— А откуда в вашем компьютере оперативные материалы военной контрразведки? Вы имеете соответствующий статус, допуск к секретным материалам? Объясните! «
— Никак нет, гражданин следователь! Это ошибка! В моем компьютере только «Косынка» да «Сапер», я только поиграть могу в игры, а так не пользуюсь я этими компьютерами. Да и ни к чему мне это, я отставник, служил когда-то, а потом вышел на пенсию. Живу себе тихо, благотворительностью занимаюсь, меценатство координирую. Иногда за границу езжу по меценатским делам. А остального не помню, как-то вот совсем память стала подводить. Насчет Ломоносовского порта — ничего не могу сказать. Какой-то есть порт, но я там проездом был один раз. Принимал благотворительный груз. Для раздачи пенсионерам продуктов. С Мальты контейнер пришел. Мы все раздали, честно.
— А как насчет квартир, которые вы адмиралам якобы дарили? Из штаба Ленинградской военно-морской базы (ЛенВМБ)? Тоже в рамках благотворительности? И тоже забыли? А если повспоминать? —
Следователь раскрыл дело: бумага из ЛенВМБ с просьбой о передаче в собственность командира трехкомнатной роскошной квартиры была направлена на имя полковника.
— Как объясните?
— Не помню такого! Мало ли что кто писал. Найдите мой ответ, резолюцию с моей подписью. И экспертизу сделайте. Но я все равно не вспомню. Кстати, мне пора на работу. Еще вопросы есть?
Полковник тщательно подготовился. Он не блефовал, квартиры выделялись по его устному распоряжению, но договор готовили двое подчиненных полковника: юрист и финансист. Оба умерли на этой неделе. В страшных мучениях. Сначала почувствовали себя неважно, вечером потеряли сознание, в реанимации подключили к аппаратам искусственного дыхания, кома, отказ почек, печени, множественные язвы на теле, остановка сердца, отек легких. Нервнопаралитический яд. Сразу стало известно следственной группе — свидетели были ключевые, важнейшие. Вышли на Москву, организовали транспортировку обоих в Военно-медицинскую академию, подключили токсикологов. Похоже на зарин, но не зарин. Неизвестный яд нервнопаралитического действия, но антидот неизвестен. Атропин не работает. Вообще ничего не выявляется при анализе. Какие-то соединения фтора на спектрометре, но вовсе не факт, что это следы яда. Может, удобрения на морковке, может, курочка с зернышком склевала пестицид, а потом несчастный главбух яичницу скушал…
Полковник достал из внутреннего кармана блокнотик и авторучку. Аккуратным таким жестом. Не задевая пиджак. И написал: «Давайте выйдем в коридор, а то у вас, я знаю, тут все прослушивается, микрофонов куча. Есть информация важная». Следак жестом пригласил полковника на выход. В коридоре тот начал гнать какую-то пургу с умным видом, мол, если надо, то кое-что вспомнить можно, но сначала гарантии мне и в обмен компромат на Мирилашвили. Да, и сотовый телефончик мне свой напишите, вдруг чего вспомню. И протянул блокнотик следователю, внезапно вытянув руку в сторону и опустив ее так, чтобы следак нагнулся. Разница в росте у них была большая: полковник маленький, метр в кепке на коньках, а следак — дылда под два метра. Когда тот стал наклоняться, полковник развернулся боком и невзначай подставил плечо махрового пиджака, так что следователь коснулся его запястьем. И сразу отодвинулся. Следак подписал пропуск на выход с омерзением и досадой, и полковник очень быстро засеменил по коридору.

Открывая дверь в кабинет, следователь споткнулся о порожек и рухнул лицом вперед. Руки-ноги не слушались. Спина не сгибалась. Лицо мгновенно парализовало. *нецензурная брань*, яд! Он же был пьяный, кто же на допрос пьяным ходит? И теплый пиджак! Надо выползти. Как-то изловчился, выкатился в коридор, толкнул головой дверь к товарищу. Водки! Водки, много водки, лейте в меня! И накройте теплым! Опер бросился к сейфу, схватил пузырь, свернул пробку и стал вливать в следака теплую дешевую водяру. Сорвал со стены китель, накрыл, потом плед, потом прибежали из соседнего кабинета. Полтаве только не говорить! Ну это все и так знали — Полтавченко, тогдашний начальник налоговой полиции, не только «Русское видео» создавал, когда в Выборге начальником УКГБ был, но и с Мирилашвили вась-вась. Везите его домой! Потащили парализованного в машину. По дороге лили в рот водку. Из него лилось отовсюду — сопли, слюни, понос, рвота. Три дня лежал. Оклемался. Сильный паренек. Полтава так ничего и не узнал. Было у ребят подозрение, что он огорчился, когда следак через неделю вышел на службу.

конец

Вначале приезжали ФСОшники. Трое. Какие-то замызганные, видимо этот объект государственной охраны считался отстойным. У них он назывался "302-прим". Почему? Да 302 был тогда Ельцин. Сейчас, наверное, Путин под этим номером. А Медведев какой? Да хрен их разберет! Но вроде "прим" — это у них бывший президент. А номер присваивается навсегда, как погоняло на киче.
ФСОшники интересовались у меня, откуда вода для объекта, чай, печеньки. Я всегда покупал продукты в финском магазине SIWA и не распаковывал их до проверки, так просили. ФСОшники знали, что я типа грамотный и не выпендривались. Объект приезжал на мерседесе из их гаража. Комфортабельном и пожилом. За полчаса возле студии парковалась скромная "вольво" в гаишной ливрее. Это были тоже охранники, переодетые в ментов. Если в Москве живете или бываете, то такие "гаишники" всегда пасутся возле Кремля. Как настоящие.
Объект поднимался на четвертый этаж, балагуря и вспоминая имена моих помощников. Память у него феноменальная. Я как-то спросил: а что за мнемотехника у вас? Как это получается? Вы ведь запоминаете имена совершенно случайных, неважных людей?
- Митя, я все-таки с людьми работал всю жизнь. И с юности научился - слышу имя, сразу повторяю бесконечно, пока не впечатаю в память. И тебе советую. Поначалу сложно, потом привыкаешь.
Мне действительно было сложно. Да и что греха таить - до сих пор сложно. А Митей он стал меня называть, спросив, как меня родители в детстве называли. "А меня вот Миней звала мама. Ну а Мишей уже потом папа стал называть. Хороший человек был! Я хотел сына в его честь назвать, не вышло, назвали внука..."
Объект 302-прим всегда хотел нравиться людям. Профессионально. И одно время у него это получалось. Первый раз я поймал его в Петербургском университете после лекции. Это был 1994-й. Подошел, попросил минутку разговора. Путин, сопровождавший его по протоклу от мэрии, сказал: "Это наша типа телезвезда. Вам может быть интересно, его многие смотрят." Я сразу позвал его в прямой эфир. Он спросил адрес и время. И благосклонно похлопал по плечу, мол, жди! За полчаса до эфира он не появился. И за десять минут тоже. Я понял, что нужно ставить "консерву" - записанную программу. И поехал в правительственную резиденцию К-5 на Каменный остров, где Объект 302-прим изволил остановиться. Хотя кто его спрашивал о желаниях. Охрана позвала начальника аппарата Кувалдина.
