АЛЕКСАНДР ЛОРАН - АПОКАЛИПСИС БОГА. ОТКРОВЕНИЕ. Книга 2012 года. Полный перевод с немецкого

 
Утро пятницы - 13-го числа.
 
Михаэль, 26-летний студент-политолог, в такие дни всегда чувствовал себя неважно. Скорее из-за университетских семинаров, которые он посещал в этот день недели, чем из-за суеверной привязки к этой дате.
 
Проспав и уже который час преследуемый туманным сном, он вылез из просторной кровати в своей двухкомнатной квартире около 10 часов. Шесть часов сна! Ужас для Михаэля, которому для нормальной работы в течение дня требовалось не менее восьми с половиной часов сна. Казалось бы, на 26-летнем человеке недостаток сна не может сказаться, но все было как раз наоборот.
 
Со следами подушки на щеках и лбу он сел за компьютер - ему еще предстояло распечатать несколько листов для семинара, который должен был состояться менее чем через четверть часа. Не сконцентрировавшись, с несвежим привкусом во рту, он понял, что, должно быть, перебрал пива вчера вечером в общей квартире своего приятеля. Однако гораздо более серьезное влияние на его усталость оказал тот факт, что гамбургер, который он съел с друзьями в два часа ночи, теперь вызывал у него сильную изжогу.
 
Пока из устаревшего принтера в замедленном темпе выходили семинарские работы, Михаэль переоделся в свою вчерашнюю одежду. В бежевые шорты и голубую футболку. Он провел руками по спутавшимся волосам и проверил дыхание. Очевидно, ему нужно было срочно умыться, иначе сегодня что-то помешает непринужденной беседе.
 
Он поспешил в ванную комнату, мимо большой пробковой стены, завешанной всевозможными бумагами. Между ними были приколоты фотографии, сделанные спонтанно и без всякой аккуратности, которые свидетельствовали о страстных отношениях с молодой симпатичной женщиной, многолетней подругой Михаэля, которую он в шутку и с любовью называл "Джоджо". Почти на каждом из снимков стройная пара была запечатлена в тесном объятии, часто настолько близко друг к другу и к объективу камеры, что едва можно было различить черты их лиц, не говоря уже об очертаниях тел.
 
Торопливо расчесывая густые каштановые волосы, Михаэль отпил из чашки сок и сунул в рот полузасохший вчерашний пирожок с шоколадной начинкой. Он торопливо сложил распечатанные семинарские листы в папку и засунул ее в рюкзак. Схватив мимоходом ключи, он выскочил из квартиры, захлопнул за собой дверь и помчался по темному коридору к лестничной площадке, залитой дневным светом.
 
Внизу, в фойе подъезда, Михаэль решил быстро проверить свой почтовый ящик. Осмотрев отправителей писем, которые он вытащил, он замешкался: его охватило непонятное чувство дежа вю, как будто он уже переживал эту ситуацию или смотрел на эти самые письма раньше! Как бывший студент-психолог, Михаэль знал, что в подобных ощущениях нет ничего необычного для повседневных действий. Одна из причин может заключаться в том, что одно и то же воспоминание хранится в разных и не связанных между собой местах мозга. Неправильное сопоставление долговременной и кратковременной памяти, подавленные фантазии или недосыпание, что, безусловно, имело место в данный момент, также могли вызвать дежа вю.
 
Михаэль положил письма на место, закрыл ящик и вышел на улицу. Он быстро зашагал к собственной парковке, в центре которой находился большой крытый навес для велосипедов. Оставалось всего пять минут до окончания так называемой академической четверти часа и начала семинара - к лучшему или к худшему. Маленький ключ от замка велосипеда судорожно выскользнул из пальцев Михаэля и с тихим "пшиком»упал на шершавый асфальт парковки. С раздраженным возгласом он нагнулся и поднял с земли маленький ключ, который выскользнул из его пальцев во второй раз. Михаэль громко выругался, заметив справа от себя человека за рулем машины, который, казалось, следил за его гневным поведением. Он не мог узнать этого человека в деталях, возможно, это был его знакомый сосед.
 
Смутившись от своего пристального взгляда, Михаэль спустился по деревянной лестнице на нижний уровень двухэтажного сарая для велосипедов. Из пола торчали вмурованные в бетон металлические столбы, к которым были прикованы велосипеды и небольшие мотоциклы. Он подошел к своему велосипеду, расстегнул массивную цепь, покрытую эластичным пластиком, обмотал ее вокруг подседельного штыря и защелкнул замок. Он быстро подкатил велосипед к лестнице, поднял его и преодолел несколько ступенек до парковки.
 
Оказавшись наверху, он быстро огляделся. Парень в машине снова смотрел на него! Михаэля раздражал этот взгляд, хотя он все еще не мог опознать этого парня. Но это было неважно: прежде всего, ему нужно было вовремя приехать на семинар - настолько вовремя, насколько это было возможно. Он запрыгнул в седло и без шлема торопливо выехал со стоянки. Сделав несколько рискованных маневров рулем, он быстрее обычного добрался до своего обычного маршрута, самый длинный участок которого проходил по относительно уединенной и спокойной дороге вдоль реки. Теперь он мог беспрепятственно набирать обороты и разгоняться. Правда, до тех пор, пока какая-нибудь машина на узкой улице с односторонним движением не сочла бы нужным обогнать его, несмотря на скорость около 50 км/ч. В этом случае он был вынужден притормозить и пропустить машину.
 
Михаэль уже слышал позади себя первый автомобиль. Медленно, но неуклонно он приближался. Места для проезда было достаточно, хотя здесь, на набережной, оно может быть довольно узким. Когда машина, наконец, догнала его, она продолжала ехать за ним, не подавая никаких признаков желания проехать. Через несколько секунд Михаэль задался вопросом: что могло заставить водителя так долго и пристально следить за ним? Желающие обогнать его всегда проезжали мимо после небольшой толкучки.
 
Прошла почти минута. Может, посигналить? Боясь потерять управление мотоциклом, он не решался обернуться или жестикулировать. Может быть, это игра одного или нескольких подростков? Спидометр показывал около пятидесяти, падение на такой скорости было бы смертельным. Обескураженный, он снизил скорость.
 
Неожиданно преследующий его водитель тоже сбросил скорость. Михаэль на мгновение задумался, но затем решил, что это была мера предосторожности со стороны водителя, который, вероятно, не хотел перенапрягать свои навыки управления на узкой прибрежной дороге. Михаэль снова сбавил скорость. Ничего не изменилось, водитель продолжал держаться позади него, не желая обгонять.
 
Ну что ж, раздосадовался студент, он будет продолжать снижать скорость до тех пор, пока у водителя не останется другого выхода. Он замедлился в третий раз и задумался, не остановиться ли ему. Он махнул правой рукой, показывая, что машина должна проехать, но ничего не произошло.
 
"Езжай! Езжай!» - кричал Михаэль в расстроенных чувствах, его терпение было на исходе, он просто не мог больше терять время. Он неуверенно повернул голову, но разглядеть, кто именно сидит в машине, было трудно. Ему потребовалась вся его концентрация на узком пространстве для движения, чтобы случайно не наехать на бордюр под ограждением. Тем не менее, одного взгляда за спину было достаточно, чтобы понять, что это не подростки или люди, настроенные на веселый лад. За лобовым стеклом, на котором в ярком дневном свете отражались лиственные деревья на дороге, сосредоточенно сидел за рулем неизвестный человек, не проявлявший никаких признаков озорства.
 
Михаэль помахал рукой второй раз, но машина просто не пропустила его. Тогда он прибегнул к последнему средству: затормозил до пешеходной скорости, чтобы машина просто проехала мимо него. Но машина снова сбросила скорость и продолжала ехать за ним со скоростью улитки. Студент невольно начал сомневаться в здравом уме водителя. Что-то здесь не так.
 
Вдруг двигатель преследуемой машины взревел, раздался короткий хруст. Михаэль, как парализованный, уставился на руль, когда машина задела его передней шиной. От удара велосипед упал боком на ограждение.
 
Теперь автомобиль ускорился. Она неслась по дороге на большой скорости. Михаэль, ошеломленный, смотрел вслед, его ноги дрожали, когда он поддерживал велосипед, который накренился на одну сторону. От шока студент забыл запомнить номерной знак и не смог сохранить в памяти более точное впечатление об автомобиле.
 
С ужасом на лице он поправил велосипед и сел на ограждение набережной. Оценив ситуацию в перспективе, Михаэль понял, что он упал бы с набережной только в том случае, если бы автомобиль врезался в него по всей ширине набережной. Но что, если бы автомобиль врезался в него на более высокой скорости? Его бы переехали, а потом просто оставили лежать? Он просто не мог понять действий водителя. О чем думал этот безумец, просто сбив человека? Какому сумасшедшему могли прийти в голову такие идеи?
 
С пустым взглядом он проверил состояние своего велосипеда, сел обратно, огляделся по сторонам в поисках других водителей и поехал. После университета он сообщил бы о случившемся в полицию. Возможно, подобные инциденты уже были...
 
Приехав на кафедру университета, он припарковал велосипед на велосипедной стойке ASTA. Только сейчас Михаэль понял, что у него сильно дрожат ноги. Сначала он подумал, что это от усталости, от перенапряжения, потому что он не позавтракал как следует. Но когда дрожащие колени заставили его также неуверенно идти, он понял, что это, должно быть, шок. На самом деле он жалел, что не хочет больше идти на семинар, раз уж все равно припозднился. Если он упомянет о своем происшествии, то, возможно, ему придется выслушивать анекдоты, и его объяснение будет воспринято как оправдание.
 
Размышляя, он присел на ступеньки. Может быть, он просто посидит здесь и подождет некоторое время. А может, пойти в кафетерий или в университетскую библиотеку, сесть в уголке и обо всем подумать. А может, лучше сразу обратиться в полицию, чем раньше, тем лучше?
 
Михаэль закрыл глаза и передернул плечами - нервы были на пределе. Он понял, что шок подстегивает бесполезные идеи. Сразу идти в полицию было глупостью, но и прикрывать свои смятенные чувства учебным материалом было, конечно, не менее неправильно. Нет, вместо того чтобы заниматься семинаром, ему нужно было поразмыслить.
 
Он поднялся с лестницы и оглядел первый этаж своей кафедры в поисках стула. Не найдя ничего подходящего на многие километры вокруг, он апатично зашагал по коридору, а низкий центр тяжести его рюкзака придавал ему удрученный вид.
 
