Наше - и не только - творчество

Эйлин
 
Жила-была гусеница, отличающаяся от всех других гусениц. Она была мечтательницей и любила задавать вопросы. Другие гусеницы называли ее блаженной, ну, не все ли равно, как ты появился на свет и что тебя ждет за порогом смерти, жри листву, наслаждайся жизнью и ничего больше не делай. Иногда вот только появлялись быстрые тени, которые хватали зазевавшихся гусениц. Об их судьбе лучше было не думать. Думать вообще вредно, считали другие гусеницы и не понимали, почему эту ненормальную пигалицу до сих пор не унесли куда-то туда, откуда никто не возвращался.
 
- Я под охраной Бога! - говорила гусеница. - Вы всего боитесь, а страх – он притягивает то, чего опасаешься.
 
У нее был свой опыт. Однажды она медитировала под лучами солнца, когда сверху спикировала тень. Соседки гусеницы попрятались в листве, а она приказала своему страху замереть.
 
- Ты почему не спряталась? - раздался громовой голос над гусеницей.
 
- Если мне суждено умереть, значит, так тому и быть, - пропищала гусеница. - Но ты ведь... не Бог?
 
- Я? - с какой-то веселинкой ответили ей. – Ну, ты и впрямь сказанула. Бог, говорят у нас, соловьев, живет на самой высокой горе в мире, в своем Яйце, и оттуда взирает на мир и наказывает тех, кто не выполняет свой долг вроде кормления птенцов и собирания таких вот гусениц на завтрак. Хотя, по мне, я не могу понять, как он может видеть сквозь скорлупу. Старшие этот вопрос обходят стороной. Мол, Бог, он на то и Бог, чтобы все видеть и знать.
 
- А у нас говорят, что Бог скрывается в листве и что ты должна как можно больше съесть, чтобы прогрызться до Него и обрести вечный покой... Можно задать тебе вопрос, прежде чем ты меня съешь? Каково оно это – летать?
 
-Знаешь, ты действительно странная гусеница, - ответил соловей. - Тебе повезло, что я тоже немного того. Так что живи, у меня сегодня хорошее настроение, да и сыт вроде. А летать... Это невозможно описать, это можно только ощутить - тот восторг, когда ты один паришь в воздухе, и ветер поет тебе свою песню, и солнце крылья согревает откуда-то с немыслимых далей, и все внизу кажется таким далеким и незначительным, а ты раскрываешь клюв, чтобы спеть песню прославления своего бытия... Нет, это действительно невозможно описать. Особенно тому, у кого нет крыльев. Ладно, прощай!
 
И тень над нею взмыла и пропала, зародив в сознании гусеницы одну прекрасную мечту.
 
«Господи, - молилась странная гусеница, - если Ты есть, сделай так, чтобы у меня выросли крылья, и я смогла их расправить и взмыть в небо…»
 
Ее соседки, мерно двигая челюстями, тихо крутили отростками над головой, там, где у нормальных гусениц, считалось, было то, чем они иногда думали. 
 
«Ненормальная, - перебрасывались они словами, - ну что с нее взять? Летать ей вздумалось. Рожденному ползать летать не должно. Набивай брюхо и не думай о будущем, его ведь может и не наступить». 
 
А наша героиня подползла к самому краю ветки родимого дерева. Там, внизу, вдали что-то чернело и зеленело, а сверху между кронами других деревьев-исполинов виднелась столь манящая синева с бело-желтым, обжигающим кругом, на который больно было смотреть. Солнце.
 
И вот как-то наша героиня подползла к самому краю ветки родимого дерева и посмотрела вниз.
 
«Тебе страшно, мое тело? — спросила гусеница самое себя. — Ты еще не знаешь, что я задумала!» — и шагнула вперед, в пропасть. Вдруг такой надежный всегда остов пол лапками пропал, на миг перехватило дыхание, и вид знакомых с детства ветвей исчез из виду. Страх куда-то испарился, зато появилось ощущение чего-то запредельного, когда поток воздуха подхватил гусеницу и закрутил в воздухе, а потом медленно стал опускать в сгустившуюся внизу темноту. Гусеницы с соседнего дерева, видимо, были не такие консервативными и более любящими инновации – некоторые из них покачивались на длинных нитях и, когда наша героиня проплывала мимо них, увлекаемая дуновениями ветра, кивали ей и подбадривали приветствующими криками. Но она ничего не слышала, пребывая в глубочайшем восторге, не ощущая своего тела, загребая ножками и пилотируя хвостом, как заправский летун с многолетним стажем. 
 