- Вы чего, мужики! Мы же договорились, что приедете в 8 вечера!
Кувалдин посмотрел на меня, как на провинциального дурачка и молвил:
- МЫ не договаривались.
- Но разве мало ответа "да"?
- Ну вы забавный молодой человек, правда! Поймите, он никогда не говорит "нет", он всегда говорит только "да". Его ведь так и называли: "Мистер ДА", он ничего не делает и вообще сразу забывает. Это стиль. если надо о чем-то договориться, связывайтесь со мной, вот визитка.
Я, конечно, слегка обалдел, но понял. Это было новым явлением для меня и кое-что отвечало на мои внутренние вопросы. Кувалдин открыл мне истину: он просто болтун и его слово ничего не стоит. Я потом много таких видел. Путин тоже такой: за словом в карман не лезет, но при этом слова по части Пескова, а дела по части прокурора. Ну или какого-нибудь коллективного Бортникова-Золотова.
- Раечка, смотри на эту штуку, за которой паренек в свитере, это твоя камера, она тебя снимает. А вот эта, где мужчина в очках - меня. Ты на нее не поворачивайся.
- Я не вижу, Мишенька, совсем не вижу свитер.
- Ничего, он сейчас отошел, вернется, когда начнут съемку. Камеру видишь? На нее смотри.
Они и вправду были как попугайчики-неразлучники. Все время поправляли одежду друг на друге: она ему галстук, он ей брошку и платочек на шее. Это было трогательно. Но Раисе Максимовне было действительно плохо. Она выпадала из реальности, замирала и становилась похожей на восковую куклу. У нее были последствия инсульта, и лучевой болезни, полученной в Чернобыле. И проблемы с сердцем. Горбачев шепнул мне: "не мучай ее, она не в форме, меня сколько угодно можешь!"
Это был предвыборный эфир накануне президентских выборов 1996 года. Я был к тому времени уже неплохо знаком с Горби, он участвовал в моей программе "Вавилон" раз семь с 1994-го. Ему нравилось отвечать на звонки зрителей в прямом эфире, мы их не фильтровали и вопросы, конечно, были злые. Горбачева откровенно не любили. А мне он был симпатичен. Президент СССР, несуществующей страны, переживший свою эпоху. Один из самых известных людей мира. Мистер Вчера.
Я двоих таких знал - Булата Окуджаву и Горби. На последнем концерте Булата вначале люди стояли в проходах, лишние билеты спрашивали у входа, спекулянты продавали их втридорога. А потом, когда Окуджава отвечал на записки и сказал, что искренне верил в свою "комсомольскую богиню" потому, что был, как и все "обманут советской пропагандой", люди стали уходить. И аплодировал ему уже полупустой зал. Почему уходили? А стыдно становилось. Врал человек, вот и стыдно. Видимо это такая самозащита: говорить красивую витиеватую ложь. Горби тоже всегда врал. Он мог упоительно делать это часами, наверное, сутками мог бы, да эфир у меня был всего полтора часа. Но мне тоже было неуютно: это как кто-то пукает в лифте и все переглядываются и смотрят на тебя...
- Ты злобная гадина, подонок меченый, такую страну развалил, сатана! - несся в эфир голос бабули из Колпино, - Антихрист!
- Как же вы, Алевтина Мироновна, не понимаете: президент СССР страну не разваливал! Президент всегда выступал за заключение нового союзного договора! Мы намечали 20 августа собраться вместе и подписать...
Далее крутилась обычная пластинка. Долгоиграющая. Про Ельцина и Беловежскую пущу. Я ее знал наизусть. И эта манера говорить о себе в третьем лице откровенно бесила. Горби, как профессиональный пожарный, заливал пеной слов любую искорку правды о том, что происходило в Форосе в августе. ГКЧП был и навсегда останется его ахиллесовой пяткой: на даче его никто не арестовывал и не запирал, он, видя свой грядущий провал с союзным договором, организовал самозаточение.
Каждый раз он уходил от этой темы, что публично, что за стаканчиком виски тет-а-тет. Самый простой вопрос вызывал у него очередное голосовое извержение, словно воду в унитаз спускали и смыслы уносились в канализацию болтовни.
Горбачев умудрился не просто похоронить СССР, но и укатать свою политическую карьеру, предоставив возможность Ельцину и его окружению выхватить власть из слабеющих трясущихся рук тупого советского аппарата. Но при этом сохранить свой личный бренд, оставшись в глазах мира "самым добрым русским". И заработать на этом немало. Говорят, что только пицца-хат заплатила ему 7 миллионов долларов, Луи Виттон чуть меньше, а насчет гонорара от австрийских железных дорог я не слышал ничего. В середине девяностых за лекцию в американских университетах Горби брал по 200 тысяч зеленых. В нулевых уже побольше где-то на четверть, но и здоровье стало уже не то, операции на позвоночнике, месяцы восстановительной терапии. Сейчас он почти не ходит сам, пользуется коляской, встает на ноги только при помощи охранников. Диабет тяжелый, да и старенький он уже: почти девяносто лет. Пьет только пиво с другом Лешей. Венедиктов который.
Как-то после очередного выступления в моей программе, я предложил Горбачеву выпить на камеру. Ну для стеба - ведь многие помнят его антиалкогольную кампанию.
- Водку не буду, а вино - отчего не выпить хорошего вина с хорошим человеком!
- И я могу это в эфире показать?
- Конечно! А что тут такого. Почему Горбачев не должен пить?
И выпил ризлинга из бутылки, которую сам принес мне в подарок. Вот ведь человек без комплексов! Еще и сказал при этом: "Какие все-таки идиоты были! Лигачев и компания, а?! Ну как виноградники можно было вырубать!"
Я тогда в первый раз понял, что Горби вообще не считает себя ответственным ни за что. Вот такое мЫшление. Мне очень важно было понять для самого себя историю с Чернобылем и первомайской демонстрацией в Киеве. Что это было - чудовищная глупость или подлость? И недавно, смотря эйчбиошный сериал, я вспомнил свои разговоры с Горби. В какой момент он осознал всю апокалиптичность произошедшего?
- Первые сомнения в том, что авария локальная и легко устранимая появились после сводки мировых новостей, которая включала сообщение о радиоактивности в Скандинавии. Но мне докладывали - все под контролем, все локализовано, выброс минимален, опасности для других городов нет. Это потом мне показали правдивую картину, уже в начале мая. Если бы я знал, что радиация такая сильная, неужели бы не запретил демонстрацию. Мне все говорили - изотопы есть на почве, но немного. Кстати, ведь мы с Раисой Максимовной потом под саркофаг заходили, облучение получили!
