Джон Ф. Нэш София: гностическое наследие

В иудаизме, христианстве и исламе преобладает маскулинный бог. Но женские божества были популярны во многих древних культурах, они сохранились в религиях Азии и Тихого океана, а также в недоступных районах обоих Америк. Популярная теория о том, что некогда правила Великая Мать, была распространена по всему миру, однако была забыта, когда индоевропейские племена вторглись на Ближний Восток в третьем тысячелетии до Р.Х. По-видимому, захватчики принесли с собой маскулинного бога воинов или несколько богов войны, которые в конечном счете развились в Божество в авраамических религиях.[1]
Было или нет когда-то верховное женское божество, об этом все еще продолжают спорить, но нет сомнения, что женские божества были привычны на Западе в античности, чего не скажешь о последних 2000 лет новой эры. Сопротивление этому в последние десятилетия увеличилось не только среди феминистских теологов, но в общем против соглашения, что к Богу следует непременно обращаться с помощью таких терминов, как «Он», «Отец», «Господь» и так далее. Увеличилось также сопротивление обычаю изображать и воображать Бога непременно в антропоморфическом виде.[2] Но до сих пор антропоморфизм удовлетворяет большинство людей, а концепция могущественной Богини, дополняющей или даже заменяющей традиционного маскулинного Бога, близка очень многим мыслящим людям.
Из всех антропоморфических, женских божеств, обсуждаемых сегодня, София наиболее известна на Западе, судя по литературе феминистской теологии, исследованиям женщин и культуре Нью-Эйдж. Таким образом, назначение этой статьи в том, чтобы представить краткий обзор истории и современной значимости Софии в западной духовности. Остается много вопросов, как София может быть объединена с традиционной христианской доктриной. Однака, также существуют возможности более прочной интеграции Софии в транс-гималайские учения.


София - это греческое слово, означающее «Мудрость». Но история Софии начинается в библейском иудаизме, где она была известна под еврейским именем Хокма. Хокма имеет долгую историю развития в Ветхом Завете, начиная с простого качества или добродетели мудрости и последовательно развиваясь до божественной личности. Она тесно связана с маскулинным Яхве, даже принимает участие в творении. В часто цитируемом отрывке из Притч Хокма сообщает читателю:
Господь имел меня начало путь Своего, прежде созданий Своих, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов, когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной. Когда он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда я была при Нем художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его все время.[3]

Следующая глава Причт связывает Хокму/Софию с прото-Евхаристией. Она приглашает жителей на свой праздник, говоря: «идите, ешьте хлеб мой и пейте вино, мною растворенное».[4]
В позднюю библейскую эру восход Софии до божественного статуса получил значительный толчок. В «Премудрости Соломона», вероятно, написанной во втором столетии до н.э., она - здесь София, поскольку книга была написана на греческом - стала объектом желания, даже служения: «Премудрость светла и неувядающа, и легко созерцается любящими ее, и обретается ищущими ее».[5] Возможно, наиболее значимый отрывок из книги:
Я полюбил ее и взыскал от юности моей, и пожелал взять ее в невесту себе, и стал любителем красоты ее. Она возвышает свое благородство тем, что имеет сожитие с Богом, и Владыка всех возлюбил ее: она таинница ума Божия и избирательница дел Его. Если богатство есть вожделенное приобретение в жизни, то что богаче премудрости, которая все делает?[6]
Еврейское почитание Софии продолжалось и развивалось в начале новой эры. Филон Александрийский, современник апостола Павла, называл ее «Дочерью Бога».[7] В другом месте он подтверждает ее роль в творении:
Создатель вселенной также отец своего творения; и мать была знанием Творца, с которой соединился Бог… стал отцом творения. И это знание, получив семя Бога, когда день ее родов настал, породило своего единственного и возлюбленного сына… этот мир. Соответственно, Мудрость говорит о себе следующим образом: «Бог создал меня первой среди своих трудов и до начала времени утвердил меня». Ибо было необходимо, чтобы все вещи, которые пришли в начале творения, были моложе матери и кормилицы всей вселенной.[8]



София глубоко почиталась среди гностических христиан начала новой эры. Связь гностицизма с зарождавшимся мейнстримным христианством обсуждалась в другом месте.[9] Достаточно сказать, что гностицизм процветал первые три столетия, прежде чем погиб из-за организационных слабостей и неослабного давления господствовавшей церкви.