Михаэль, не постучав, открыл дверь в комнату для семинаров. Внутри никого не было, в окна светило солнце. Не в силах принять осознанное решение, Михаэль прошел через комнату и остановился на мягком стуле у окна. Повесив на плечи рюкзак, он сел и уставился на серый пол из ПВХ - на нем отчетливо виднелись жирные следы нечистой воды для уборки. В голове пронеслось много всего, в основном банального: вечеринки, дела, фильмы в кинотеатре, визит к стоматологу. То он думал об учебе, то о своей девушке Джоджо, то вообще ни о чем, как будто и думать было не о чем. Он смотрел в окно, казалось, бесстрастно.
 
... Он соскочил с порога смерти! Он стал безвольной жертвой безумца, вот так, по прихоти. Безумца, затаившего злобу на других людей и причиняющего им вред по своему усмотрению!
 
Внезапно, с преувеличенной смелостью, Михаил предположил, что, наверное, не только удача, но и судьба хранила его, чтобы с ним ничего не случилось. Прилив эйфории, вырвавшись из шокового состояния, на мгновение сменился тяжестью.
 
Он снял со спины рюкзак, положил его на колени и расстегнул молнию бокового кармана. Из него появился мобильный телефон. Измученный, он сразу набрал номер своей девушки. Джоджо должна была быть дома, большинство мероприятий этого семестра она проводила во второй половине дня, а по пятницам ей не нужно было идти в университет. Пользуясь этим, она работала до поздней ночи каждый четверг, а иногда и по пятницам и субботам. Можно предположить, что именно поэтому она в это время еще спала.
 
Вместо мобильного телефона Михаэль решил сначала позвонить на стационарный. Он позвонил - три, четыре раза... шестой, седьмой звонок. Джоджо не отвечала. Хотя Михаэлю не нравилась идея отрывать ее от заслуженного сна, он не знал лучшего совета. Наконец, ее усталый, невнятный голос прервал звонок.
 
"Да...? Алло?»
 
"Это я", - кротко ответил Михаэль. Его тон сразу же подсказал ей, что что-то не так. Соединение зашумело - она приподнялась, чтобы внимательнее прислушаться к словам друга.
 
"Что такое? Что не так? Ты плохо себя чувствуешь? Ты говоришь...»
 
"Я не очень хорошо себя чувствую, - невозмутимо перебил ее Михаэль, - это...»
 
"Что случилось?» Джоджо забеспокоилась: никогда еще ее парень не говорил так деморализованно. Михаэль описал случившееся почти банально: "Какой-то сумасшедший сбил меня на своей машине на набережной. Он ехал прямо за мной. Я притормозил, чтобы он мог спокойно проехать мимо меня... да, дорога узкая. Но машина продолжала сбавлять скорость и оставалась позади меня. Потом водитель разогнался и зацепил меня передней шиной. Может быть, чтобы сбросить меня на набережную, я не знаю".
 
В ужасе она ответила: "С тобой что-то случилось? Ты в порядке?»
 
"Нет, я просто чувствую себя... Я не знаю, это...»
 
«Ты в шоке!» - лаконично констатировала она.
 
"Да, я тоже так думаю. Я чувствую себя странно".
 
"Где ты сейчас? В университете или дома?»
 
"Я нахожусь в аудитории для семинаров на своем факультете".
 
"Хочешь, я зайду?»
 
Михаэль хотел быть помягче с Джоджо, она сейчас находилась в состоянии сильного стресса. Кроме того, сегодня вечером ей предстояло ехать на семинар выходного дня, к которому еще нужно было подготовиться, поэтому он успокоил ее: "Нет, не нужно. Я просто хотел это сказать и... Не знаю, просто было страшно. Мне показалось, что он не видит меня как следует".
 
Джоджо была студенткой седьмого семестра психологического факультета, поэтому, возможно, было ошибкой преуменьшать то, что он ей сказал. Возможно, теперь она будет только сильнее задумываться над его состоянием.
 
Михаэль хотел побыстрее закончить разговор, чтобы она могла расслабиться и поспать, поэтому он снова перевел разговор в другое русло: "Мы поговорим сегодня днем, хорошо? Я в порядке, просто хотел сказать тебе об этом. Может быть, я подумал, что таким образом смогу выпустить пар".
 
Даже если Джоджо не показывала этого на словах, она была глубоко обеспокоена. С трудом, боясь, что не сможет быть рядом с ним в эти выходные, она согласилась: "Хорошо, тогда мы созвонимся сегодня во второй половине дня? Ты знаешь, что меня заберут на микроавтобусе в половине пятого?» Она повысила голос, чтобы сделать ему предложение: "Может быть, ты хочешь приехать до этого? Тогда мы сможем поговорить об этом?»
 
"Нет, все в порядке. Я позвоню тебе еще раз сегодня днем, перед твоим отъездом. Не волнуйтесь, я просто хотел выговориться".
 
Несколько секунд они оба молчали.
 
"Тогда до встречи", - прервала она молчание. "Я люблю тебя".
 
"Я тоже тебя люблю. До встречи". Небольшие звуки поцелуев скрепили слова пары.
 
"Удачно упакуй вещи", - добавил Михаэль и повесил трубку. Он не мог придумать лучшего способа развеять беспокойство своей девушки.
 
Он посмотрел на дисплей своего мобильного телефона. Разговор длился всего две с половиной минуты. Тем не менее, ему показалось, что разговор принес ему какую-то пользу - по крайней мере, он смог словесно освободиться от груза необычного события.
 
Как теперь провести остаток дня? Посещать два других семинара после этого события он не мог и не хотел. Что же ему делать? Заявить в милицию! Но прошло несколько минут, прежде чем он физически смог набраться смелости и сделать это. Он держал в руке мобильный телефон и смотрел на сочные зеленые листья, неподвижно свисающие с букового дерева за окном. Наконец, обессилев, он надел рюкзак и с удрученным лицом встал со скрипучего кресла. Этот шум в тихой комнате свидетельствовал о том, что Михаэль чувствует себя заброшенным. Он неуклюже задвинул стул под один из столов и вышел из комнаты.
 
Дойдя до велосипеда, он задумчиво отстегнул цепь и положил ее в рюкзак. Машинально он сел на велосипед и поехал по маленьким переулкам лабиринтов университетской территории Касселя. Оставалось всего несколько поворотов до окраины университетского городка, откуда он хотел отправиться в полицейское управление, но решимости не хватало. Он слабо крутил педали и минут десять кружил по территории университета. Прохожие не обращали внимания на его одиссею, часто студенты университета мечтательно катались на велосипедах и слушали музыку в наушниках. Однако взгляд Михаэля, устремленный в землю, свидетельствовал не о расслабленном безделье.
 
Медленно, сам того не замечая, он подъехал к большой парковке за своей кафедрой. Здесь парковались машины большинства сотрудников университета. Он свернул на въезд в сквер и направился к скоплению припаркованных машин, что заставило его поднять глаза, но не побудило осознать свое положение более осмысленно. Между машинами неожиданно появился господин с кожаным портфелем, возможно, профессор. Мужчина лет пятидесяти, похоже, торопился, возможно, опаздывал на мероприятие.
 
"Остановись!» - требовательно крикнул торопливый мужчина, протискиваясь с портфелем между двумя тесно припаркованными машинами. Но было уже поздно, его суматоха передалась окружающим, то есть Михаэлю, который попытался избежать надвигающегося столкновения, ускорив свой путь. К несчастью, прямо перед багажником автомобиля оба мужчины столкнулись.
 
"Извините, я думал, вы остановитесь", - извинился Михаэль. Предполагаемый лектор выглядел дружелюбно, он улыбался, но с настойчивостью, которую в данной ситуации легко можно было бы расценить как высокомерие.
 
"Не бери в голову", - неловко ответил он Михаэлю; его щегольское тело казалось стесненным из-за тесноты мотоцикла, что превращало их освобождение друг от друга в почти неловкую игру в подвешенном состоянии. Освободившись от захвата, суетливый мужчина тут же удалился, не желая больше интересоваться самочувствием велосипедиста.
 
Глядя вслед спешащему человеку, Михаэль вдруг почувствовал, что знает, кто этот господин... Прическа, черные редкие волосы, испещренные по краям сединой? Он в замешательстве покачал головой, глядя, как ветреный мужчина исчезает в здании университета. Подобное высокомерие, даже если оно и не подразумевалось, раздражало его: люди, у которых на уме только они сами и их большие, но такие маленькие цели в жизни.
 
Но в этой встрече был один положительный момент: она вывела Михаэля из состояния транса. Он также почувствовал, что наполовину отошел от предыдущего шока. Он развернул велосипед и направился прямо к велосипедной дорожке в конце парковки. Оттуда он хотел добраться до дома.
 
Сосредоточившись на маршруте, он теперь думал о Джоджо и о том, как она отнесется к его неконтролируемому сообщению. Он надеялся, что она не будет слишком волноваться и уже забыла о его заикании.
 
Справа от него проносились фасады пустых квартир, стены которых были испещрены граффити. Михаэль не присматривался, пока не прочитал на одной из стен буйные красные буквы: "За мир без войны!»  Глупый, избитый лозунг, подумал он про себя, наверняка его нарисовал студент второго семестра - доброхот в приступе бессистемного идеализма. Вдруг у него возникло ощущение, что он уже думал об этом изречении на стене в похожей форме... Неужели это тоже здесь? Проезжал ли он здесь несколько дней назад? Или же память снова играет с ним, как и в случае с почтовым ящиком? В любом случае, это не могло быть связано с шоком.
 
На первой передаче он тяжело крутил педали на крутом участке дороги. Достигнув вершины, он неторопливо покатил к подножию холма и остановился на перекрестке, где еще раз мог выбрать, ехать ли ему прямо до квартиры или свернуть направо к полицейскому участку. Не раздумывая, он посигналил и повернул направо на оживленную главную дорогу. К сожалению, здесь не было велосипедной дорожки.
 
Его снова охватило чувство, что он уже сталкивался с подобной ситуацией, - навязчивое ощущение, что он знает, что сейчас произойдет. Он повернулся, не понимая, зачем он это делает. Может быть, он что-то искал? Он ожидал чего-то, чего-то, что должно было произойти.
 
Но ничего не происходило. Машины, ехавшие позади него, приблизились и держались на значительном расстоянии в стороне - как это обычно бывает на оживленных дорогах по отношению к велосипедистам.
 
Может быть, это был страх? Страх, что его снова собьют? Потому что машины могут сбить его? Так и есть - вероятно!
 
Михаэль подал знак рукой, перешел на тротуар, сел и докатил велосипед до пешеходного перехода на следующем перекрестке. Отсюда он решил свернуть в сторону через небольшой парк.
 