Сейчас трудно в это поверить. Но это правда: генсек ЦК КПСС был плохо информирован. Жил в иллюзии благополучия. И совершенно не понимал экономику. Он не понимал, что его реформы убивают не коммунизм, а управление хозяйством, уже вымотанное застоем. Система власти в СССР была скверная - наверх не докладывали о реальных проблемах. И только Матиас Руст со своим самолетом да Чернобльская АЭС показали всему миру коррозию на опорах режима. Горби был шестидесятником: был леваком и не понимал главного: социализм с человеческим лицом возможен, если его строят люди, а не свинорылые монстры. Впрочем, это касается любого политического строя.
Второй вопрос, который меня всегда волновал: почему Горби решил реформировать страну по польскому варианту, а не по китайскому? Уж коли ты марсксист, то зачем весь этот тюнинг? Зачем он понижать статус КПСС и фактически отменять идеологию, на которой столько лет держалась советская империя? Публично он на этот вопрос не отвечал нормально, испуская, как потревоженная каракатица, чернильное облако словесной мути. Но наедине был чуть откровеннее: китайская модель не годилась из-за полной деградации партийного аппарата. Воровали. Страна была слишком большая и разнообразная. В идеологию никто не верил. Партию надо было отодвинуть от власти. К середине восьмидесятых уже было ясно: существующая модель управления не вертикальна, а горизонтальна. Ничего приказать из Москвы нельзя, любая команда увязнет в вопросах госплановских фондов. Республики Прибалтики хотели от Москвы только денег. Наверное, как сейчас Чечня. Средняя Азия была управляема за право каримовых и ниязовых осваивать фонды и бюджеты. Кавказ был сплошной дырой. Но самое главное - не было возможности опереться на армию, не было аппарата для репрессий, не было образа будущего, в коммунизм ни один человек не верил. И прежде всего сам Горби. И армия была опасна: генералам доверять было нельзя. Лебедь приехал блокировать Белый Дом во время путча и тут же перешел на сторону Ельцина.
Ладно, спорить бессмысленно, да еще и сослагательное наклонение в истории вроде как дурной тон. Но почему Горбачев не отправил Ельцина на дипломатическую работу? Почему сделал из него символ оппозиции? Почему вообще шаг за шагом допускал ослабление своей власти? Зачем организовал свободные выборы и ослабил цензуру? Ну вопрос интересный, особенно сейчас, кстати: Навального оросить средством для овоществления может каждый майор в его окружении, но почему-то степ-бай-степ из него делают альтернативу Путину, черти!
Горбачев опять мутит. Демократия, революция, человеческое лицо... Ельцин - выскочка и авантюрист, но его поддержал народ, а это главное! Прямо спрашиваю: а не хотел ли он таким образом создать опору для своей власти, сформировать новые сословия, для которых только он может оставаться гарантом? Горби что-то говорит про интересы трудящихся, но не отрицает. Видимо действительно хотел. А почему он выпустил на волю всех воров в законе? Чтобы создать параллельную систему контроля? Но как?
Михаил Сергеевич врет, что не имел к этому никакого отношения и подобных распоряжений не давал. Ну ладно, может запамятовал. Не может же он сказать мне прямо и честно: ворами гораздо проще манипулировать, чем секретарями обкомов и горкомов. Тем более, что с "законниками" традиционно работала военная разведка, не менты и не КГБ. И в условиях экономического освобождения страны, разрешения частной инициативы и прочего кооперативного бардака кто-то же должен что-то контролировать. Горби сам в юности работал на КГБ и понимал, что конторе доверять нельзя в принципе. Кстати, ему дважды предлагали перейти из партаппарата на работу в КГБ, но он наотрез отказывался. Почему? Чувствовал, что это не его. Не любил.
Был ли он агентом западных спецслужб? Наверное, был окружен агентами, но сам - нет. Иначе отдал бы ядерное оружие, ибо какой смысл западу сохранять ядерные силы у России, если можно сделать огромную буферную зону между Европой и Азией, нейтральную страну - рынок сбыта всего и вся! Конечно, я не спрашивал Горби об этом. Но кстати, Буш тоже был не орел, мог и лохануться... Есть, кстати, легенда, что американцы в годы правления Горби каким-то образом так хитро внедрились в систему управления ядерными пусками, что сделали ее полностью нерабочей: любая попытка запуска ракет или вмешательство в систему запуска сразу приведет к полному уничтожению ядерного потенциала РФ и все российские лидеры это знают: ну что стоит только захотеть Штатам, РФ будет радиоактивной пустыней, а ответа быть не может, ибо система существует только для надувания щек и потенциирования западной экономики: мол, надо же с чего-то кормиться политикам, а военно-секретные дела -лучшая кормушка.
Но главный мой вопрос задавал много раз - про Форос, ГКЧП и осаду резиденции "Заря".
Поначалу он говорил, что связь ему отключила КГБ. Ну ладно, поверим. Но откуда же он знал о происходящем в стране?
- У нас был такой маленький красный транзисторный приемник, - говорит Раиса. - мы его с Михал Сергеичем купили в Лондоне. Вот по нему мы слушали БиБиСи.
О, как! Удобно им там было в Форосе. Горби понимал, что в случае подписания союзного договора все "президенты" сцепятся за бюджеты и в этом святом бою Ельцин его попросту размажет, что его рано или поздно с позором выпрут из Кремля, раскритикуют его неумелые реформы и все кончится развалом нового союза и кровопролитием. И Горби создает конфликт между "демократами" и "ястребами", чтобы посмотреть на чьей стороне сила. Просто отключает в кабинете резиденции ЗАС (засекречивающую аппаратуру связи); никаких войск вокруг объекта "Заря" не было, кроме охраны из "девятки КГБ" (нынешнее ФСО). Военные корабли в бухте стояли всегда, когда генсек приезжал отдыхать, а средств связи было предостаточно - в помещениях обслуги работали телефоны, у охраны была своя радиосвязь, а в лимузинах-членовозах, стоявших в гараже, была вообще ВЧ спутниковая телефония: звони куда хочешь!
Единственное, что правда - борт с "ядерным" пультом улетел в Москву к Янаеву, который исполнял обязанности президента СССР. Я спрашиваю Горби - а почему бы было не воспользоваться связью из машины? Он опять про злобное КГБ. Я опять спрашиваю. Он на голубом глазу продолжает гнать пургу, как снежная пушка на горнолыжном курорте. И я спрашиваю Раису. А она отвечает: "Мне ведь плохо стало, микроинсульт. Михаил Сергеич со мной все время в комнате был, он в гараж пойти не решался, очень за меня тревожился, оставить одну боялся. А доктор сказал, что мне вставать нельзя. И у Михаил Сергеича нога болела. И спина."