Как и Филон, гностики приписывали Софии статус божественной личности и роль в творении. Автор «Евгноста Блаженного», одного их текстов библиотеки Наг-Хаммади, называл ее «Матерью Вселенной, которую некоторые зовут «Любовь»». Она также упомянута в «Книге Еноха» (1 Енох) и «Книге тайн Еноха» (2 Енох).[10] Последняя представляет историю творения, в которой Бог объявил: «На шестой день я приказал Моей Мудрости создать человека из семи субстанций… и я сделал [Софию] управительницей править на земле и иметь Мою мудрость». В 1 Енох София стремилась «найти прибежище среди детей человеческих», но, отвергнутая грешным человечеством, она «не нашла места прибежища» и «возвратилась на свое место и заняла свое место среди ангелов».
София в 1 Енох смогла вернуться на «свое место» по своему выбору, но согласно иным мнениям она отпала от благодати и была спасена только после многих страданий. Согласно «Апокрифу Иоанна» падение Софии произошло от ее желания «открыть в себе самой образ без воли Духа -он не одобрил - и без своего сотоварища, без его мысли». Она родила сына, Иалдабаофа, который «был несовершен и отличался от нее видом». Впоследствии уродливого Иалдабаофа, которого часто считают эллинистическим Демиургом, обманули, вдохнув жизнь в человека. Однако злые силы заточили человека в физическом теле, от которого он не может освободиться. Падение Софии могло быть связано с падением Адама или низвержением Люцифера и его ангелов с небес; или оно могло символизировать дезинтеграцию древнего мира под давлением римских завоеваний.
Наиболее детальное сообщение о падении Софии и последующем спасении содержится в «Пистис Софии». Здесь она падает в бездны и долго время держится в заточении. Пистис часто переводят как «вера» или «набожность», но есть и иной смысл, более подходящий в этих обстоятельствах - «заложник».[11] Софию пытали двенадцать архонтов Зодиака. Архонты лишили ее света и силы, и тогда София возопила: «Я кричала о помощи, но голос мой не прорвался сквозь тьму. И я смотрела ввысь, чтобы Свет, в который я верила, помог мне». Софии пришлось совершить 13 «покаяний», чтобы усмирить архонтов. Архонты ее игнорировали, но на ее положение обратил внимание Христос и послал архангелов Михаэля и Габриэля, чтобы спасти ее. Их первая попытка провалилась, но Христос послал их снова, приказав архангелам «охранять Софию во всех местах хаоса, пока они не подымут ее и не поднимут на своих руках, чтобы ноги ее не коснулись тьмы внизу и тьма эта не завладела ею». Когда Софию сопроводили назад в высший мир, «она ликовала в великой радости». «Поблагодарю тебя, о Свет», - объявила она, - «ибо ты Спаситель… Я спою песню, чтобы восславить Свет, ибо он спас меня от высот и глубин хаоса; и от эонов архонтов сферы».[12]
В «Пистис Софии» история падения и спасения Софии излагается в долгих сериях аллегорических диалогов между вознесшимся Иисусом и его последователями. Хотя София, очевидно, была главным персонажем истории, Мария Магдалена постоянно участвовала в диалогах и между ними определенно была некоторая связь. Мария была самой шумной участницей диалога между Иисусом и его последователями.[13] Петр даже начал жаловаться: «Мой Господь, мы не можем страдать из-за этой женщины, отбирающей у нас эту возможность и не позволяющей никому из нас говорить, тогда как она говорит много раз»[14] Но «Пистис София» славит Марию за ее участие, подчеркивая ее статус среди апостолов и обещая награду за ее прозрения. Коптский псалм манихейского поэта Гераклида отождествляет Марию с «Духом Мудрости».