Когда он подъехал к полицейскому участку, все произошло очень быстро. Поскольку преступник так и остался неустановленным, не было ни номеров, ни четкого описания машины, не оставалось ничего другого, как написать "заявление на неизвестных лиц": на сумасшедшего, разбушевавшегося и нападающего на велосипедистов, а возможно, и на пешеходов. Это сообщение было бы полезным для Михаэля только в том случае, если бы поступили другие подобные сообщения или рапорты, которые помогли бы начать розыск. Это означало, как выразился опытный полицейский, старомодную фразу: "Ждать и смотреть".
 
Пить чай - вот чем планировал заниматься студент дома! Не совсем бескорыстно он радовался диагностированной травме и полученному в связи с этим отгулу в университете. С другой стороны, он понимал, что его прогул был в какой-то степени самообманом, поскольку отмененный семинар имел существенное значение для его предстоящего выпуска. Но он ничего не мог поделать со своей совестью: в конце концов, его поведение было не совсем нормальным, а ясное мышление нарушено. К тому же ему нравилось, что теперь он мог наверстать упущенное за ночь.
 
Дома Михаэль некоторое время смотрел телевизор. Сначала ему было скучно смотреть несколько серий старых сериалов, потом он слушал во сне вестерн 50-х годов, обрывочный сюжет которого он беспокойно вплетал в свои полусонные грезы.
 
Около трех часов дня зазвонил мобильный телефон. Это была не Джоджо , а Ева, многолетняя подруга, которая хотела пригласить Джоджо и Михаэля на свою вечеринку. Поскольку родителей Евы не было дома с пятницы по воскресенье, она могла устроить одну из своих многочисленных вечеринок сегодня вечером. Кроме того, у нее в очередной раз появился новый парень.
 
"Ты хотя бы придешь?» - спросила она после того, как Михаэль рассказал ей об отсутствии Джоджо в эти выходные. Он не хотел, ему не нравился весь этот цирк вокруг ее новых любовников, которых она меняла каждые несколько дней. Особенно ему не нравились ее потасканные алкогольные вечеринки, на которых не было другой цели, кроме как безнадежно напиться до потери сознания. С другой стороны, она была идеальным местом для того, чтобы немного развлечься, но чувство веселья Михаэля часто заканчивалось там, где начиналась стервозность Евы. Кроме того, на самом деле она была подружкой Джоджо. Он не мог вспомнить, откуда он знает Еву, но не Джоджо познакомила его с ней. Что ж, все знали самых колоритных девушек в университете.
 
Михаэль попытался выкрутиться из затруднительного положения полусловами: "Вообще-то у меня еще есть несколько дел. Мне нужно подготовиться к экзамену по литературе". Он озабоченно почесал голову. "Кроме того, сегодня со мной произошел несчастный случай, который не очень-то поднимает настроение", - отлично, это просто обязано было потянуть за собой: "Меня чуть не сбила машина... Я не совсем здоров".
 
"Вот именно, - истерически бодро ответила Ева, но его заявление оставило ее совершенно холодной, словно она не понимала всей важности того, что с ним произошло, - тебе нужно немного отвлечься. Именно по этой причине! Давай, дай себе разрядку".
 
Михаэля оттолкнула ее невежественная бесцеремонность. Его уже раздражала дешевая жизнерадостность, которую она демонстрировала всем стандартным непринужденным тоном. Как ему обаятельно объяснить ей, что он вовсе не жаждет познакомиться с одним из ее новых поклонников? Постоянная смена знакомых мужчин - так называемые ровные отношения - в конечном итоге лишь обнажили ее глубинную эмоциональную проблему, с которой она не знала, как справиться.
 
Она выдавила слезы и сделала вид, что с нетерпением ждет Джоджо и его. Тот факт, что сейчас только он мог прийти, означал, что он обязан был прийти.
 
В принципе, Михаэль любил веселиться в больших компаниях, но не обязательно с Евой или у нее. Атмосфера на ее вечеринках всегда грозила испортиться.
 
В конце концов, Михаэль с покорной покладистостью уступил ее просьбе. Он не хотел больше подвергать себя уговорам. Возможно, пообещал он себе, вечеринка действительно позволит ему отвлечься на целый день. Поинтересовавшись, не нужно ли взять с собой что-нибудь алкогольное, он проверил запасы в барном шкафу: "У меня есть еще одна бутылка».
 
"Вино. Просто принесите вино. Две бутылки, желательно двух разных сортов, это будет хорошо". Она на мгновение замолчала, а затем высказала свою следующую идею. "А еще лучше шнапс, у нас его пока нет. Матиас принесет шнапс или виски. Только не надо ничего такого цветастого, этого у нас и так хватает. Итак... Можно нам вина, две бутылки? О нет, я имела в виду пиво, - коротко рассмеялась она, - Или все в порядке? Значит, две бутылки вина и пиво?»
 
Михаэль мысленно застонал. Не из-за ее требований, а из-за того, как она поставила музыку - увеличила громкость своими фальшивыми девчачьими визгами. Чем дольше это продолжалось, тем эффектнее становилось.
 
"Да, я посмотрю, что еще у меня есть". В баре не осталось ничего, кроме старого игристого вина, надо было что-то купить. Но это он сделает позже, на заправке.
 
"Ну вот, ты просто душка", - сладко промурлыкала Ева в трубку.
 
Телевизор по-прежнему был включен. Михаэль потянулся к пульту, лежавшему на кровати, и переключил свой новый жидкокристаллический телевизор на другой канал.
 
"До встречи…», - хотел сказать он на прощание.
 
"О, я еще не сказала, когда. Хорошо, если ты приедешь не раньше половины десятого, потому что Себастьян, его друзья и я собираемся в кино до этого времени. И мы точно не вернемся раньше половины десятого. Ты не против?»
 
"Да, нет проблем", - успокоил он Еву, которая, казалось, бурлила от счастья по поводу своих новых отношений. Она, наверное, уже в десятый раз нашла своего "прекрасного принца»- ужасно, что сегодня вечером снова придется на все это смотреть. Но, может быть, она еще успеет расстаться с этим парнем.
 
"Кто еще придет?»  Собственно говоря, он уже не хотел задавать этот вопрос. Но он все равно задал его, вероятно, для того, чтобы подвести разговор к достаточно удачному завершению.
 
"Еще несколько студентов-бизнесменов". Это было здорово - сплошное удовольствие. "И несколько студентов с информатики. А также Анке, Надин, Маркус... многие из тех, кого ты знаешь".
 
Ева еще раз поблагодарила его. Она попрощалась с ним пошловатым тоном, который она всегда использовала, когда хотела, чтобы мужчины подчинялись ее желаниям.
 
"Боже, какая стерва!» - высказал свои мысли вслух Михаил после окончания разговора. Он плюхнулся на кровать и с окаменевшим выражением лица досмотрел телепередачу о диковинных звездных системах до конца. Через два часа позвонила Джоджо, и они 20 минут подробно обсуждали происшествие. Она призналась, что его рассказ встревожил ее, но она быстро уснула от усталости, вызванной напряженным рабочим днем.
 
Пока она рассказывала, Михаэль обратил внимание на подавленную манеру Джоджо говорить. Казалось, с ней что-то не так, он чувствовал, что она чем-то обеспокоена. Однако когда он спросил ее об этом, она не дала ему никакой точной информации, сказав лишь, что уже несколько дней ее мучают тошнота и головокружение, а иногда она просто не может сосредоточиться.
 
После сопоставления различных университетских и повседневных событий Михаэль сообщил, что сегодня ему придется присутствовать на вечеринке Евы. Джоджо стало жаль своего парня, и она сказала ему, что позвонит ему завтра вечером, но все зависит от того, будет ли у нее еще время и желание звонить. Он понял, ему была знакома эта затянувшаяся процедура на семинарах выходного дня.

Около половины десятого Михаэль наконец встал, чтобы отправиться на вечеринку к Еве. На улице было тепло, знойная, приятная летняя ночь. Как и днем, Михаэль надел свои бежевые шорты и голубую футболку. За желтым матовым стеклом его темный силуэт спускался по ступеням освещенной лестницы. После того как он оказался на первом этаже своего многоквартирного дома, он с силой толкнул тяжелую входную дверь. Он неторопливо зашагал по парковке, решив не оглядываться - возможно, утром за ним охотится сумасшедший, который сейчас притаился возле дома.
 
Михаэль не собирался брать велосипед, в том числе и потому, что до дома Евы ему было не так уж и далеко. Дом ее родителей находился примерно в 15 минутах ходьбы. Путь туда пролегал мимо автозаправочной станции, где он также хотел купить спиртное, которое хотела купить Ева. Он несколько раз незаметно оборачивался, чтобы посмотреть, не идет ли кто за ним. Только когда он отошел от дома метров на триста и направился к главной дороге, его подозрения стали ослабевать. Но сомнения остались. Он продолжал считать потенциально подозрительными как припаркованные, так и движущиеся автомобили.
 
Через 10 минут ходьбы Михаэль добрался до большой автозаправочной станции, которая работала круглые сутки и предлагала, помимо обычных продуктов, чрезвычайно широкий ассортимент спиртных напитков. По выходным молодые люди особенно любили покупать здесь высокопробные спиртные напитки для ночных попоек. Не совсем безобидное занятие, когда видишь, как многие из них подъезжают на машинах и уезжают с полным запасом алкоголя.
 
Михаэль, видимо, уловил момент затишья: В здании АЗС ничего не происходило, как будто никому ничего не было нужно в данный момент, хотя в остальном ассортимент товаров постоянно подвергался атакам заходящих покупателей. Вообще, весь район вдруг показался пустынным, а прилегающие улицы - совершенно безлюдными. Настолько, что, проезжая мимо бензоколонок, Михаэль отчетливо слышал гудение неоновых ламп. Только слабый шум транспорта доносился с автострады, расположенной в двух километрах. У одной из бензоколонок стоял автомобиль, внутри которого никого не было. Водителя машины, похоже, не было в самом здании, только заправщик стоял у кассы. Михаэль подошел к автоматической раздвижной двери, которая открылась с четким звуковым сигналом.
 
"Добрый вечер!» - поприветствовал его молодой человек, стоявший за стойкой. Обычно это был студент, подрабатывающий на учебе в вечернее время.
 
"Здравствуйте!» - вежливо ответил Михаил и скрылся в торговом зале между двумя перегородками, уставленными компьютерными журналами. Под впечатлением заголовков на обложках он несколько минут листал журналы, а затем со скучающим выражением лица вернул их на прежнее место. Рядом с журналами, в левом конце длинной перегородки, находился небольшой винный стеллаж, к которому он и начал двигаться. Некоторое время он пристально разглядывал узкую полку, прежде чем решился задать вопрос работнику АЗС: "Извините... А «Мерло» у вас тоже есть?» . Для наглядности Михаил поднял бутылку в руке над перегородками.
 