Вот же черти! Врут, как дышат! Никуда он и не собирался звонить, пока маленький красный приемник не скажет голосом английского диктора - кто победил. Это он такой тендер организовал. Если ГКЧП сумеет удержаться несколько дней, они схватят Ельцина, Собчака, остальных баламутов. И расстреляют к чертям весь Верховный Совет РСФСР. И Горби въедет в Москву как диктатор. А если не удержатся, то значит Ельцин на себя вытянет все одеяло и он, Горби, умоет руки и уйдет спокойно на пенсию. Ни в чем не виноватый.
Я всегда думал: дурачок он или прикидывается. И в 1996 году на том предвыборном эфире спросил наедине:
- Зачем вам эти выборы? Ведь проиграть Ельцину в вашей ситуации скверно. Вы наберете максимум 10 процентов! (не мог же я сказать цифру 3, именно столько Горби мог максимум собрать в лучшем случае)
Горбачев посмотрел на меня, как на умалишенного.
- Митя, я тебе уже говорил - нельзя верить "конторе"! Это гэбешники там подлости подстраивают в во всяких социологических группах. Я наберу минимум 30, а если выйду во второй тур, сделаю Борьку раза в два.

Мы пошли в студию прямого эфира. Была пятница. В воскресенье на выборах кандидат Горбачев набрал 0,3 процента голосов избирателей. А я до сих пор его люблю. Врун, жулик, безответственный политик и авантюрист, а вот милый человек: такое говно на поверхность вывел! И как мило поет романсы памяти Раисы Максимовны! Единственный хан орды, не продававший ярлыков на сборы податей, придумавший другой способ заработка: торговлю своим брендом оптом и в розницу. А может мне просто понравилось, что он называет меня Митя. Как мама...
конец

Было это году так в 2006. Где-то около Тверской, но с видом на Башни Кремля, стояло четырехэтажное здание из красного кирпича. В советское время там был комбинат питания номер один. Ну, в Кремле есть столовые и буфеты. Причем немало. Помимо тех, в которых столовалось Политбюро и которые принадлежали 9-му управлению КГБ СССР были другие, для клерков уровнем ниже завотделом ЦК. И эти столовки снабжались продуктами и полуфабрикатами из того самого комбината номер один. Работали там старые проверенные кадры. Говорят, комбинат курировал Микоян и все иллюстрации к легендарной Книге о вкусной и здоровой пище делались на комбинате. Как и рецептура. Все оборудование там было американское, заказанное наркоматом пищевой промышленности после войны: какие-то суперлинии по консервированию и упаковке, колбасно-сосисочные машины и даже своя крафтовая пивоварня. Правда, к 2006-му вся эта машинерия устарела, как граммофоны и телеграфные аппараты, но, черт побери, работала!
Тут есть один интересный нюанс - принадлежал этот комбинат не Управлению делами ЦК КПСС (иначе его бы автоматом передали в госсобственность), а Тресту столовых Москвы. Говорят, что это пролоббировали секретари горкомы КПСС Москвы, чтобы самим получать оттуда продукты - икорочку, балычок там, всякие сервелаты-дефициты. В общем, когда грянула приватизация, комбинат смог стать акционерным обществом на ваучеры сотрудников.
А еще у комбината был директор. Назначенный еще Микояном. Довольно пожилой, но ушлыыыый! Был он армянским евреем и звали его вроде бы Давид Абрамович Кацельсян. Или как-то очень-преочень похоже. И был у него золотой зуб спереди. Короче говоря, Давид Абрамович знал толк в общепите и номенклатурных играх, поэтому не стал впускать к себе всяких инвесторов, крыши и все остальное. Жил себе на дачке в Валентиновке, дружил с генералами, в начале девяностых подкармливал стариков из КГБ, снабжал столовые Верховного Совета, обслуживал банкеты в Кремле. Не бедствовал комбинат в последние годы советской власти, да и после ее кончины тоже не разорился - все-таки рецептуры отлажены, подсобные хозяйства по всей России поставляли рыбку свежайшую, мясо хорошее, муку правильную и молочко. Был даже у Давида Абрамовича свой авиаотряд - два самолета ЯК-40, грузовых. Для оперативной доставки икры из Астрахани и рыбы из Кызыла, водившейся в горных озерах Тувы. Но самолеты в 95-м году пришлось продать - нерентабельно оказалось.
Товарищ Кацельсян был мужчиной корпулентным, то есть в теле и с пузиком. Как Винни-Пух. И ручки-ножки коротенькие. Лысый, но с усами, как у маршала Буденного. Весил килограммов 160 и голос имел ласковый, вкрадчивый. Всегда по утрам, запыхаясь, обходил цеха, разговаривал со своими "девчатами". Их было немного - сотня, не больше. И лет им было уже немало - Давид Абрамович не одобрял молодые кадры, предпочитая доверять работу пенсионеркам: отставницам кремлевских кагебешных столовых, своим выпестованным поварихам-технологам, их родне. На работу туда попасть было ой как не просто, с улицы никого не брали. Но вот случилась засада - потребовалось вести коммерческий документооборот и пришлось взять сына одной из ветеранш - разбитного парня лет тридцати на должность заместителя по коммерческим вопросам. Звали его Антоша и директор ему ничего не доверял, кроме подготовки бумажек для банка, налоговой и таможни. Как вообще можно доверять человеку, которого не знаешь лет двадцать!
Антоша был парень шустрый и полюбился коллективу. Все скакал, перемещался только бегом, глаза блестят, всегда в улыбке, кудрявый такой, загорелый! И с ноутбуком вечно, а на крышке белой светящееся яблочко, сбоку надкушенное. Как в американских фильмах актер. И все норовит комплемент отпустить ветераншам: "Ой, как вы сегодня чудесно выглядите!", "Ой, какие у вас красивые сережки!" В общем, галантный был. Всем вопросы задавал каждый день, просил рассказать про технологию, про рецептуру. И как у него сил и времени на все хватало! Директору это не понравилось. Как-то на даче зашел к соседу-генералу: "Слушай, Семеныч, а пробей-ка этого паренька, зама моего, поглубже. Ну не просто обычная проверка, ее уже проводили, а там с наружкой, с прослушкой, как вы умеете. Генерал, аж помощник самого директора ФСБ, только кивнул, мол, надо — значит, сделаем, только тссс!
Через месяц пришел к соседу-директору. Молча положил листок, написанный им самим от руки: "Парень мутный. Трется в ночных клубах, много женщин, много сомнительных связей с бандитами, нюхает кокаин каждый день, причем тратит на него явно немало, имеет две машины - одну для рабочих дней, другую на выходные. Та, что не для работы - дорогая иномарка, японский джип Тойота-Лендкрузер. Самое главное: переговаривается по сотовому с тремя сотрудницами Комбината, предлагает продать ему акции. Дает огромные деньги: по 300 тысяч долларов за акцию и это выше рыночной цены. С одной поварихой, по фамилии Терентьева мутят они договор дарения, так как продать акции твои нельзя просто так, нужно сначала предложить другим акционерам. Гони его взашей, Давид Абрамович, нехороший человек!"