Можно также провести интересные параллели между гностической Софией, Шехиной эзотерического иудаизма и женой, упомянутой в 12 гл. Откровения Иоанна. После своего искупления София становится невестной Христа. «Евгност Блаженный» сообщает: «Затем Сын Человеческий согласившись с Софией, своей женой, явил великий мужеженский Свет». Шехина, пребывающая Слава Божья, была изгнана в странствие, и в конце концов будет спасена и повенчана со Святейшим. И в Откровении: «А жена бежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога, чтобы питали ее там тысячу двести шестьдесят дней».[15] Господствующее христианство обычно связывало женщину в пустыне с Марией, матерью Иисуса.
Валентин (ок. 100 - ок. 160 гг.), один из наиболее известных гностических авторов, называл праведный небесный дом Софии Плеромой, греческим слово, означающим «Полноту». Плерома частично соответствует традиционным христианским небесам, но гностицизм не удовлетворялся простой двухслойной моделью небо-земля. Вместо этого расширение реальности было разделено на последовательность планов. Типичные космологические модели оперировали семью или восемью планами; но сирийский гностик второго века Василид насчитывал 365, каждый на один день космического года.
Вне зависимости от того, сколько было планов, каждый обладал уникальными свойствами и населялся собственными духовными сущностями. Сущности .эти могли быть как доброжелательными, так и зловредными, хотя на высших уровнях они чаще были благожелательными. Более того, сущности часто появлялись в муже-женских парах.[16] Согласно Василиду, Плерому населяли Логос (Слово) и София (Мудрость). Как следует из четвертого Евангелия, Логосом является Христос. Предположение, что Логос и Мудрость могут быть взаимодополняющими божественными сущностями, обладает исключительной важностью и будет обсуждаться далее в статье. А пока следует отметить, что гностики, как и несториане V столетия, отличали божественного Христа от человеческого Иисуса.[17] Только Иисус умер на кресте; божественный Христос никогда не мог умереть.
В стремлении уничтожить гностицизм отцы церкви писали многочисленные трактаты, нападая на его учения. В полемическом трактате, нападающем на Валентина, Тертуллиан Карфагенский (ок. 160 - ок. 220 гг.) насмехается над гностическими сообщениями о падении Софии: «После ее пустых попыток и разочаровании во всех надеждах, она, я полагаю, была обезображена бледностью и истощением, а отрицание ее красоты, присущей той, что скорбела об отпадении от Отца было страданием не меньшим, нежели его утрата».[18]
Неоплатоники третьего столетия стремились как можно сильнее дистанцироваться от гностиков, хотя и имели с ними общие корни. В любом случае, и Плотин (ок. 204-270 гг.), которого часто считают «отцом» неоплатонизма, и его более юный современник Порфирий упоминали Софию в своих комментариях к гностическим учениям.[19]


В общепринятом христианстве София играла роль небольшую, но все-таки значимую. Теофил, епископ второго века из Антиохии, которому приписывают введение термина «Троица», отождествлял ее три аспекта с Теосом, Логосом и Софией.[20] Столетием позже Павел Самосатский, также епископ Антиохии, поступал так же. Однако институциональному христианству было суждено отвергнуть Софию в этой ее роли.[21] В поисках подходящего третьего лика Троицы Афенагор Афинский обратился к еврейскому/зороастрийскому Святому Духу. Но и теперь все еще оставался шанс, что женские черты будут сохранены. Святой Дух был известен в библейском иудаизме как Руах («дух» или «дыхание»). Грамматически Руах - существительное женского рода, и отцы церкви Ориген и Иеремия цитировали «Евангелие евреев», в котором Святой Дух называется «Матерью». Валентин также связывал Святой Дух с Богом-Матерью и стремился приписать девственное рождение Святому Духу, а не Марии. К сожалению, когда был скомпилирован греческий Новый Завет, «Святой Дух» был передан как существительное среднего рода Pneuma.[22] Учитывая их растущее женоненавистничество, вряд ли отцы церкви были разочарованы, когда попытки изобразить Святой Дух женским прекратились.