"У нас должно быть. На один ряд ниже, под «Совиньоном», кажется".
 
Михаэль пригляделся, но не смог разглядеть дерево за деревьями.
 
"Вот, да, вот оно! Оно должно быть прямо перед вами. Прямо там, где вы ищете!»
 
Михаэль заметил вино, которое искал. Неудивительно, что он не сразу увидел его, этикетка выглядела без украшений - бедно и третьесортно. Ну и ладно, подумал он про себя, все лучше, чем вино из упаковки Tetra Pak, и взял "Мерло". Он вытащил из кармана брюк несколько купюр и проверил свои финансы. Он услышал, как справа за его спиной на АЗС вошел еще один покупатель.
 
Михаэль посмотрел на "Совиньон»- белое вино, которое стоило так же дешево, как и "Мерло". Внимательно изучив этикетку на бутылке, он решил купить и это вино. Но ему не хотелось вносить еще один вклад - бутылку пива. В конце концов, он все равно рано уйдет, так зачем вкладывать еще больше?
 
Он случайно бросил взгляд через продуктовые перегородки на служащего АЗС. У стойки стоял покупатель, увидев чей профиль Михаэлю хватило доли секунды, чтобы среагировать соответствующим образом. Он пригнулся, прижав бутылки с вином к телу. Неужели это возможно? Здесь стояла его бывшая девушка! Как могло случиться, что она оказалась здесь, в это время суток и в этом городе? В двухстах километрах от места, где она жила. Или он ошибся?
 
Переварив первоначальный шок, Михаил присел под перегородкой, осторожно выглянул с правого края и попытался внимательно рассмотреть лицо женщины.
 
"И номер два", - обратилась девушка к заправщику. Это был ее голос? Он не был уверен, для этого прошло слишком много времени, около семи лет. Да, нервно подумал он, это она! Аппарат пиликнул два или три раза - наверное, она что-то покупала.
 
"Это все?» - спросил служащий АЗС. Больше ответов не последовало. Михаэль не видел их жестов. "С вас 38 евро и 28 центов".
 
Сердце Михаэля забилось быстрее, а давление неловко поднялось. Он надеялся, что она не обнаружит его. Только не здесь и не сейчас! Естественная маскировка была необходима. Только не надо поднимать шум.
 
Он снова высунул голову из-за перегородки и повернулся спиной к ряду проходов напротив - шоколад, желейные конфеты и сладости. Отвернувшись таким образом, он хотел дождаться, пока молодая женщина не пойдет к выходу. Если она пройдет мимо него, он повернется чуть в сторону и сможет определить ее краем глаза.
 
Он уже слышал ее шаги. Он посмотрел вниз, чтобы видеть несколько метров позади себя. Но где она была? Заметила ли она его, узнала ли по прическе или росту? Не зная, что делать, он повернулся немного назад и увидел ее голову, склоненную над кипой газет. Как раз в этот момент она отвернулась от газет и продолжила свой путь к выходу. Нет, она не могла сделать это сейчас! Он не мог так резко переключиться на сладости, это было бы слишком заметно. Он повернулся, чтобы снова посмотреть на перегородку с компьютерными журналами. Если это действительно была его бывшая, то они не стали бы игнорировать друг друга.
 
Она прошла мимо него, Михаэль проскользнул прямо в поле ее зрения, их глаза на секунду встретились. Но кроме того, что она необычайно дружелюбно улыбнулась ему - улыбкой очень красивой молодой женщины с темными волосами до плеч, - она спокойно прошла мимо него длинными шагами, с парой шоколадных батончиков в руках. На мгновение ему показалось, что она собирается с ним заговорить, но, похоже, не узнав его, она исчезла в направлении выхода.
 
Неужели это была она? Этого небольшого мгновения встречи было недостаточно, чтобы со стопроцентной уверенностью ответить на этот вопрос. За семь лет люди могут сильно измениться, а ведь тогда они были подростками. Возможно, девушка просто была похожа на нее. Однако ее улыбка показалась слишком приятной для незнакомца - дружелюбной и необыкновенно уютной. Возможно, она узнала его, пусть даже подсознательно.
 
Михаэль все еще пребывал в задумчивости, когда понял, что она приехала на машине. Номерной знак мог дать ответ на его вопросы – она была из Франкфурта-на-Майне. Он выглянул в окно и увидел машину, припаркованную у выхода, готовую выехать на главную дорогу. Если бы только он мог узнать номерной знак...
 
Быстро сообразив, чтобы его не обвинили в краже, он положил две бутылки вина и вышел. Машина уже выехала на дорогу и скрылась за зданием автозаправочной станции. Михаэль не спеша, чтобы не привлекать лишнего внимания пассажиров, последовал за ней. Повернув за угол здания, любопытствующий мужчина увидел, что машина стоит в 50 метрах от него на красном светофоре. Он очень надеялся на это. Но было уже поздно, так как на таком расстоянии невозможно было четко расшифровать номер машины.
 
Однако идти за машиной дальше не хотелось, возможно, она его узнала и теперь смотрит, как он рысью бежит за ней. Нет, он не мог позволить себе опозориться, повернул направо и поехал вокруг АЗС, пока не оказался перед автоматической раздвижной дверью. Мимоходом он заметил, что незанятая машина у бензоколонки исчезла.
 
Он купил два вина и постарался забыть об этой странной встрече.
 
Вечеринка
 
Михаэль продолжил свой путь. Было уже около 11 часов вечера, и по приглушенному грохоту он издалека понял, что где-то в этом спокойном, благополучном районе идет вечеринка Евы. Оставалось только идти по следу, но он знал, что извилистые узкие улочки могут заставить его выбрать неверное направление. В конце концов, он оказался рядом со зданием, но подойти к нему не смог, так как доступ к нему преграждали заборы других домов.
 
Первый этаж современного здания, которому было не более десяти лет, был полностью освещен. Кроме грохочущей музыки, на улице было относительно тихо, никто из участников вечеринки не выходил за пределы стильного жилища, что объяснялось тем, что в недавнем прошлом Ева устроила слишком шумную вечеринку в саду, из-за чего у семьи испортились отношения с соседями. Поэтому изначально вечеринка проходила только внутри дома.
 
Михаэль позвонил в звонок у черного входа, ведущего на нижний этаж - в царство Евы. Раздался шорох - кто-то заметил звонок в дверь. Дверь открылась, она скрипнула, Ева завизжала от восторга: "Привет, вот ты где!»  Как и всех своих знакомых, она горячо обняла Михаила. Он не мог не ответить на ее тепло искренней улыбкой - ему нравилось, когда его обнимали. Она проворно затащила его внутрь и закрыла за ним дверь.
 
"Я принес две бутылки вина! «Мерло» и «Совигнон".
 
"Отлично! Спасибо! Пойдем, я тебя познакомлю с остальными!»
 
Красивая женщина, украшенная черной бахромой и волосами длиной до подбородка, потащила его за правую руку по узкому длинному коридору в гостиную квартиры на первом этаже. Обе они держали в руках по одной из бутылок вина, которые прихватили с собой.
 
В гостиной царил полумрак, лишь два больших торшера и несколько свечей давали свет в окружении громкой музыки. В каждом углу стояли пивные бутылки, дешевая выпивка украшала столы и подоконники. В воздухе висел сигаретный дым, который то тут, то там маскировался сладковато-пряным запахом только что зажженного гашиша.
 
Михаэль подсел к нескольким приятелям. Он знал большинство присутствующих, почти всех, за исключением нескольких человек из других дисциплин. В принципе, неплохая атмосфера, поспешно подумал он, пока Ева не попросила познакомиться с ее новым любовником и его друзьями. Они уединенно сидели за круглым обеденным столом в стороне - видимо, чувствовали себя не в своей тарелке среди студентов и поэтому отгородились от остальных. Для Михаэля это было явным признаком того, что они снова стали студентами Ассиса.
 
По дороге к известной компании Ева познакомила новичка с парой менее известных сокурсников: "Ты знаешь Сюзанну и Томаса?»  Оба поприветствовали Михаэля и коротко подняли руки: они часто виделись на семинарах. Ева проскочила вперед и села за обеденный стол, рядом со своим новым парнем - мускулистым, загорелым парнем с короткими темно-каштановыми волосами со светлыми вкраплениями. Он был моложе Евы, наверное, года на три-четыре.
 
Михаэль усмехнулся про себя. Ладно, взял он себя в руки, кого-то экстравагантного следовало ожидать. Кроме того, давно пора было привести парня с большими руками.
 
Новый парень Евы сидел между двумя другими крепкими парнями, которые безошибочно относились к нему. Несмотря на свои накачанные фигуры, они выглядели неуверенными в себе, почти потерявшимися в суете окружающей их студенческой толпы. Михаэлю было неловко встречаться с этими ничтожествами на двух ногах. О чем он должен был говорить с такими людьми? О стероидах и напитках для наращивания мышц? Наверняка они настолько поглощены стремлением выглядеть мужественно, что любое свое поведение подкрепляют преувеличенно мужественным поведением. Это раздражает! Ради Евы он посидит с ними немного, обменяется парой пустяков, а потом вернется к своим сокурсникам.
 
"Здравствуйте", - поприветствовал Михаэль троих за столом, но руки им не пожал - слишком официально. А также потому, что нередко члены таких групп пытались доказать свою мужественность силой рукопожатия. Михаэль находил такие скрытые физические схватки невыносимыми. Не потому, что он не мог с ними бороться, а потому, что они раскрывали перед ним невротический потенциал его коллеги - скрытый комплекс отца или брата.
 
Трое амбалов кивнули в ответ. Похоже, они не воспринимали это приветствие всерьез, их больше волновал фотоальбом Евы, который они разглядывали с явным искусственным интересом.
 
Ева с волнением описывала одну из фотографий, на которой она была изображена маленьким ребенком на фоне сломанных качелей. Она рассказывала какую-то историю, но Михаэль понимал только половину фразы из-за то аляповатой, то басовитой музыки. Ева говорила все громче и громче, гогоча и истерически визжа. Одновременно она проверяла, кто из гостей хотя бы визуально заметил ее акустически едва уловимое выступление. Вечно возбужденная студентка, похоже, знала, как отвлечься от неловкостей и несуразностей - сегодня, видимо, от неловкого выбора партнера. Но, возможно, она не думала так далеко вперед. Иногда Михаэль даже сомневался, действительно ли она настолько глупа, почти безумна, или же в конечном счете просто использует это, чтобы повлиять на эмоции окружающих. Скорее всего, верно и то, и другое.
 