Директор прочитал внимательно и молча, генерал взял листочек обратно, свернул трубочкой, поднес зажигалку, и когда черные хлопья горелой бумаги упали в траву, как осенние листья, тщательно растоптал их изящным английским ботинком. Был сентябрь. "Какие яблоки у тебя в саду, сосед! Крупные уродились! Белый налив?" "Да, Семеныч! Повезло с погодой!" Постояли немного еще, поболтали, и генерал вальяжно направился к воротам. Директор, переваливаясь, как мультяшный медвежонок, засеменил к крыльцу. "В понедельник вызову и выгоню на хрен! Какие все мерзавцы! Ну, подумать только! акционером хочет стать, гнида! Хрен ты у меня что получишь, у нас если какая паршивая овца найдется в стаде, то навалимся всем коллективом на нее, и она мигом скиснет!" Действительно, когда акционерное общество создавали, то четко договорились: 75 процентов акций у директора, 25 у коллектива. Давид Абрамыч знал - одна только земля под комбинатом стоит не меньше ста миллионов долларов - целый гектар в самом сердце Москвы! А может и еще больше! Цены-то растут с каждым днем! Желающих много! Не, не продадимся!
В понедельник вызвал Терентьеву в кабинет. А секретарша говорит: "Мария Петровна на работу не вышла сегодня, приболела, может?" "Звони ей домой, вызывай ко мне кадровика, ох и лапоть я, ох, раньше надо было думать, ох, старею!"
Кадровик, бывший полковник КГБ, тоже, кстати, из кадрового управления, щелкнул каблуками молча вытянувшись на пороге. "Быстро разыщи мне все про нашу Терентьеву из колбасного цеха! Срочно! Все, что есть! Найди ее хоть под землей!" И едва кадровик начал с легкостью старого служаки поворачиваться через левое плечо, в кабинет директора влетел Антоха. "Как хорошо, что я вас на месте застал! Я тут заявление принес, увольняться хочу. Отпустите, Давид Абрамыч? Место хорошее предложили!"
Директор оскалился, как зверь, покрылся пунцовой краской, обычно чуть желтоватые белки глаз стали красными. Схватил со стола пепельницу, швырнул Антохе в голову, но тот увернулся. "Пошел вон, гнида подзалупная! Чтобы ноги твоей здесь не было! Я тебя в Москве в любой конуре достану и раздавлю!" Когда он кричал и гневался, его ласковый еврейский выговор менялся на армянский акцент. "Убирайся, пес!"
Антоша скривил гаденькую улыбочку: "Зря вы так. Я все-таки акционер!" И спокойно вышел из кабинета. Когда начальник отдела кадров сказал Кацнельсяну, что по полученным им сведениям Терентьева еще в воскресенье вылетела в США по выигранной ее сыном грин-карте, Давид Абрамович потерял сознание. Это был гипертонический криз, скорая из Кремлевской больницы подлетела буквально через пять минут, и доктор мгновенно вколола внутривенно какой-то препарат. Вынесли директора с трудом на носилках вниз. Видели это многие. Огромное пузо, колыхаясь, свешивалось с носилок, которые тащили четверо здоровых охранников комбината. Кадровик провожал носилки, как гроб. Со скорбным лицом. До самого распахнутого нутра реанимобиля.
Оклемался директор комбината через недельку. Обошлось без инфаркта. Сделали шунтирование, качественно. Сказал хирург, что похудеть точно надо, а так - все в порядке. Ну и поехал наш Давид прямо на работу. Собрал сначала всех доверенных. Потом вышли в народ, после смены собрали в актовом зале собрание. Объяснил Кацельсян ситуацию: мол, виноват перед вами, родные! Лоханулся. Пригрел змею. Точнее сразу две. И если кто хочет продать свои акции, то купим. По самой хорошей цене. Ибо можем себе позволить. Под "мы" он подразумевал себя. За годы коммерческого вольного плавания акционированного комбината он накопил немало. На десять миллионов долларов у него было золотишко в слитках, дома на госдаче хранилось, еще двадцать пять в банке правильном лежали, где, говорят сам Путин депозит имеет на Людмилу оформленный, вполне легальный, с зарплат и гонораров. Ну и что-то еще заграницей было, на Кипре. Мелочь какая-то, миллионов пять. Не доверял он Кипру. Не советовали ему соседи по даче, да и друзья: типа, Кипр - шляпа. Всякое там может случиться, ненадежные они, киприоты.
И сказал тогда директор коллективу своему, узкому, доверенному, проверенному: "У нас утечка одного процента акций в поганые бандитские руки. Ну и что? Контрольный пакет у меня! Блокирующий - у вас. Владеем мы богатствами несметными! Но разве мы продешевим? Им, врагам подлым, нужно скупить у вас все акции, чтобы хоть что-то смочь сделать! И то не факт - друзья у нас с вами серьезные, голыми руками не возьмешь! Я тут поинтересовался у людей, говорят, такая эпоха наступила - рейдерские, говорят, захваты в моде. Но как они смогут нас одолеть, эти как их, рейдеры, понимаешь! Никак. Мы - семья!" Тут зал зааплодировал. Все встали и хлопали. И все понимали, что у них в руках - несметные богатства, и каждый день их сокровища растут в цене. Они, наверное, тогда ощущали себя командой пиратского корабля, эти тетки из кремлевского комбината, плывущие по волнам путинской России на самом надежном корабле, на котором капитан Давид Кацельсян, весь в белом с подзорной трубой, на мостике прокладывает верный курс, минуя айсберги и рифы к светлому будущему, когда акции у каждой из них, проработавших всю жизнь на комбинатовских древних американских линиях, будут стоить по миллиону долларов. А ведь это круто - миллион долларов! Это же мечта жизни, это ведь жизнь прожита не зря!