Идея о священной женственности занимала мысли многих людей в Средние Века. Стоит только вспомнить о трубадурах и Беатриче в «Божественной Комедии» Данте Алигьери. Кроме них такие идеи являл Бернард Клервосский (1090-1153), знаменитый французский аббат. Кроме прочего, его считают отцом западного культа Марии. В одном из наставлений Бернард обращается к Притчам: «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его».[23] Однако он останавливается на отождествлении «Мудрости» (лат.: sapientia) с женской сущностью;[24] Мудрость для него «была ничем иным, как Самим Христом». Отождествление Софии с Христом не было чем-то необычайным. Когда император Юстиниан увидел новопостроенную базилику Хагиа Софии («Св. Софии») в Константинополе, он, как сообщается, воскликнул, ссылаясь на библейское происхождение Софии: «Соломон, я превзошел тебя!» Однако, несмотря на то, что «София» - женского рода, базилика была посвящена Христу.
Близкая подруга и современница Бернарда Хильдегарда Бингенская (1098-1179 гг.) написала прекрасную поэму о Софии - снова в латинской форме Sapientia:
О сила Мудрости!
Ты объемлешь космос,
окружая и включая все
в один живой круг
тремя своими крылами;
одно парит в выси,
другое очищает суть земли,
а третье реет повсюду.
Славьте Софию, достойно славьте!
Примерно 150 лет спустя обрел известность алхимический текст «Aurora Consurgens». Указывая на Софию/Sapientia, он гласит: «Ее плод драгоценнее всех богатств земли, и все желанные вещи не сравнить с ней… Она древо жизни». Более того, ее качества таковы: «власть, честь, сила и доминирование». Текст не содержит имени автора, но многие исследователи считают, что это Фома Аквинский (1225-1274 гг.), признанный величайшим христианским теологом Запада. Незадолго до конца своей жизни Фома Аквинский имел глубокий мистический опыт, который привел его к вопросам, о которых он много писал раньше. Если слова, цитированные выше, были действительно написаны Фомой Аквинским, это поразительно для клерика, воспитанного в патриархальной традиции.
Важный вклад сделала Юлиана Нориджская (ок. 1342-1416 гг.).[25] После долгого заключения в маленькой камере в Норидже, в Англии, она заявила, что испытала 16 видений Христа, которые стали основанием для многих классических мистических текстов, включая «Откровение божественной Любви». Интересно, что она обращалась к Богу «Мать». Но она не говорит прямо о Софии.
Прямо о Софии говорил лютеранский мистик Якоб Беме (1575-1624 гг.), живший в Силезии на территории нынешней Польши. У него было небольшое образование, но он изучал медицину, Каббалу и герметические искусства. Возможно, он также читал работы Мейстера Экхарта, убеждения которого он разделял.
Под каббалистическим влиянием Беме исследовал человеческие и космические аспекты пола: «Мужской принцип преимущественно антропоморфический и творческий, тогда как женский принцип преимущественно космический и порождающий». Вслед за теорией, приписываемой платоновскому Аристофану, Беме считает, что изначально Адам был андрогинным и непорочным.[26] Эта непорочность воплощалась в Софии: «не женщине, но смиренности и чистоте без недостатков». Адам потерял свою первобытную непорочность с падением, а место Софии заняла его земная спутница Ева. С тех пор человек остался в несовершенном состоянии, тоскуя по своей изначальной целостности. Решение заключается не в аскетическом воздержании, как настаивает церковь, но в духовном объединении мужского и женского; через женщину мужчина вновь сможет найти свою Софию. Напряжение мужского-женского было лишь одним выражением изначального противопоставления и разрешения пары противоположностей.[27] Напряжение это может быть источником многих страданий, но оно стало пространством, в котором смог реализоваться духовный потенциал.