Но всему когда-то приходит конец. Этому полету тоже. И на земле, которая оказалась сырой и холодной, нашей гусенице скоро стало грустно и неуютно. Так летать, конечно, замечательно – в первый раз. Во второй раз, возможно, уже не будет такого восторга. В третий раз уже и не захочется. Да и риск не вернуться или попасться на глаза пернатому хищнику - везти не может до бесконечности. «На Бога надейся, а сам не плошай, при малейшей опасности прячься в листве», – эту истину вдалбливали гусеницам с детства старшие, те, кто первыми вылупились. 
 
И дорога домой… Где оно, родимое дерево? Снизу все они казались одинаковые гигантскими исполинами. Но был один верный способ, впрочем, других мыслей и не было. Наша гусеница легла в то, что по описанию залетных гусениц, называлось травой, закрыла глаза и отключила мысли. Слушай себя, доверься своей интуиции, ты способна найти дорогу домой!
 
Когда она открыла глаза и поднялась на все свои 8 пар ножек, у нее уже не было сомнений в том, куда идти. 
 
«Бог, если ты существуешь, ты выведешь меня», - сказала она в пустоту и отправилась в путь. 
 
Описание обратной дороги может занять отдельный рассказ. Таких страхов, какие претерпела наша гусеница, не пожелаешь и врагу, но мы остановимся лишь на одном из эпизодов.
 
Это было на второй день путешествия. Огромная тень накрыла нашу героиню, и что-то ее подхватило в воздух.
 
- Неужели это конец? - без всяких уже эмоций пропищала гусеница, и тут пришел шипящий ответ:
 
- Ой, это только гусеница. Ма говорит, что большинство из них не ядовиты, что все это предрассудки всяких умственно отсталых индивидуумов, но для еды я поищу что-нибудь другое. Так что живи!
 
Спустя мгновение гусеница снова ощутила себя на сырой земле. Мимо ползло что-то большое, серое и скользкое, покрытое кольцами.
 
- Кто ты? – отважилась спросить гусеница. Похоже, раз опасности нет, то почему бы не поговорить?
 
- Я Айрисс, змея, живу на соседнем болоте. А сама-то ты что тут делаешь на земле, где любая большая тварь может тебя просто раздавить и не заметить?
 
- Мне захотелось познать: каково это – летать. И я рискнула спрыгнуть со своего дерева. И вот теперь ищу дорогу назад.
 
- О, я бы на твоем месте ни за что бы на такое не отважилась. Покинуть родные пенаты или что там у вас? Я вот ненадолго отлучилась и, чувствую, теперь получу нагоняй от ма. Хотя летать – это, должно быть, так здорово! Мне вон тоже иногда сняться сны – что я такая огромная, как скала над озером, и подо мной весь мир, и ветер свищет над головой, а во рту полыхает огонь, и огромные перепончатые крылья несут меня над облаками. Па говорит, что это пережитки нашего рептильного прошлого, что когда-то правили мирами и при одном упоминании о которых у всех прочих созданий тряслись хвосты. И звались они устрашающе: драконы. А теперь мы упали, как говорят некоторые, обо всем позабыли, и лишь сейчас у некоторых стала просыпаться память. 
 
- У тебя есть ма и па, ох, какая ты счастливая, наверное?
 
- Ну, иногда получишь по самое то за какую-нибудь шалость, и тогда начинаешь проклинать весь свет, что родилась. Но у всего живого есть родители, так мне говорит па, только некоторые несознательные существа бросают своих детей, чтобы те выживали. Закон джунглей, чтоб его. Мне больше нравится тот, о котором говорит дядюшка Каа. Закон Единства. Что мы все произошли из одного гигантского Яйца, из которого вылупились 12 Великих Прадраконов после того, как его породили в едином акте Любви-Сотворения Великие Ма и Па, а потом те своим Огненным Дыханием сотворили все остальное.
 