Он открыл бутылку пива, которую взял из ящика, стоявшего под круглым обеденным столом. Так ему не пришлось обмениваться многословными фразами со своими новыми друзьями, которые, как была уверена Ева, все равно скоро закончатся. Ради приличия он еще несколько минут стоял у обеденного стола, пил свое пиво и пытался опознать людей на фотографиях, вклеенных в фотоальбом, вывернув шею.
 
Несколько раз посмеявшись над историей снимков, Михаэль незаметно отошел от обеденного стола и устроился на старом диване Евы в гостиной. Некоторые из гостей оживленно смеялись и болтали. Он сел на крайний левый край, рядом с двумя молодыми студентками, которые, скорее лежа, чем сидя, выплескивали друг на друга свой визгливый смех. Михаэль уловил лишь обрывки того, над чем они так искренне смеялись. Громкая музыка просто не позволяла этого сделать. Конечно, ему это тоже было неинтересно. Он с удовольствием пил пиво и спокойно думал о том, что скоро ему удастся незаметно ускользнуть.
 
С удовлетворением он посмотрел на стереосистему, стоявшую прямо перед ним, метрах в четырех. Потертая, древняя вещь 80-х годов, к которой был условно подключен MP3-плеер. Сама система служила только усилителем. Музыка, игравшая на нем, ему нравилась. Незнакомая рок-песня, которая вызывала ощущение, что он слышал ее совсем недавно. Постепенно, слушая музыку, он понял, что уже в третий или четвертый раз за сегодня испытывает дежавю. Но это ощущение его почти не волновало - в конце концов, каждого человека преследуют многодневные впечатления от, казалось бы, повторяющихся событий.
 
Он отпил глоток из бутылки и только сейчас заметил, что слева от него на стул опустилась девушка. Михаэль бросил на нее короткий раздраженный взгляд, но она улыбнулась и внимательно посмотрела на его изящное лицо. У нее тоже было с собой пиво, которое она крепко сжимала в обеих руках и балансировала на скрещенных ногах. Неуверенно и немного неловко она ритмично двигала бутылкой в такт музыке, намекая на то, что ей интересен разговор с Михаэлем.
 
Но его этот жест раздражал, и он отвернулся. Возможно, дело было в ее внешности. Она была красива, без сомнения. Симпатичная. И именно это его беспокоило. Ее пышная красота, украшенная черными волосами длиной до плеч, казалась ему какой-то слишком утонченной, аляповатой. Она была одета в облегающий белый свитер и такие же облегающие джинсы, из-под которых торчали кончики черных туфель. Все вместе, с ее приятным смуглым лицом и аккуратной манерой поведения, было почти вызывающим. Он не совсем понимал, что именно его раздражает или даже отталкивает. Ее внешнее дружелюбие с едва заметными репликами в разговоре? Возможно. Во всяком случае, девушка щекотала в нем какое-то потерянное чувство, причину которого он не мог точно определить.
 
Невольно, размышляя о своих подавленных чувствах, он догадался, что она - приятельница нового кобеля Евы. Два забавных персонажа, которые сочетались друг с другом. Михаэль с отвращением представил себе, как эта женщина летит летом на Майорку с таким типом мужчин, пьет сангрию, веселится и трахается на полную катушку.
 
На самом деле она не выглядела дешевкой, признался себе Михаэль, но в каком-то смысле она казалась обычной, потому что была беспечно раскованной и сексуальной. Он понял, что, должно быть, она чем-то неприятно напоминает ему елшл=ьл нзн. Возможно, он что-то проецирует на нее. Но что?
 
Несмотря на то, что он отвернулся от нее, он все еще мог видеть, как она флиртует с другими молодыми женщинами - некоторые из них были военными - рядом с ним. Она захихикала, ее стройная и хрупкая фигурка продолжала наклоняться вперед. Она расставляла тонкие пальцы и вытягивала руки вверх, создавая забавную ситуацию для своих веселых собеседников. Он заметил, что она покрасила свои длинные ногти в белый цвет. "Как пикантно", - прокомментировал он ее желание - из-за громкости его голос был едва слышен.
 
Как будто непристойные мысли Михаэля завлекали ее, это повторилось: она с интересом посмотрела на него. После минутного раздумья она, наконец, заговорила с ним: "Привет", - поприветствовала она. Сейчас, как никогда, зазвучала более тихая песня - современная версия "Кавалера любви", так что теперь они могли слышать друг друга и акустически. Его охватило чувство неловкости.
 
"Привет!» - ответил он и попытался мило улыбнуться. Поскольку она больше ничего не сказала, он почувствовал, что должен сказать больше: "Я тебя совсем не знаю? Ты подруга Евы?»
 
Она покачала головой и показала на одного из парней, сидевших с Евой за обеденным столом. Вот так, - Михаэль почувствовал себя оправданным, - она не могла быть здесь с кем-то другим! Он нейтрально кивнул молодой женщине и добавил: "Ты знаешь Еву?»  Он не знал, о чем с ней говорить.
 
«Да, я ее знаю. Ты часто бываешь у неесОна осторожно сделала глоток из своей бутылки пива.
 
«Не так часто. Она моя подруга, мы знакомы еще по университету". Он смотрел на нее с уменьшающимся ожиданием; она была не слишком общительна. Но, по крайней мере, она не болтала без умолку, как другие женщины, чтобы оживить неловко пустые ситуации.
 
"Она с Себастьяном, тот, что в центре", - прокомментировала она, указывая на нового парня Евы в круге фотографий. Михаэль кивнул, не впечатленный.
 
"А с кем из них ты здесь?»
 
"Вообще-то, со всеми тремя". Она улыбнулась, наклонив верхнюю часть тела в его сторону.
 
В принципе, она была не так уж плоха, производила впечатление уверенной в себе и спонтанной. Тем не менее, по какой-то непонятной причине Михаэля все еще отталкивала ее внешность. Это не сулило ему ничего хорошего и мешало затеять с ней разумный разговор.
 
У нее были тонкие черты лица, небольшой, но не курносый нос с гармонично закругленным кончиком. Рот с полными губами прекрасно сочетался с шириной узких, почти исчезающих скул, которые подчеркивали изящество ее головы с небольшим подбородком. Щеки, напротив, были высокими, но не расширяли лицо, а, наоборот, подчеркивали щеки. Она подчеркивала темные ресницы и веки глаз, которые располагались совсем рядом друг с другом, так что они казались больше. Тонкие выщипанные брови она, напротив, аккуратно подкрасила карандашом. Безупречная кожа, густые черные волосы и привлекательное тело завершали ее женственный облик.
 
Она, безусловно, была симпатичной и сексуальной, но было в ней нечто такое, в чем Михаэль не мог признаться своей собеседнице: красота натуры, именно потому, что в ней было слишком много внешнего ослепления. Она должна была быть из тех женщин, которые хорошо выглядят и знают об этом. Она была готова использовать это как средство для получения преимущества в жизни - возможно, именно поэтому ее облик вызывал в нем столь противоречивые чувства.
 
Стоп, о чем он подумал? Вот оно: она была знакомым типажом женщины! Вот к чему относились его чувства!
 
Она прервала ход его мыслей: "Что ты изучаешь? То же, что и Ева?»
 
Не успел он ответить, как к его собеседнице подошли двое мускулистых мужчин, которых Ева привела с собой. Они выдвинули два стула и сели рядом с симпатичной девушкой. Она уже оживленно болтала с этими двумя парнями. Общее неблагоприятное впечатление Михаэля подтвердилось: эта девчонка даже не может нормально закончить разговор. При этом он заметил, что один из двух амбалов смотрит на него косо - явно ее парень.
 
Михаэль допил пиво. Он собирался выпить еще одну бутылку и, немного оправдавшись, улизнуть минут через двадцать. Но до этого дело не дошло, так как двое парней снова встали. Михаэль услышал, что они хотят отправиться на поиски специальных алкогольных напитков, которые они обещали принести обратно для заметно оживившейся девушки.
 
Обидевшись, Михаэль задался вопросом, а что вообще нравится женщинам в таких шутах с накачанными руками? Ну, так или иначе, женщины не могли не находить привлекательным архаичное поведение мачо, которым отличаются олени во время гона. Это свидетельствовало о таланте к выживанию, пусть даже чисто физическому. Человеческий разум все еще был доисторической моделью охоты - так что не имело значения, если способность мыслить была несколько ограничена.
 
Вдохновленный этой мыслью, он решил прямо спросить девушку об ее увлечении демонстрацией: "Ева познакомилась с Себастьяном и твоим парнем во время занятий бодибилдингом?»
 
Она покачала головой, не понимая, что он имеет в виду. Он повторил свой вопрос: "Твой парень и Себастьян - где и как они познакомились с Евой?» Для убедительности Михаэль указал на стул, где сидел тот парень, который до этого смотрел на него.
 
"Он не мой парень", - она пренебрежительно подняла руку, и в ее словах прозвучало раздражение.
 
Они не были парой? Этого Михаэль никак не ожидал.
 
"О, простите. Я думал...» - теперь он мог приберечь свою запланированную наглость, но ему все равно пришлось вспомнить свой вопрос, чтобы перефразировать его. "Твои друзья знают Еву по бодибилдингу? Они познакомились с ней там вместе?»
 
"Нет, они все знают друг друга по дискотеке, я думаю". Она, похоже, не хотела давать ему более подробную информацию, а Михаэль не хотел допытываться дальше. Поэтому он спросил ее о чем-то более личном: "Чем ты занимаешься? Учишься? Работаешь?»
 
"В настоящее время я обучаюсь на налогового помощника. Я нахожусь в конце третьего года обучения. Через пять месяцев у меня экзамен".
 
"О!» - удивленно ответил он. Он не думал, что она способна на такое. Сколько ей было лет? Максимум лет двадцать. «Ты хочешь после этого продолжать работать на этой работе?»
 
"Посмотрим. Вообще-то я хотела поступить в вуз. Но сейчас у меня нет ни времени, ни денег. Но, может быть, я буду изучать экономику после получения профессиональной подготовки. Я могла бы сразу изучать этот предмет в университете". Кивнув, она осталась довольна своими планами на жизнь.
 
Она действительно казалась не такой уж плохой. Амбиции и стремления произвели на него впечатление, даже если статистически высокий процент ее планов на будущее, скорее всего, так и останется облаками мечты - очень немногие люди, прошедшие профессиональную подготовку, продолжают учиться.
 