Вы когда-нибудь имели свой миллион долларов? Я имел. Интересное ощущение. Волнующие. Но на самом деле из миллиона очень трудно сделать полтора или два. Гораздо проще сделать сначала пол-миллиона, потом четверть, а потом потратить остальное. Потому что если ты не умеешь делать деньги, то это судьба. А потратить - много ума не надо. Я потратил. Ну и ладно, заработаю еще. А вот тетки те, поварихи и технологи, инженерши и бухгалтерши, отставные гэбешницы и микробиологички из лаборатории, - они не понимали, что быть миллионершами, означает, прежде всего, умение сохранить и преумножить, а не просто получить и потратить. Но речь не о том. Просто счастливы они были, как апостолы, уверовавшие в жизнь вечную. И в свою причастность к чуду. И смотрели на Давида Абрамыча сквозь наворачивавшуюся слезу, как на Мессию. И все согласились, что меньше, чем за миллион долларов свою акцию не отдадут каким-то рейдерам. А Кацельсян правильно рассчитал - сто миллионов рейдеры не потратят, ибо нужно будет потратить еще триста, чтобы выкупить его, директорские акции. А столько комбинат не стоит. И все вроде успокоилось. Взял наш директор еще одного зама - по безопасности. Как раз генерал-сосед в отставку ушел. Положил ему оклад сказочный - целых пятьдесят тысяч долларов в месяц, причем не официально, а из своих кровных. И воцарился порядок на целых четыре месяца. Это были лучшие дни комбината. Все смотрели на Давида Абрамовича с восхищением, а он - с любовью отеческой. Идиллия! Но была у Кацельсяна дочка. Ева. Тридцати лет, красотка, тоненькая, изящная, с узкими запястьями и щиколотками. Огромные черные глаза в папу и длинные кудрявые волосы в маму. И носик с горбинкой, губки пухлые, осанка горделивая. Породистая девушка. В Еве Давидовне папа души не чаял. Но не то, чтобы все позволял, поощрял всякие безобразия и глупости, нет! Он ведь ушлый был, умный и все такое. Видел и чувствовал людей и ситуации. Воспитывал, рассказывал, учил. Они жили вдвоем, жена умерла от рака печени, когда Еве было всего пять лет. Короче, закончила Ева МГИМО, вышла замуж за хорошего умного еврейского мальчика, но случилась беда - он погиб в аварии. Причем, сам и был виноват. Так они и жили с папой вдвоем - старый вдовец и молодая вдова. Ева устроилась переводчиком в МИД и надеялась сделать карьеру - папа хлопотал ей место в российском посольстве в США и хлопоты оправдались: через полгода ему обещали должность неплохую, перспективную и сытную. Не ему, конечно, а дочке Еве, но на самом деле, конечно, ему. Ева одевалась в ЦУМе. Ну, так, для себя. На работу в МИД ходила скромно, без выпендрежа, даже сумочка у нее была какая-то дешевая, евро за 300. Но пообедать с подругами в "Пушкине" или в рыбном "Порто", Ева старалась "при параде". И однажды в воскресенье днем в галерее ЦУМа, наполненной парфюмами и пафосом, к Еве приблизился стильно одетый красавец. "Я представитель турфирмы "Старвояж", не могли бы вы заполнить анкету VIP, нам очень важно иметь обратную связь. И мы проводим VIP лотерею. А каждому, кто заполнит анкету, мы пополняем телефонный счет на 50 тысяч рублей!". И протянул Еве анкетку на картоночке. "Фигня какая-то, - подумала Ева, - зачем я это делаю? Хотя пятьдесят тысяч рублей — это две тысячи долларов!" Мужчина был столь обаятелен, что она заполнила анкетку и ответила на какие-то дурацкие вопросы. И указала свой номер телефона. Через час ей пришло сообщение о пополнении счета. Для девушки, покупающей одежду в ЦУМе, это не показалось абсурдом. А через две недели ей позвонили из какой-то турфирмы: "Ваша анкеты выиграла главный приз - путешествие для двоих во Французскую Полинезию. Причем на частном самолете! Вы будете жить на острове в роскошной вилле целых 10 дней!"
Ева удивилась, конечно, но так, чтобы совсем. Девушка из "высшего общества" как-то привыкла ко всяким безумным вещам, типа розыгрыша Ролс-Ройса в аэропорту Дубаи. Попросила прислать информацию на е-мейл. И решила посоветоваться с отцом - все-таки обидно будет такую возможность пропустить, однако как-то странно: Таити, частный самолет... И папа, он такой недоверчивый! Но Ева сказала: "Помнишь, как мама напевала песенку?
Там на Таити,
Вдали от событий,
От мира, где Сити, туман.
Там с пальмы стройной,
Высокой и знойной,
Вниз падал созревший банан.
Там нет совсем телефонов,
Не по сезону носить пальто.
Там дел не знают, газет не читают,
Не ездит в трамвае никто.
Она так мечтала побывать на острове в океане всей семьей! Поехали!"
Давиду Абрамовичу идея внезапного отпуска показалась подозрительной. Но он так хотел, чтобы Ева, наконец, почувствовала себя счастливой, он так любил, когда у дочки горели глаза! Да и доктора советовали ему отдых у моря, без суеты! И он сказал: "Давай сюда номер телефона и письмо-приглашение, будем пробивать!"
На следующий день попросил соседа-генерала узнать про эту фирму, что за люди, реально ли такие конкурсы проводят. И вообще можно ли с ними дело иметь, странно все-таки - это же огромные деньги выкидывают на ветер! Генерал ответил быстро и прямым текстом. Контору пробили. Вроде бы наши люди, какой-то элитный бизнес мутят с арабами. Фирма молодая, действительно есть частный джет, взятый напрокат у какого-то шейха за скромную плату, шейх - инвестор. И уже возили несколько семей на Таити. Нарабатывают таким образом клиентскую базу. Волочкову вот возили отдыхать, Канделаки, дочку Потанина. И все довольны остались. Так что никакого обмана. И отель там на острове есть замечательный. А директор фирмы - дочка генерала ФСБ, мужик хороший, я с ним служил.
И старый волчара Давид Кацельсян ему поверил. А кому же еще верить, как не старому волку-соседу. Других авторитетов у него не было!
Не знал наш директор, как все обернется, даже представить себе не мог!
О том, что они с дочкой летят на отдых за счет арабского шейха, Давид Абрамович говорить на работе не стал, все-таки как-то странно, согласитесь! Но секретарша и кадровик, разумеется, знали номер его мобильного. Все в порядке. договорились созваниваться каждый день, решать все проблемы. Кадровик должен был чем-то вроде начальника службы безопасности быть, докладывать обо всем непонятном. А секретарша информировать о показателях, о балансах из бухгалтерии, о всяком таком, обыденном. И он опять взялся проводить шефа до аэропорта Шереметьево, где был VIP зал для небожителей, директор наш не любил всякую аэродромную суету, летал редко, но только через депутатский зал, ставший потом просто совсем закрытым лаунжем для кремлевских. Там его знали: буфет работал на продуктах Комбината.
Приехали рано утром. Кадровик позвонил куда-то и говорит: "Договорился, что пропустят машину прямо на поле. К трапу самолета. Встретит специальная машина, даже не надо таможенный контроль и погранцов проходить, сами приедут к джету и все организуют!"
Директор с дочкой кивнули. Ну а что такого? Они же VIP, тем более не просто важные персоны, а свои. Вот откуда в 2006 году у вполне взрослых людей была такая уверенность в своей причастности к верхам общества? Вера непогрешимая в свою избранность? Ну вроде ведь просто поставляли к высочайшим столам деликатесы. И даже не к самым высочайшим, а так, к боярским. Но неисповедима народная вера в перо жар-птицы! В то, что нет тебе равных, если царь однажды даровал тебе дворянство и имение, то никто никогда не отберет. Да, ступили они. Когда две машины - аэрофлотовский фиат с желтой мигалкой на крыше и комбинатовский мерседес с номерами ЕКХ, подъехали к стоянке джетов и остановились напротив немолодого реактивного самолетика в ливрее турфирмы "Старвояж", когда козырнул КВС, вытянувшись по струнке, когда миленькая стюардесса прямо к трапу вынесла на золотом подносе два бокала "Кристалла", когда второй пилот и кадровик стали загружать чемоданы в багажный отсек, наши путешественники растаяли окончательно.