- Так что, в каждом из нас есть частица Его и Ее? - спросила наша героиня.
 
- Ну да, хотя па говорит, чтобы я не слишком об этом распространялась. Большинство считает это ересью, у-у, старые ретрограды. Жри, спи, совокупляйся, высиживай яйца, корми потомство и не думай больше не о чем, - тут змейка посмотрела своими огромными немигающими глазами на гусеницу, - особенно о небе.
 
- Обычная история, - вздохнула гусеница. - У нас тоже самое. Даже еще хуже. Ибо и поговорить-то не с кем. Вот возвращаюсь домой. А зачем? Жизнь – сплошная серость. Ты-то хоть вольна ползать, где захочешь. А я прикована к своему дереву, как солнце к небу. Вот рискнула попутешествовать и поняла, что все одна рутина.
 
- Ну, не скажи, - возразила Айрисс, похоже, ее этот разговор забавлял. – Ну, меня-то ты встретила, благодарению Великой Ма. И вот что я тебе скажу. Наслаждайся - даже маленькими своими радостями. Как говорит дядюшка Каа: живи здесь и сейчас. 
 
- Мне нужно это все глубоко обдумать, - заметила потрясенная гусеница. – Если у меня будет для этого еще время.
 
- Будет, - уверенно сказала змейка. – Ма говорит, что если можешь, всегда помогай тем, кто не отвергнет твою помощь. И я вот решила сократить тебе путь и подвезти тебя к твоему дереву. Если ты знаешь направление и если ты не против? Ну как?
 
Наша героиня, разумеется, была не против, и вот спустя всего несколько минут, она оказалась у родимого дерева. Во всяком случае, гусеница надеялась, что не ошиблась. Сердечно попрощавшись с Айрисс, она полезла наверх. Путь-то предстоял еще неблизкий.
 
Благодарению Богу (или Великой Ма) гусеница не ошиблась, и скоро ей стали попадаться знакомые гусеницы и жучки. Наша героиня не обратила внимание на странные взгляды, которые кидали ей вслед они. Ее занимали слова змейки при расставании: «Становится прохладнее. Пора готовиться к зиме, верно?» Что такое «зима», хотела спросить гусеница, но Айрисс кинула последнее «прощай» и зашуршала прочь по своим змеиным делам.
 
И вот родимые пенаты. Соседки, привычно жующие, даже не сподобились повернуть голову на возвращенку. Ну и ладно, сказала себе уставшая гусеница, как-нибудь обойдусь и без вашего участия, все равно, на большее, чем простое мычание и свист вы не способны… 
 
Тут наша героиня запнулась. Гордыня, поймала она себя, вот, что во мне сейчас взыграло. Ведь эти простые гусеницы не виноваты, что ими не движет ничего, кроме инстинкта жрать. Это одна я такая, видать, тут «продвинутая». 
 
Найдя нетронутый листок, наша героиня, которая решила выбрать себе имя Эйлин, пожевала его немного, после чего устроилась поудобнее, закрыла глаза и уснула.
 
Когда она пробудилась, ее ждало первое потрясение. Две гусеницы, совсем молоденькие, держали в своих лапках по свежевырванному листику и протягивали их ей.
 
— Прими от нас скромный подарок, о великая путешественница. Да продлятся дни Твои так долго, как будет жить наше Дерево, осененное Твоею благодатью! — сказала одна из них.
 
Несколько долгих мгновений Эйлин молчала, лишь лапками схватив два листика-подношение.
 
— Так значит… — наконец выдавила она из себя, — я не одна такая. Мечтательница.
 
- Конечно, нет, - воскликнула вторая. – пусть нас немного – тех, кто в снах своих летает. Ведь не спроста видения нам эти. Особенно одно – о слепящем белом свете.
 
Действительно, этот сон особенно повторялся – свет, белый, ослепляющий, манящий к себе, и ты летишь к нему, стремясь прикоснуться, но каждый раз, когда ты входишь в этот свет, сон прерывается. Очередная загадка.
 
— Хорошо, тогда мое первое желание — не возвеличивайте меня. И обращайтесь ко мне отныне по имени — Эйлин.
 