"Что ты делаешь в качестве налогового помощника? На что уходит весь день?» Михаэль прекрасно понимал его содержание. Когда-то его друг изо дня в день ныл ему о черствой монотонности работы в налоговой инспекции. Однако он с удовольствием отложил это до следующего разговора, прикинувшись невеждой, чтобы поподробнее выяснить, что она за человек. Вполне возможно, что таким образом он еще больше снижал свой остаточный скептицизм по отношению к ней.
 
"Налоги, электронные таблицы, безостановочная проверка бронирований, квитанций, - она надула щеки и со скучающим напором выпустила воздух, - ничего такого, что могло бы представлять хоть какой-то интерес". Она по-девичьи рассмеялась, сделала еще один глоток из своей бутылки пива и непринужденно улыбнулась ему.
 
На Михаэля снизошло озарение, и теперь он понял, что именно беспокоило его в этой девушке: она демонстрировала точно такое же покорное, девичье поведение, как и его бывшая в подростковом возрасте! Конечно, это имело смысл! Предыдущий случай на бензоколонке - должно быть, он бессознательно остался в его психике - и теперь эта девушка, которая не только имела много общего с его бывшей девушкой внешне, но и вела себя удивительно похоже при прямом сравнении поведения. Он проецировал на нее отвращение, потому что после предыдущего разрыва у него была подорвана самооценка, которая теперь выражалась в том, что девушка одновременно и отталкивала, и привлекала его.
 
Внезапно она показалась ему гораздо более интересной, более того, теперь он мог и хотел найти ее интересной! Прошло полчаса, во время которых Михаил провел с ней много времени. Он с интересом исследовал ее музыкальные вкусы, увлечения и интересы. Но в связи с тем, что бывшая пара не хотела упускать общих друзей, они договорились сохранить дружеские отношения, чтобы встречи и совместные мероприятия не перерастали в драму.
 
Пока Лаура, как ее называли, продолжала рассуждать о препятствиях в этих отношениях, к Лауре вернулся ее бывший парень - тот самый, что подглядывал за Михаэлем со стороны, - и, приревновав, протянул ей обещанный полчаса назад напиток. Она вовремя сменила тему, чтобы не ставить его в неловкое положение. Когда он снова исчез, она обратилась к Михаэлю с риторикой: "Ты это видел? Ты заметил, какое у него было выражение лица? Что плохого я сделала в прошлой жизни, чтобы теперь так нагло меня опекать? Это невозможно!»
 
Михаэль, забавляясь, размышлял: "Может быть, ты что-то сделала ему в прошлой жизни, за что теперь должна расплачиваться".
 
Лаура хрупко добавила: "Да, но чтобы оправдать это, я должна была бы убить его по крайней мере дважды". Они оба рассмеялись. Она обладала не только привлекательным обаянием, но и изысканным чувством юмора. Хотел он того или нет, но от ее все более притягательной личности ему уже было не скрыться. Ему стало особенно интересно - даже жутко, - когда он заметил дальнейшее сходство между Лаурой и его бывшей. Казалось, он почти наслаждался встречей с женщиной, на которую можно было спроецировать все свои старые знакомые чувства.
 
Но хорошее настроение быстро улетучилось, когда Ева начала спорить со своим новым парнем по пустякам. Она демонстративно обвинила его в какой-то ерунде. В пьяном виде она могла стать несносной и высказать свое мнение, чем, похоже, особенно гордилась - заявляла, что ничего не потерпит и будет ругаться, если ей кто-то перечит. Неудивительно, что никто не понимал, насколько сильно за этим скрывается компенсирующее чувство бессилия по отношению к родителям и другим близким людям, ведь и в остальном ее поведение свидетельствовало о повреждении крыши.
 
С пустым бокалом вина в руке она двинулась к небольшому выходу. Он вел прямо в палисадник со стороны улицы. Она открыла узкую дверь и исчезла. Раздраженный ее обидной реакцией, Себастьян с вопросительным лицом последовал за ней; по его пристыженным движениям было видно, что он чувствует себя ответственным за произошедшее. После секундного колебания мускулистые друзья Себастьяна тоже направились за нападающими. Присутствующие студенты почти не обращали внимания на происходящее.
 

Михаэль с раздражением наблюдал за происходящим и со скучающим выражением лица обратился к Лауре: "Вот так всегда". Затем он встал, чтобы убедиться, что Ева не наделала глупостей с любителями стероидов. В пылу обычной словесной баталии нельзя было исключить, что она совершит нечто непредсказуемое.
 
Михаэль прошел через открытую дверь и закрыл ее за собой.
 
Лаура потягивала свой напиток. На мгновение она замешкалась на своем месте, словно какое-то незначительное обстоятельство мешало ей выйти. Меньше чем через минуту она все равно пошла, желая посмотреть, что происходит снаружи. Она дошла до двери, шагнула в нее и со всей ответственностью захлопнула за собой - как и почти все присутствующие, она уже была подробно проинструктирована Евой о шумовых правилах, принятых в этом районе.
 
Оказавшись на улице, Лаура сразу же поняла, насколько пугающе громким был спор по сравнению с открытой дверью в палисадник. Перекрикиваясь на повышенных тонах, парочка стояла друг напротив друга на освещенном тротуаре. Знакомые тщетно пытались успокоить их словами.
 
Лаура уже собиралась подойти к месту происшествия, как вдруг с размаху погрузилась в клумбу с землей. "Черт!» - сердито выругалась она. Боясь сделать неверный шаг, она застыла на середине клумбы. Михаэль заметил ее раздражение и отвернулся от ссорящихся.
 
"Что-то случилось?» - и прошел несколько метров в направлении Лауры. Андреас - бывший парень Лауры - подозрительно посмотрел вслед сопернику, который исчез в рассеянном свете.
 
Дойдя до Лауры, Михаэль протянул руку через тумбу к расстроенной женщине. "Спасибо!» Она взяла ее правой рукой, а пальцами другой откинула с лица длинные объемные волосы. "Теперь они здорово испачкались", - болезненно пожалела она о своих туфлях, когда Андреас подошел к ней.
 
"Привет, как дела?» - провокационно раздалось из-за спины Михаэля. Чтобы незаметнее прервать явный флирт, Андреас попытался представить свое преследование как простое предложение о защите. Лаура никак не отреагировала на это: не понимая явной причины его поведения, она испытывала стресс, просто слыша следящий голос Андреаса. Михаэль поддержал ее, чтобы она могла почистить свои туфли и снова надеть их на ноги.
 
Ревнивец стоял за спиной Михаэля и ждал. Лаура раздраженно посмотрела мимо Михаэля и громко ответила на настойчивое требование Андреаса: "В чем дело?» . Она слегка пошатывалась, пока, наконец, не спрятала правую туфлю под длинной штаниной брюк. Андреас внимательно посмотрел на Михаэля и придвинулся к нему чуть ближе. Он не понимал, что означает это представление, и спросил с простодушной честностью: "Есть какие-нибудь проблемы?»
 
"О Энди, - раздраженно покачала она головой, - просто оставь меня в покое! Это всё не так!» Лаура решительно скрестила руки и оставила мужчин позади себя. Наказав обоих в равной степени игнорированием, она разрядила обстановку: дала понять бывшему, что хотя бы в какой-то степени она никому не отдаст предпочтения.
 
Она целенаправленно шла по темному палисаднику шаткими шагами. Соперники не спешили следовать за ней, подозрительно идя бок о бок.
 
"Она тебе нравится?» - скучающе спросил оскорбленный мужчина; его нейтральное выражение лица совсем не соответствовало его порывистому вмешательству. Предчувствуя неладное, Михаэль ответил тем же тоном: "А она тебе нравится?» . Культурист ничего не ответил, мрачно глядя на соперника со стороны. Михаэля взбесило это нелепое угрожающее отношение - тем более самонадеянное, что он заранее узнал от Лауры, что трое мускулистых фетишистов в среднем на 4-5 лет моложе его.
 
Тем временем Лаура почувствовала себя призванной оказать успокаивающее воздействие на Еву и Себастьяна. Накаленная атмосфера, когда парочка спорила по пустякам, усиливала злость Андреаса на соперника. Он постарался раззадорить студента: "Мне она нравится, почему бы и нет? А тебе? Мне это интересно?»
 
Михаэль ответил вопросом: "Почему ты меня об этом спрашиваешь? Зачем тебе это?»
 
Андреас не стал отвечать сразу, да и не нужно было, ведь все это было лишь провокацией. Стоя бок о бок на тротуаре и наблюдая за спорящей парой, Андреас продолжал дразнить его мелочными словами: "Не знаю... ты похож на человека, который стремится всех заполучить".
 
Михаэля раздражала навязанная ему претензия. Само собой, он был не из тех, кто ввязывается в словесную перепалку с болтом, накачанным стероидами. Однако он еще не решил, стоит ли ему отступать или принять этот нелепый вызов. Пальцы так и чесались.
 
"Забавно... На самом деле ты больше похож на человека, который любит всё подстраивать под себя. Или твоя внушительная фигура защищает тебя от злых людей из темных переулков? - От студентов, которые хотят всех заполучить?»
 
Михаэля раздражал его эмоциональный перебор - возможно, это было уже слишком для ушей Андреаса. Но, на удивление, он ничуть не смутился.
 
Благодаря подбадриванию Лауры ссорящаяся парочка немного успокоилась. Вернее, истерические крики Евы перешли в негромкие вопли, что немного расстроило Себастьяна.




 

"Мне все равно. Мне все равно", - не обращая внимания ни на какие объяснения, заявила Ева. Истеричка ходила маленькими кругами по одному и тому же участку тротуара. Михаэль все еще не понимал, о чем, собственно, они спорят. Да это и неважно, потому что Андреас продолжал приставать к нему с подозрительными вопросами и стал располагаться прямо перед ним. Марк - третий из культуристов - тоже заметил спор в стороне. Ухмыляясь, он присоединился к своему другу.
 
С нарочито спокойными словами Андреас попытался отчитать своего противника: "Я хочу сказать, что если ты хочешь сегодня без проблем добраться до дома, то лучше убери от нее руки".
 
Обиженный мужчина чувствовал запах ее алкогольных паров. Сейчас, в самый неподходящий момент, что-то в глубине души Михаэля сопротивлялось. Не потому, что он не хотел встречаться лицом к лицу с этими двумя парнями - это впечатление, казалось, было совершенно не связано с этим фактом, - просто было ощущение, что он не должен быть здесь, не должен стоять здесь. Очередной случай дежа вю? Нет, скорее наоборот - жаме вю: окружающее вдруг показалось чужим, а Ева - странно не связанной с ним. С другой стороны, ситуация, в которой он оказался, показалась ему странно знакомой.
 