- Ну а где твои бойцы? Кто паспорта проштампует? - спросил директор кадровика
- Сейчас, товарищ Кацельсян, сейчас позвоню, узнаю.
Переговорив минуту по мобиле, отставной полковник произнес:
- Задержка небольшая. Проверка у них приехала. Замдиректора погранслужбы ФСБ. Просят обождать. Или привезти к ним багаж и паспорта на пост в VIP зале. Давайте я съезжу, тут пять минут!
Ничего не насторожило ни Давида Абрамовича, ни Еву Давидовну. Я же говорю - в России 2006 года жили и не тужили почти все. Нефть растет, экономика на подъеме, Москва развивается, денег куры не клюют, все хотят жить сладко! И у многих это неплохо получается, главное вовремя окешиться, скинуть ненужные активы, но не прогадать, не продешевить. И Давид Абрамович, в принципе не против был избавиться от своего комбината, но не сейчас. Рано еще. Недвижимость еще не на пике, можно сорвать куш в два раза больше через год. А что какие-то мерзавцы акцию купили, то кто же им продаст еще, пока он, заслуженный работник торговли и двухкратный лауреат ордена Ленина товарищ Кацельсян на капитанском мостике в кабинете на четвертом этаже с видом на кремлевские башни! Нет, просто придется потом эту акцию у мерзавца выкупить за большие деньги. Ну и потом просто заказать его. Правда где, как и у кого заказывать ПРАВИЛЬНО Давид Абрамович не знал. Ну там разберемся. Потом. Надо будет изучить вопрос. У Лужка в мэрии много ворья трется, с руки кормятся. Подумаем, как подойти к ПРАВИЛЬНЫМ ворам, чтобы недорого было и надежно.
Директор расположился с дочкой в мягких кожаных креслах бизнес-джета. На столике стояло золотое ведерко со льдом, откуда торчала новая бутылка "Кристалла", как суриката из норки. По трапу вбежал кадровик с паспортами, Евиной сумочкой и директорской борсеткой. Попытался щелкнуть каблуками, но на мягком самолетном ковре это вышло не очень. Можно лететь, все в порядке, багаж проверен и загружен. Спасибо, товарищ Шлепко, завтра созвонимся. Удачного вам полета, Давил Абрамович и Ева Давидовна! Кадровик склонил голову в поклоне и опять попытался по-строевому развернуться через плечо и опять неудачно - самолет все-таки был низковат и тесен. Стюардесса закрыла дверь-трап. В мягких обволакивающих креслах толстяк директор и его миниатюрная дочка готовились к волшебным дням отпуска. Стюардесса наливала шампанское. Прошу вас пристегнуться и выключить телефоны! Отец и дочь одновременно нажали на кнопки своих смартфонов, самолет запустил турбины и покатился по рулежке; пассажиры не знали, что телефоны им заменили. На точно такие же, но с одной особенностью - ровно через 12 часов, смартфоны лишатся возможности звонить или принять звонок, выйти в интернет даже по вайфаю.
На земле, когда самолет взлетел, в буфете VIP зала за столиком сидели трое: пожилой генерал-сосед, кадровик и кудрявый Антоха. Они не пили радостно шампанское, хлебали минералку с напряженными лицами: операция только начиналась, самое трудное было впереди. И самое рискованное! Хотя, все должно было получиться...
Через сутки после вылета самолета из Шереметьево на проходной Кремлевского Комбината питания, а точнее ЗАО "Комбинат номер один" сотрудников встречал плакат. На ватмане. Тушью. С портретом усатого Давида Абрамовича и датами 12 июня 1936 - 30 марта 2006. И текстом про скоропостижную смерть директора. Председатель комиссии по организации похорон - начальник отдела кадров Василий Иванович Шлепко. Гражданская панихида состоится через два дня в полдень, в актовом зале. Кремация в 15 часов в Московском крематории. Траурная лента в углу плаката и две гвоздики на полочке под плакатом.
Тетки, деловито доставая пропуска, чтобы показать вахтерам, упирались взглядом в плакат и хватались за сердце. Кто-то просто оседал на пол. Кто-то начинал кричать и выть. Остальные впадали в ступор. Никто не шел в цеха, в бухгалтерию, в отдел сбыта, все скопились в проходной. Как шпроты в банке, если ее поставить на попа. Плечо к плечу. Как в метро в час пик. Никто не мог сказать ни слова, но минут через десять все-таки пополз шепот. Как это случилось? Где? Отчего? Вышел кадровик. Взял у вахтера стул, забрался на него, как Ленин на броневик. Прокашлялся и чеканным голосом произнес:
- Товарищи, наш коллектив постигла тяжелая утрата. Трудный час настал для нашего предприятия и нашего коллектива. Сердце каждого из нас переполнено скорбью. Тело нашего любимого руководителя товарища Кацельсяна Давида Абрамыча сейчас в морге клиники управления делами Президента Российской Федерации. Прощание состоится послезавтра, в субботу в полдень. Причина смерти - острый сердечный приступ. Это произошло вчера вечером в театре Табакова. Врачи сделали все возможное, но не спасли, скорая застряла в пробке. Мне доложили ночью, дежурный по больнице из нашей службы, - Тут он сделал паузу. - Из моей бывшей службы. Расходитесь пожалуйста, на рабочие места. После кремации на автобусах приедем в актовый зал, где будет накрыта поминальная трапеза. И там же проведем короткое собрание акционеров, нам нужно будет решить, как жить дальше...
Тетки стали расходиться. Все думали об одном: жаль старика, хороший был человек! Но что будет с нашими акциями? Что будет с комбинатом, теперь постылым и ненужным никому из них, если он как корабль без капитана качается на волнах и влеком ветром куда-то в сторону рифов и скал? Как выплывать? Где шлюпки? И куда грести?
И все, конечно, знали про Терентьеву, которая продала свою акцию не то за 100 тысяч долларов, не то за 300. И все вспомнили, как сначала подумали — вот же дура набитая! А вот сейчас призадумались, может и не дура вовсе!