— Да будет так, о прекрасная Эйлин-Путешественница, — проговорила первая гусеница.
 
— А можно, мы тоже возьмем имена себе? — робко попросила вторая. — Ульзара — звучание сие — хочу я, чтобы оно понравилось Тебе.
 
— А я тогда назовусь Марикой! — воскликнула первая.
 
Они еще не знали, что так началась Эпоха Перемен на этом Дереве. Впрочем, потом это распространилось и на близлежащую опушку и далее на весь Лес.
 
Прошло некоторое время. Эйлин все толстела и толстела, она уже почти не двигалась, ей подготовили удобное дупло, а еду доставляли выбранные Марикой юнцы (Ульзара куда-то пропала, говорят, последовала примеру Эйлин и прыгнула вниз) — Марика тщательно следила, чтобы Она не испытывала никакой нужды и могла полностью посвятить себя поискам Новых Откровений.
 
- Что-то происходит не то, - вдруг пронзила Эйлин мысль, после одной холодной бури, когда потоки дождя унесли не одну гусеницу вниз, в безызвестность. – Мне тепло и уютно, в отличие от остальных, простых гусениц, которым на фиг не нужны ни Бог, ни Слово Его. Да я их уже давно и не видела, будучи запертой в своем святом дупле. Неужели так происходит только потому, что я когда-то взлелеяла мечту и рискнула сделать сумасбродный шаг. Теперь-то я вообще самостоятельно ни одного сделать не могу. А всем заправляет Марика. Хотя… пусть ее. Я же внутри себя верю, что все не случайно. И именно мы, своими мыслями и мечтами, творим свою реальность. 
 
Эйлин неожиданно позвала Марику и попросила, дабы ее, что бы с ней ни происходило, не выводили из транса. После того, как Эйлин наелась до отвала, она вошла в глубочайшую медитацию. Спустя неделю она очнулась и призвала к себе Марику. Та с неподдельным ужасом смотрела на тело своего некогда кумира. Белые нити обвивали Эйлин, из-за чего все тело ее казалось покрытым странным коконом.
 
— Девочка моя, ты слышишь меня? — донесся со стороны головы утробный голос.
 
— Да, — прежнее благоволение охватило Марику.
 
— Теперь я это знаю, всё, что я раньше говорила, было лишь жалкими попытками интерпретировать Истину. Мне было Видение. Знай, что у нас у всех есть великое Предназначение, ибо мир без нас не мог бы существовать. И это — ЛЕТАТЬ. Скоро наступит зима, холодное время года, во время которого нам суждено быть заключенными в коконы, наподобие того, в который запелена я, чтобы пережить его. Что будет потом, когда зима закончится? С нами произойдет божественная метаморфоза, я видела лишь краем глаза картины, где я летала, ощущала чудесные запахи и нектар, который опьянял. Что бы я ни говорила сейчас, для тебя это будет пустыми, ничего не значащими звуками.
 
Мне трудно говорить, мое время уходит. Я надеюсь, что теперь ты выполнишь свою миссию и расскажешь всем, что нам делать и что нас ждет. Я вхожу в третью стадию, после яйца и гусеницы, она зовется «куколка», следующая будет — «бабочка», и это все, что я могу тебе сказать. Мне кажется, это еще не все… — голос Эйлин слабел, едва проникая сквозь хитиновый покров. — Иди и помни, что я тебе сказала. — Это были последние ее слова.
 
Бабочка, которой стала Эйлин, присела на один из таких манящих и пьянящих цветок. Вся жизнь превратилась в сплошной праздник. Праздник бытия. Прежнее поклонение и жизнь гусеницей казались каким-то далеким сном.
 
На темнеющем небе зажглись звезды. Они так и манили к себе, и бабочка поднялась вверх. Вдруг вдалеке замерцал свет, Эйлин запорхала туда, все быстрее и быстрее. А свет становился все ярче и ярче, все маняще и призывающе. Вот он заполонил все пространство перед ней, ни на секунду не оставаясь в покое. И Эйлин обрела последнее откровение.
 
Пятая стадия, пронеслось у нее в сознании. Теперь я знаю, что это. СВЕТ.
 
И она устремилась к нему навстречу, найдя «освобождение» в огне костра.