"С какой стати я должен на нее посягать? На что ты намекаешь, дубина!»
 
Почти обрадованные агрессивно выплеснутым Михаэлем заявлением, которое приближало возможность столкновения, оба культуриста начали пританцовывать перед раздосадованным Михаэлем. Марк вдруг признался, что ему кажется, что он "не прочь подраться со студентами".
 
Случайно взгляд Лауры упал на стоящих рядом мужчин. Она сразу поняла, что происходит, и почувствовала свою ответственность за происходящее. "Что вы делаете?» - закричала она. Она гневно потребовала, чтобы Андреас и Марк объяснили ей, в чем смысл представления. Но замечание в уже разгоревшемся противостоянии унизило самолюбие Андреаса. Они больше не были вместе, поэтому она не могла указывать ему, что ему можно делать. Лаура решительно встала между ним и Михаэлем.
 
Произошло предсказуемое: Андреас капризно ударил свою бывшую в плечо, и Лаура опрокинулась на асфальт. Удар был несильным, но даже при меньшей силе она не смогла бы удержаться на своих туфлях.
 
Андреас выглядел растерянным, его выражение лица представляло собой смесь глупости, вызванной алкоголем, и непредсказуемой злости.
 
"Скажи, у тебя все...» - прохрипела Лаура, ненадолго придя в себя, лежа на полу. Однако один взгляд на лицо ее бывшего дал ей понять, что лучше молчать. Андреас сделал шаг к лежащей на полу женщине - чтобы помочь ей подняться? Он со всей силы дважды ударил ее ногой в бок. Сначала Михаэль мог только смотреть, настолько его ошеломила реакция Андреаса. И тут, как и несколько минут назад, студента снова охватило странное воспоминание - как будто он был сам не в себе, как будто ничего этого не должно было произойти.
 
Прежде чем Михаэль осознанно решил действовать, он обхватил Андреаса и с силой толкнул его на его приятеля Марка. Тот покачнулся и в ярости отшатнулся. Последовали секунды мощных толчков и пиханий. Сдерживаемая агрессия, гордость и ревность вылились в драку.
 
Михаэль получал удары по телу и лицу то от Андреаса, то от Марка. От нечестного обмена ударами он вскоре полностью потерял способность соображать. Как только Михаэль оказывался на земле, его поднимали и снова били. Драка приобрела такой характер, что даже Себастьяну стало опасно останавливать это безумное насилие. Посторонние с недоумением смотрели на происходящее. "Прекратите! Прекратите!» и недоумевали, как можно положить конец нечестной борьбе.
 
Тем временем в темноте улицы показался медленно приближающийся автомобиль. Лаура заметила машину. У нее мелькнула мысль, и она закричала: "Прекратите! Копы! Остановитесь, копы едут!» - и указала на остановившуюся в некотором отдалении машину.
 
Только теперь драчуны остановились. Они отпустили Михаэля, который, шатаясь и теряя сознание, остановился перед капотом припаркованной у обочины машины. Пошатываясь, он пытался удержаться за капот.
 
Бегло осмотрев избитого мужчину, Ева и Себастьян повернулись к громилам. Они задавали им требующие ответа вопросы. Лаура, все еще не отошедшая от ударов и пинков своего бывшего парня, держалась от него на расстоянии.
 
Михаэль почти не обращал внимания на споры. Его голова раскалывалась. Наверное, он не менее четырех раз сильно ударился головой о тротуар. Он отвернулся от участников спора в сторону улицы. Примерно в 100 метрах от него ждала предполагаемая полицейская машина. Ослепленный, Михаэль посмотрел на ослепительные фары - возможно, соседи были свидетелями этой сцены.
 
Пошатнувшись, он понял, что снова теряет равновесие. Сделав над собой усилие, он заставил себя побороть головокружение и оттолкнулся верхней частью тела от тротуара. На короткое время это помогло, по крайней мере, предотвратило опрокидывание назад. Но вот он уже в двух метрах от дороги.
 
Глухой удар прервал разговор молодых людей. Их тела рефлекторно дернулись, а затем они стали испуганно искать причину. Сам Михаэль уже не мог отчетливо расслышать, как его сбила встречная машина. Машина - та самая, которую Лаура использовала в качестве предлога для разгона драки, - отбросила его на бордюр.
 
Увидев лежащего Михаэля, Лаура громко вскрикнула. Его тело неподвижно, словно мертвое, лежало на дороге и тротуаре. Насколько позволяли человеческие возможности присутствующих в алкогольном опьянении, они с ужасом и изумлением смотрели вслед уезжающей машине. В те секунды никто ничего не мог запомнить относительно автомобиля. Ни номерного знака, ни марки машины, ни какой-либо другой полезной зацепки. Они подошли к Михаэлю с выражением ужаса и уставились на его тело, скрученное вправо. А дальше, в конце пустой дороги, все еще виднелись задние фары машины - она исчезала в темноте ночи на умеренной скорости, совершенно не торопясь.


Субботнее утро, больница
 
Свет восходящего солнца пробивался сквозь темно-зеленые, полностью закрытые шторы больничной палаты. В это летнее утро, около 6.50 утра, оно было уже очень высоко, согревая и освещая пока еще тихие и пустынные городские окрестности настолько, что можно было спросить, почему на улицах, в парках и общественных зданиях почти никого нет.
 
Михаэль лежал на кровати в больничной палате. Прошлой ночью он был свидетелем дикой езды и госпитализации, но не лечения.
 
Сейчас, в состоянии сна, он ничего этого не осознавал и на мгновение забыл о том, что только что произошло... Его сон создавал другую реальность.
 
Проснулся ли он... Да? Но его тело оставалось неподвижным. В палате находились еще два пациента, и Михаэль слышал их ритмичное дыхание во сне. Постепенно паралич прошел, голова и шея стали подвижными, так что он мог видеть своих товарищей с кровати.
 
Но что-то принципиальное было не так: он сам не дышал! Не успел он выяснить причину этого, как был удивлен тем, что, несмотря на это неестественное состояние, безвоздушное пространство не представляло для него опасности и не вызывало беспокойства.
 
Вдруг ему показалось, что он чувствует пустые парки и улицы за пределами здания: Как они впитывают солнечный свет, тепло и жизнь; это вызвало у него приятное, знакомое ощущение.
 
Не заметив перехода, он вдруг оказался посреди больничной палаты и посмотрел на распростертые тела двух своих товарищей. Их головы были седыми и казались какими-то запыленными. Слабые дыхательные движения едва приподнимали и опускали одеяла.
 
Внимание Михаэля было приковано к нижней части кровати больного справа. Там колыхалось одеяло. Снаружи - за темно-зеленой занавеской - туда, видимо, втекали огромные массы воздуха. Снаружи - за темно-зеленой занавеской - должны были поступать огромные массы воздуха. Странно, но Михаэль не слышал и не чувствовал ниоткуда никакого ветра, проникающего в комнату. Затем он увидел, что на пациенте слева отсутствует одеяло - на кровати лежало истощенное человеческое тело: костлявое, исхудавшее, с морщинистой, обвисшей кожей.
 
Как будто Михаэль уже знал об этом, но это не испугало его, а наоборот, заставило беспечно заглянуть за занавеску наружу: в пустынное помещение, бледное и туманное. Там чем-то пахло. Едкий, невыносимый запах, возможно, дурной, происхождение которого он не смог определить. Он увидел сидящего на улице человека, который жадно обгладывал кусок мяса - человеческую ногу.
 
Среди тишины комнаты вдруг раздались резкие слова: "Доброе утро, господа. Уже семь часов, я желаю вам прекрасного нового дня. Солнце светит, солнце улыбается, и, похоже, сегодня мы снова побьем все рекорды жары". Маниакально оживленная медсестра прошлась по палате, открыла шторы, повернулась к Михаэлю и с бодрой, рабочей улыбкой спросила его: "Ну что, не могли бы вы остаться в постели, пока уборщицы не закончат здесь? Спасибо!»
 
Когда перед ним появилось лицо медсестры, Михаэля потянуло обратно в постель от короткой, разрывающей боли - как будто что-то схватило его за ноги, скрутило их и потащило. Резкая боль вырвала его из мира сновидений в мир реальной больничной палаты, где он в мгновение ока поднялся с кровати в вертикальное положение. Дыхание остановилось! От неожиданности он с шумом втянул воздух.
 
В вертикальном положении Михаэлю потребовалось немало времени, чтобы оправиться от спазма бронхиальных труб. Астматики, наверное, чувствуют то же самое, когда ночью просыпаются от сна и не могут вздохнуть.
 
После нескольких хриплых вдохов он позволил себе снова опуститься на кровать. Его товарищи по палате беспокойно ворочались в своих кроватях. Он задумчиво смотрел на белую обшивку потолка и размышлял о том, что ему приснилось несколько минут назад. Затем он осмотрел палату. У окна, как и во сне, стояли кровати двух пациентов. Шторы были оранжевые, а не темно-зеленые, и в окна не дул ветер.
 
В палату вошла медсестра. "Доброе утро, господа. Сейчас семь часов, прекрасный день. Солнце светит, солнце улыбается, и это похоже на рекорд жары".
 
Сначала Михаэль был удивлен утренним объявлением, которое соответствовало его сну. Но пока медсестра торопливо открывала шторы и окна, он понял, что, должно быть, услышал ее приветствие, которое всегда повторялось одинаково, из палат предыдущих пациентов во время его сна.
 
«Знаете, вас уже слышно, когда вы еще находитесь в других палатах. Вот какая вы шумная!» Он поднял голову, чтобы лучше разглядеть ее с кровати.
 
"Ну, это просто чудесно!» Она быстро встряхнула подушку одного из двух пациентов и посмотрела на Михаэля: "У вас такой слух, что любая медсестра могла бы только пожелать".
 
Михаэль кисло усмехнулся. «Можно было бы все-таки быть немного помягче и потише в отдельных комнатах. Мне даже приснился ваш голос".
 
"И что?» - незаинтересованно прокомментировала она, догадавшись, что Михаэль пытается завязать с ней неловкую беседу. "Но вы же первые, кого я сегодня разбудила. До вас нет никакой другой комнаты".
 
Первые, кого она разбудила? Михаэль не понял, ее слова повисли в воздухе. Это была шутка, она дразнила его? Ее лицо никак не указывало на это. Не обращая на него внимания, она продолжила свою работу и отряхнула покрывало от соседей.
 
"Что?... Нет комнаты впереди?»
 