Беме отождествлял Софию с Троицей; но как и гностики, он видел особые взаимоотношения между ней и Христом: «Дева, божественная Мудрость, дала обещание не покидать меня во всех несчастьях; она придет помочь мне в Сыне Мудрости».
Англичанка Джейн Уард Лид (1624-1704), на которую повлиял Беме, имела несколько видений. В одном видении женщина сказала ей: «Узри, я Вечная Дева-Мудрость Бога, которую ты искала; я раскрою тебе Сокровища глубокой Мудрости Божьей и буду, как Ревекка Иакову, Истинной Матерью; ибо из моего Лона ты будешь рождена подобно Духу, Принятому и Рожденному вновь… Теперь размышляй о Сказанном, пока я не приду к тебе вновь».
Идеи о мессии-женщине занимали гульельмитов в XIII в., а также Шейкер «Мать» Энн Ли в XVIII в.[28] Француз Бартлми Энфантин, родившийся через 12 лет после смерти Ли, предсказал, что встретит мессию-женщину и мать нового спасителя, хотя и неизвестно, встретил ли он ее.



София всегда почиталась в православной церкви. «София» не всегда считалась женским персонажем, как мы видели, базилика Св. Софии была посвящена Христу. И тем не менее женская София нашла особый отклик в русской православной церкви. Св. Софии были посвящены многие церкви, особенно в России, она появляется на множестве икон. Икона в Новгородском соборе одна из самых известных. Литургия русской православной церкви на Успение Богородицы 15 августа содержит ссылку на икону Софии: «Да узрим чудотворную икону Мудрости Божьей… Я славлю Защитницу Мира, невиннейшую Невесту и Деву… Софию, Мудрость Божью».
Сильнее всего работы Беме повлияли на русского философа и поэта Владимира Сергеевича Соловьева (1853-1900). У Соловьева было три видения Софии, первое во время службы на Вознесение, когда ему было всего девять лет. Позже в стихотворении он вспоминал об этом:
Пронизана лазурью золотистой,
В руке держа цветок нездешних стран,
Стояла ты с улыбкою лучистой,
Кивнула мне и скрылася в туман.
Тогда как «Пистис София» связывала Софию с Марией Магдаленой, стихотворение Соловьева связывает ее с Марией, матерью Иисуса.
Вторая встреча Соловьева с Софией произошла в Британском музее. Как и раньше, он увидел ее в золотом и голубом. «И предо мной она сияет снова / Одно ее лицо - оно одно. / И то мгновенье долгим счастьем стало». Третья встреча состоялась в египетской пустыне, когда он проснулся оттого, что «…дышали розами земля и неба круг. / И в пурпуре небесного блистанья / Очами, полными лазурного огня, / Глядела ты, как первое сиянье…» Чувствительная поэзия Соловьева смешивается с романтическими мечтами о невзаимной любви, и здесь мы снова видим связь с трубадурами с Беатриче Данте.
Соловьев вслед за гностиками считал Софию женским дополнением мужского Логоса. Вместе они составляли, как он считал, предзнаменование космического Христа. Русский теолог и ученый Павел Флоренский (1882-1937 гг.) был более осторожен. Он тоже считал Софию Невестой Логоса; она представляла любовь Бога к своему творению, была даже каналом, через который было произведено творение. Но эта способность не была ее по праву: «Единая в Боге, она множественна в твари и тут воспринимается в своих конкретных явлениях как идеальная личность человека, как Ангел-Хранитель его».