Четверг и пятница у всех прошла, как в тумане. Только главбух позвонила своей подруге, главбуху театра, которая уже двадцать лет в обмен на черную икру по смешным кремлевским оптовым ценам снабжала ее семью контрамарками на премьеры. И спросила - правда ли, что в среду на спектакле кто-то умер? Та ответила, что вроде скорая выносила какого-то толстяка из туалета, вроде что-то к груди прикладывали, как в кино и с трудом несли носилки. И главбух уверовала. На самом деле действительно в среду вечером, не во время антракта, а посреди первого акта из кабинки туалета прямо на мраморный пол аккуратно выпал толстяк со спущенными штанами. Его звали Эдуард и был он актером из Перми. Согласился за тысячу долларов сыграть эпизодическую роль. Прямо в мужском туалете ему два шустрых продюсера наклеили огромные усы и усадили на унитаз, предварительно запихнув под рубашку подушку. Затем в туалет вдруг ворвались две тетки в халатах и стали расстегивать верх рубашки. Прикладывать неработающие электроды и звать на помощь мужчин, чтобы помочь перенести носилки в машину. Когда скорая отъехала от театра, Эдуарду выдали его тысячу и еще 200 сверху. Чтобы молчал. И билеты на самолет через три часа. Профессионалы не любят проколов и готовятся тщательно. Даже справку из морга о вскрытии нарисовали и свидетельство о смерти получили в ЗАГСЕ. Все должно быть безукоризненно. Давид Абрамович умер. На самом деле. Человек, лежащий на пляже далекого островка во Французской Полинезии, и которому красавица-дочка втирала в пузо жирный крем против солнечных ожогов, конечно, думал, что это он, дважды кавалер ордена Ленина и заслуженный работник советской торговли, владеющий контрольным пакетом акций стоимостью минимум 100 миллионов долларов. Но это был не он. Его окоченевший труп, тщательно изготовленный из воска и латекса, лежал в дорогом гробу невероятных размеров в морге кремлевской больницы. И завтра его, труп, кремируют под надрывный отходняк и помянут, не чокаясь, кремлевской водкой, которую уже завезли со склада ФСО. Ох, грустная история приключилась!
Панихида и поминки прошли по плану. Актриска из Саратова получила пять тысяч долларов за роль Евы. Она сидела у гроба и рыдала, укутанная в вуаль. Все выражали ей соболезнования, но она словно онемела, вцепившись в латексную руку куклы-отца. Ни у кого не возникло ни тени сомнения. Тем более, что и грим был прекрасный, и гонорар.
В крематории даже не подозревали, что в печку по рельсам заехало не 160 кило мертвой плоти, а солома и опилки, зашитые в мешок и обмазанные чем-то очень похожим на восковую кожу трупа. Покойники не всегда выглядят, как при жизни. А участники похорон никогда не усомнятся в истинности смерти. Тем более, главбух подтвердила - да, умер в театре. И со спущенными штанами выносили, все отворачивались смущенно.
А потом поминали. зачитывали телеграммы. От Лужкова, от каких-то коллег, соратников, ветеранов труда. На поминки приехали сотни людей. Все убивались и горевали. Хороший ведь был человек! Даже соседи по даче приехали. И среди них генерал-полковник с золотой звездочкой на груди. Когда все уже были пьяны, генерал выступил. Говорил про жизненный путь Абрамыча, про его заботу о коллективе. И предложил всем акционерам подняться в местком, где когда-то был партком и красный уголок и помещалось минимум сто человек. И тетки поплелись, утирая слезы наверх.
А там их ждал Антоха. И кадровик. И почему-то генерал. Оказывается, вчера Ева выписала ему, как другу семьи, доверенность на право выступать от имени наследницы. Выбрали секретаря собрания - главбуха и председателя - кадровика.
- Друзья, сестры, братья! - начал генерал, - мы стоим перед трудным выбором. Комбинат возглавить некому. Нам нужно сейчас сплотиться: кругом рейдеры, враги, либералы! Мы должны консолидироваться! А для этого нам необходимо срочно сплотить свои акции! Мы должны сейчас не рисковать своей собственностью, а вручить единый пакет акций одному лицу. И я предлагаю прямо сейчас передать свои акции Антону Григорьевичу. И возложить на него обязанности временно исполняющего обязанности.
Все онемели. Как? А деньги? Но слово взял Антоха:
- Тут, среди нас есть нотариус. Давайте срочно оформлять, время не терпит! Расписку мы всем выдадим, что семья, то есть Ева Давидовна, после вступления в право наследства и продажи комбината инвесторам по максимальной цене, обязуется вам выплатить по 100 тысяч долларов. А сейчас вы подписываете бумагу, что продаете акции по одному рублю мне.
Тетки любили Антоху, он ведь такой милашка! И генерал-полковник со звездой, то и дело размазывающий по щетине скупую слезу доставлял естества. Все согласились. Вообще все. И все подписали и расписались в получении одного рубля. Акции по договоренности, хранились в сейфе директора (так подсказал кадровик после дезертирства Терентьевой), ключ был у секретарши, она тут же, в пьяном бестолковье поплелась в кабинет и принесла папку с акциями. Антоха их сложил в портфель. Кадровик и главбух подписали протокол собрания. Принесли еще ящик водки и какую-то закуску. Стали снова поминать. Утром, когда двери проходной штурмовал спецназ ФСБ, сопротивления бойцы не встретили: по всем коридорам и кабинетам спали вусмерть бухие сотрудницы комбината. Следователи даже не смогли никому показать ордера на обыск. Просто вломились в бухгалтерию и вынесли все финансовые документы, компьютеры и сейф из директорского кабинета. Оказалось, что директор и главбух - мошенники. Они в бытность Антохи замом подписали какие-то векселя, которыми гарантировали оплату какого-то сырья на 10 миллионов долларов, но сырье отправили не на комбинат, а на экспорт, в таможенных документах написали, что это отходы в виде костной муки. И доблестное управление "Э" это дело пресекло. Комбинат опечатали и поставили бойцов для охраны. Возбудили уголовное дело. Впрочем, вскоре закрыли за ненадобностью: главбух скончалась от внезапного инфаркта.
Вы спросите: а чем все кончилось? Смотря для кого? Ева вышла замуж и не поехала в Америку. У них с Антоном двое детей, живут на даче, приватизировали ее. Антоха завязал с кокаином. Ну не совсем, конечно, раз в неделю шмыгает. Но дома. По клубам не шоркается, несолидно для такого богатого и успешного бизнесмена. На месте комбината - отель. Его совладелец в прошлом был генерал-полковником ФСБ. Тетки создали что-то вроде союза обманутых акционеров, нашли хорошего адвоката, тоже из бывших полковников. Уже двенадцатый год судятся, дошли до Президиума Верховного суда. Директор отеля - господин Шлепко. А Давид Абрамович так и не восстановился после инсульта. Ева с Антохой оплачивают ему хорошую палату в частном доме престарелых. Признали его недееспособным, ведь не ходит, не говорит, только мычит. Но он сыт и доволен: утку меняет нянечка, кормит. Он иногда вспоминает лазурное море, остров Фиджи, очень рад за доченьку, внуков изредка видит, когда Ева показывает ему в день рождения их видео на смартфоне. Он счастлив, что жив. Все ведь могло обернуться куда хуже!

Хуже всех арабскому шейху: самолет у него отжали. Хоть и старенький был, а все равно обидно.

конец