Теологи православной церкви видели в Софии модель невидимой церкви, Ekklesia. Ekklesia в этом контексте – это не христианство, которое мы знаем, несовершенная борющаяся историческая церковь, но Церковь: совершенная Форма Платона. Павел Флоренский говорит о мистической Церкви как о «соединяющей, предсущей, небесной, мистической форме» в противоположность «исторической церкви». Русский православный священник Сергий Николаевич Булгаков (1871-1944 гг.) поднимает ту же тему. «Церковь в мире», - пишет он – «это София в процессе становления, соответственно двойному импульсу творения и обожения». Он добавляет: «Церковь… это не только тело Христово, но также и храм Святого Духа…Совместное откровение Сына и Духа в Церкви… производится двоякой миссией двух божественных ликов от Отца к миру. Это то, что делает Церковь откровением, в терминах сотворенной Мудрости, божественного».
Сергий Булгаков также видел близкую связь между Софией и Славой Божьей, которая традиционно близко ассоциировалась с Шехиной в иудейской традиции. София, утверждает он, «это слава Бога и то же можно сказать о божественном откровении в Божественности, ибо они указывают на одну и ту же божественную сущность». Комментируя отрывок из Притч, цитированный выше в статье, в котором Хокма/София пребывала с Богом «от начала», Булгаков отождествляет Софию с «прообразом творения». Соответственно, он видит творение и в частности человечество как «тварную Софию», воплощение прототипа.
Если София божественная женская личность, как она связана с Троицей? Мы уже видели, что Теофил Антиохийский и Павел Самосатский считали Софию третьим ликом Троицы. А Беме отождествлял ее со всей Троицей. Флоренский отождествляет Софию с «неединосущным» четвертым ликом Троицы:
«София соучаствует триипостасной Троице, входя в Троицу и в сообщение с Божественной Любовью. Поскольку София четвертая, тварная, она не «образует» Божественного Единства…»
Он добавляет: «С точки зрения ипостаси Отца София – идеальная субстанция или основание творения… С точки зрения… Слова София – смысл творения… С точки зрения… Духа София представляет духовность творения, его святость, чистоту и непорочность, т.е. его красоту».
Сергию Булгакову удалось перебраться на Запад, а Павел Флоренский погиб в советских застенках. Но Булгаков подвергался критике со стороны церковных иерархов, потому что его софиология подрывала тринитаристское учение. Принужденный к отходу от взглядов Флоренского, он остановился на мнении, что София – это «неипостасная сущность» Бога. Поскольку божественная сущность разделяется всеми тремя ипостасями, София не является ни четвертой ипостасью, ни выражением какой-то из ипостасей: «Три лика… имеют единую жизнь, т.е. одну божественную сущность, одну Софию». Булгаков, однако, признавал различные манифестации Софии через три лика Троицы. Ее выражение через Сына и Святого Духа «непосредственно», а «отношение Софии к Отцу происходит посредством ее связи с другими ипостасями». Интересно, что Булгаков видел в Софии посредника между Богом и миром, а не в Логосе, утверждая, что «ипостась Логоса не может стать таким объединяющим принципом»,
Восточные православные учителя говорят о теозисе, или «обожении». Теозис, духовная цель великих святых – это процесс просвещения, происходящий при посредстве божественных энергий; преображение Христа на горе Фавор служит здесь высшим примером. Мы можем вслед за православными теологами считать глобальный теозис духовной целью христианства – возможно, даже всего человечества. Для Сергия Булгакова этот глобальный теозис был окончательной манифестацией Софии, Невесты Христа, а последствия признания Божественной Женственности очевидны. Посредством нашего индивидуального и коллективного духовного роста, возможно, мы сможем приблизиться к обожению церкви и человечества и проявлению Софии на Земле.



Согласно легенде, Пифагор ввел термин «философия», когда воскликнул: «Я люблю мудрость [sophia]!», хотя острословы считают, что он имел в виду женщину. Как бы то ни было, «Мудрость» - это существительное женского рода на еврейском, греческом, латыни и других языках,[29] и ее женские персонификации неизбежны. Как мы видим, персонификация эта вознеслась ввысь в позднебиблейском иудаизме, в гностицизме начала эры и в теологии русской православной церкви в XIX и XX вв. София/Sapientia оставалась значимой, но менее важной в западном христианстве. В то же время «теософия» и «антропософия» - другие известные слова, связанные с Софией, и об их важности было написано уже много.
В конце XX века идея о Софии была подхвачена феминистскими теологами в поисках богини. В процессе «София» стала слоганом для всего, связанного с женственностью и божественностью, продающимся на тысячах книгах, кассетах и DVD. Ныне она поглотила не только Хокму и Шехину, но и греческую Афину и буддийскую Праджняпарамиту и Гуань-Инь. Хотя София потеряла свою особенную идентичность, человечество глубже познало ее природу, включая муже-женский баланс, который, по мнению Беме, мы должны восстановить в самих себе. Цитируя Кэрол Пэриш-Харра:
Кто эта загадочная София? Она – Мать-Мудрость, пришедшая, чтобы отвести нас домой… София пронизывает всю мою жизнь, сияет в окнах моего разума, шепчет слова мудрости, смеется и играет… Следование Софии – возможность для нашего времени… Она ведет к динамическим приключениям, требуя, чтобы мы встретились со своими страхами, учились любить и осмелились двигаться к осуществлению нашего потенциала.
Некоторые считают, что оставаться в рамках традиционных представлений о Софии может быть более правильно. Даже в своей традиционной форме она могущественная фигура. Она могла появиться перед Соловьевым в человеческом виде. Она играет роль космического значения, возможно, равнозначную роли Троицы. Она служит символом всеобъемлющей Ekklesia. В другом месте я предположил, что Ekklesia может послужить моделью Новой Мировой Религии, о которой говорила Алиса Бейли. «София в процессе становления», говоря словами Булгакова, может выйти за рамки христианства. Понимание ее роли важно для новой мировой религии, практически бесценно, а перспективы этого направления ясны.
Возможно, роль Софии как Невесты Логоса более выразительна. Принятие Софии как дополняющей части Христа может придать новый смысл христианской вести. Это может освободить христианство от стереотипов патриархальной религии. Это также может открыть христианству путь к сближению с другими эзотерическими системами, вроде Каббалы, которая подчеркивает гендерный баланс на всех уровнях реальности.
Конечно, сама концепция Софии вызывает множество теологических затруднений. Примирение Софии с тринитаристским учением может быть столь же затруднительным для ортодоксов Запада, как и для церквей Востока. Общепринятые формы христианства и на Западе, и на Востоке не склонны к пересмотру разницы между историческим Иисусом и божественным Христом - хотя эзотерическое христианство всегда двигалось в этом направлении. Идея, что София проявилась в человеческом существе, например в статусе Марии из Назарета, может смутить многих теологов. И тем не менее популярный миф о том, что Мария Магдалена была женой Иисуса может быть смутным предзнаменованием осознания космической свадьбы божественного Христа и Софии. Очевидно, что в этом направлении нужно проделать много работы.

---

[1] См. в частности: Merlin Stone, «When God was a Woman», Dorset Press, 1976, особ. гл. 4. См. также: Robert Graves, «The White Goddess», Farrar, Strauss and Giroux, 1948, и Monica Sjoo & Barbara Mor, «The Great Cosmic Mother», Harper & Row, 1975.
[2] Например, Пауль Тиллих считал, что Бога следует представлять как «Основание Бытия». См. его «Систематическую теологию», т. 1.
[3] Притч. 8:22-31. Курсив мой. Еврейское aman, переведенное здесь как «вскормлена с Ним» [в синодальном переводе Библии, как указано: «была при нем художницею» - прим. перев.] можно также перевести как «поверенная» и даже «кормилица». Однако, во многих Библиях aman сводится до «главной работницы» или «архитектора» [или «художницы», как с синодальном переводе - прим. перев.], что трудно совместить с «радостью», следующей далее. Иные отправляются в другом направлении и используют «любимую». Если не указано иначе, все библейские цитаты взяты из Библии Короля Джеймса (KJV) [здесь используется синодальный перевод - прим. перев.]
[4] Притч. 9:5.
[5] Прем. Сол., 6:12.
[6] Прем. Сол., 8:2-5.
[7] Филон Александрийский, «De fuga et inventione», IX, 52.
[8] Филон Александрийский, «De Ebreitate», VIII.
[9] John F. Nash, Christianity: the One, the Many.
[10] Эти две книги не включены в каноническую Библию, но на 1 Енох часто ссылаются ранние отцы Церкви. Тертуллиан ссылается на нее как на «писание» и на нее есть даже ссылка в Евр. 11:5. Авторы, а их, вероятно, было больше одного, не связаны с библейским Енохом, дедом Ноя; но они описывают видения Еноха. Авторы скорее всего были греческими евреями, писавшими между 200 г. до н.э. и 100 г. н.э. Книги, похоже, написаны на смеси арамейского, еврейского и греческого.
[11] В греко-римском мире заложников часто удерживали в качестве гарантии соблюдения договора, т.е. гарантии «доброй веры».
[12] Пары эонов можно сравнить с сефиротами внешних колонн каббалистического Древа Жизни.
[13] Как указала Сьюзан Хаскинс, Мария Магдалена задала 39 из 46 вопросов в первых двух книгах «Пистис Софии». См. ее «Mary Magdalen: Myth and Metaphor».
[14] Пер. А. Момы - прим. перев.
[15] Откр. 12:6.
[16] Полярные сущности можно сравнить с сефирот на внешних колоннах Древа Жизни.
[17] Несторианская ересь, заявлявшая, что «Иисус Христос» был двумя личностями и двумя природами, была осуждена на Первом Соборе в Эфесе в 431 г. С тех пор официальная христианская доктрина настаивала, что Иисус Христос был одним человеком с двумя природами, божественной и человеческой. Иоанн Несторий, по имени которого была названа ересь, в действительности не поддерживал убеждение о «двух личностях».
[18] Тертуллиан, «Против валентиниан».
[19] См., например, девятый трактат «Эннеад» Плотина.
[20] Теофил Антиохийский, «Послание к Автолиху», II, 15. Теофил использовал термин «trias» (греч. «три»), который был переведен на латынь как trinitas и, свою очередь, на английский как trinity. Теофила Антиохийского не следует путать с патриархом Александрии в IV в. с тем же именем.
[21] София сохранилась на Востоке, хотя и вне всякой связи с третьим Ликом Троицы. Единственный след, который остался на Западе от софийного происхождения Троицы - это смутное ощущение, что мудрость в ее повседневном смысле проистекает от Святого Духа.
[22] Деян. 2:4.
[23] Притч. 9:1.
[24] Бернард, писавший на латыни, использовал слово Sapientia, которое, как и еврейское Хокма и греческое София, существительное женского рода.
[25] Настоящее имя его неизвестно.
[26] В «Пире» Платона Аристофан считает, что человек изначально был андрогинным, но был разрезан Зевсом на два, чтобы обуздать его гордость. С тех пор человек всегда ищет свою женскую половинку и наоборот.
[27] Эти пары также включают добро и зло. Обсуждение противоположностей, как они представлены в Каббале, см. в John F. Nash, «Duality, Good and Evil, and the Approach to Harmony».
[28] Гульельмиты в Италии сформировали замкнутую общину, посвященную «Св. Гильельме» (ум. 1282 г.), цистерцианской монашке. Члены общины были уничтожены инквизицией в 1300 г.
[29] И даже в русском – прим. перев.