Она подошла к его кровати; чтобы продемонстрировать свою старательную снисходительность, она ненадолго распахнула глаза и ответила: "Да, потому что перед вами ничего нет". Затем она схватила его подушку и принялась за работу над ней. Михаэль некоторое время смотрел, как она бездумно возится с подушкой, пока не сообразил: "Комната в моем сне тоже выглядела так же".
 
Может быть, ему показалось? Может быть, он уже видел эту комнату в каком-то виде, возможно, потому, что вставал ночью и ходил в туалет? Обдумывая эту мысль, он добавил, обращаясь к торопливой женщине: "Только шторы были другие. Темно-зеленые". Она энергично заправила простыню под матрас и раздраженно продолжила его мысли: "Может, тебе все это снится?» .
 
Она уже исчезла из комнаты.
 
Михаэль спрашивал себя, когда он сможет обратиться к врачу и уйти, так как не хотел оставаться здесь надолго. Его одежда лежала на стуле рядом с кроватью. Задний воротник синей футболки был измазан кровью.
 
Несколько часов спустя
 
Вскоре после половины двенадцатого доктор Рентманн, заведующий отделением травматологии, в своем кабинете еще раз осмотрел повреждения Михаэля - несчастный случай, как правило, приводил к смерти. Но кроме нескольких ссадин, сотрясения мозга средней тяжести и ушиба правой бедренной кости, более серьезных повреждений, на удивление, не было.
 
"Вам просто повезло, что вы выжили после столкновения с движущейся машиной". Сосредоточившись на экране своего компьютера, доктор внимательно изучил рентгеновские снимки и снимки МРТ Михаэля. "Особенно если учесть, что перед этим вы участвовали в драке... и медики сначала подумали, что вы мертвы". Доктор сделал небольшую паузу и удобнее устроился за своим столом. "Эта драка также является причиной, по которой я попросил вас вернуться в мой кабинет перед выпиской, потому что, хотя сейчас мы не видим ничего необычного, возможно, у вас поврежден мозг. Некоторые повреждения нейронов проявляются не сразу, их невозможно диагностировать с первого раза, и они могут стать заметными только через несколько дней, а некоторые - только через несколько недель или даже месяцев. Это означает, что даже при сотрясении мозга средней тяжести нельзя исключать умственную неполноценность. Именно поэтому, чтобы обезопасить себя от возможных последствий этого происшествия, следует обратиться в суд с жалобой на тех, с кем произошла драка. В противном случае все может обернуться для вас весьма плачевно". Рентманн с сожалением покачал головой: "Я знаю такие случаи, о которых вы и подумать бы не могли".
 
Он достал медицинское заключение Михаэля, пролистал сшитые документы и добавил: "Вообще-то, я не должен вас пока отпускать... Я бы хотел оставить вас здесь еще на день или два с вашими ушибами и сотрясением мозга, но очень ограниченный бюджет и ваше исключительно хорошее общее состояние вынуждают нас, вернее, рекомендуют нам вас отпустить. Вы ведь знаете ситуацию в клиниках, не так ли?» Он порылся в ящике стола и продолжил: "Поэтому мне остается только пожелать вам хорошего выздоровления дома. Если возникнут осложнения, позвоните мне. Главное, не забудьте предъявить обвинение и проконсультироваться с адвокатом".
 
Он вручил Михаэлю визитную карточку клиники, положил медицинское заключение в большую картонную папку и поставил ее на поднос. "Пообещайте мне, что дома вы сразу же ляжете, успокоитесь и не будете делать ничего напряженного. Просто отдыхайте так, как будто вы все еще пациент этой больницы и не можете ничего делать, кроме как выздоравливать от скуки. Ясно?» Рентманн дружелюбно улыбнулся.
 
Студент кивнул и задумался над инструкциями. Доктор проводил его до коридора палаты и попрощался с ним заботливым рукопожатием.
 
Михаэль был немного раздосадован: опять он должен был сообщить о случившемся. Но... Подождите! Только сейчас он вспомнил о вчерашнем происшествии на набережной. Сердцебиение участилось - есть ли связь между этими двумя событиями? Неужели это был один и тот же водитель? Не может быть, чтобы это было совпадением!
 
Увлеченный путаными мыслями, он направился домой. Первым делом он хотел позвонить Еве и рассказать ей о том, что произошло вчера вечером. А еще он хотел спросить, почему до сих пор никто не позвонил ему на мобильный и не навестил его в больнице. Сам он не мог выяснить это по телефону, кредит предоплаты на его карте закончился, а в больнице, к сожалению, были только неисправные таксофоны. Ну и ладно, подумал Михаэль, гости вечеринки, наверное, отсыпаются. Но почему Джоджо не вышла на связь? Неужели Ева не рассказала ей о его аварии?
 
Стоя у входа в клинику, он вдруг ощутил тревогу совершенно иного рода. Может быть, кто-то все еще скрывается здесь и пытается его убить? Эта догадка заставила его захотеть позвонить своей девушке. Чтобы позвонить ей из ближайшей телефонной будки, он просмотрел список номеров на своем мобильном телефоне. Он понял, что некоторые из его самых важных друзей были удалены. Может быть, телефон был поврежден? Он также понял, что уже не помнит некоторых людей и имен. Например, кто такие Йоханна и Хайко? В противном случае он всегда знал, какие люди или лица соответствуют каждому имени. Необходимо срочно привести в порядок список и удалить из него всех неважных или забытых людей.
 
Но не успел он додумать эту мысль до конца, как в ухе раздался резкий, неприятный писк, сопровождаемый невыразимо сильным головокружением. Он схватился за голову и вынужден был сесть. Он хотел пока повременить с вызовом Джоджо. Все равно он не хотел лишний раз тревожить ее своими авантюрными историями.
 
Глава 2
 
Вторник, четырьмя днями ранее
 
О, боже мой, подумал Хенрик Мертен, известный психолог из психиатрической клиники в Касселе, занимаясь бумажной работой и с изумлением осознавая, что до следующего приема осталось всего 10 минут. Это была срочная первичная консультация с пациентом, которого вчера вечером принудительно госпитализировали под давлением родственников.
 
Первичный сбор анамнеза был проведен врачом отделения еще утром. Кроме информации из истории болезни и короткой утренней беседы в палате пациента, доктор Мертен пока не смог составить более глубокого впечатления о 40-летнем мужчине. В этот раз психолог был подготовлен не так хорошо, как обычно. К тому же вокруг стояли стулья из круга сидения предыдущего пациента - 30-летней женщины, склонной к суициду, которая без предупреждения и по собственному желанию привела на собеседование при выписке всю свою семью из семи человек.
 
Он поспешно решил расставить стулья так, чтобы к приходу нового пациента не пришлось долго передвигаться. Оставив канцелярские принадлежности, он с бешеной скоростью переоборудовал терапевтическую зону. Он был дотошным и хорошо подготовленным, и жена иногда упрекала его в излишней целеустремленности, когда он часами сидел дома, работая над историями болезни своих пациентов.
 
Хенрик, которого большинство коллег называли по имени, знал свою работу. За годы работы ему удалось помочь многим своим пациентам. Но не с помощью классического пассивного поведения "слушай и спрашивай", которое грозило многим его коллегам, циничным и скучающим после нескольких лет работы в профессии. Нет, у него по-прежнему было достаточно мотивации, чтобы докопаться до сути страданий своих пациентов с помощью обаяния, интеллекта и интуиции. Возможно, потому, что в начале своей карьеры он поставил перед собой цель не стать упертым, среднестатистическим психологом, склонным к стандартным анализам известных психиатров и коллег. Это можно было бы назвать и страстью, поскольку его широкая увлеченность, выходящая далеко за рамки актуальной дисциплины, часто заставляла его идти необычными путями лечения. Возможно, этим объясняется и его большой терапевтический успех.
 
Он снова лихорадочно писал отчет о выписке суицидальной пациентки. В глубине души он уже планировал, как закончить отчет к 15.00, несмотря на предстоящую встречу. Но тут, за пять минут до начала самого сеанса терапии, в дверь робко постучали. Новый посетитель не пришел вовремя. Или это был кто-то другой? Хенрик задумался, стоит ли просить его войти. Взяв в руки ручку, он крикнул в дверь отчетливо слышимое "Войдите?»
 
Никто не открыл. Хенрик повторил свою просьбу. Наконец, словно дразня, ручка двери начала опускаться с улиткой. В процедурный кабинет заглянул мужчина с редеющими волосами и поразительно белым цветом лица.
 
"Добрый день, господин Бахшпиль", - оживленно поприветствовал психолог застенчивого мужчину, который был одет то ли в очень поношенную, то ли в подержанную одежду. Джемпер с красивым рисунком, но бледной ткани должно было быть не менее двадцати лет. На нем также были бежевые, застиранные вельветовые брюки с обтрепанными подолами. Рубашка выглядывала из выреза, воротник которой оставался сложенным под джемпером. Низкие туфли были черными и не блестели.
 
Хенрик встал, положил ручку на стол и протянул руку через стол джентльмену. Бахшпиль стыдливо пожал ее, только на губах его дернулась маленькая, едва заметная улыбка. Он ответил робко и с небольшим опозданием: "Здравствуйте, доктор".
 
"Я еще не готов, но вы можете присесть". Хенрик указал на зону для беседы справа от стола, где стояли два уютных кресла напротив друг друга. У дальней стены стояла кушетка.
 
"Выбирайте. Оба кресла с великолепной обивкой. Я сейчас подойду".
 
Бахшпиль улыбнулся принужденной улыбкой и ответил тревожным "Спасибо".
 

Снова взяв в руки ручку, Хенрик с задумчивым выражением лица следил за явно медленными движениями своего пациента. Бахшпиль выбрал стул, чтобы не смотреть в глаза сидящему за столом психологу. В некотором смысле Хенрику это нравилось - то, что пациент пялился на него, пока ему еще было чем заняться, было ему неприятно. Тем более что этот пациент был для него еще чистым листом.


В течение пяти минут психолог работал с решительной поспешностью. Бахшпиля, казалось, не волновало, что он мог обеспокоить своего терапевта. Скорее, он был занят собой и своими мыслями - внутренними конфликтами, страхами и заблуждениями.
 
Хенрик закрыл дело суицидальной пациентки, надел колпачок на кончик ручки и повернулся к новому пациенту на своем вращающемся стуле: "Итак, господин Бахшпиль. Теперь мы можем начать". Этим вступлением, подчеркнутым словом «теперь", Хенрик попытался донести до пациента, что в следующий раз ему следует быть более пунктуальным. Он подошел к участнику беседы, держа в левой руке блокнот с бумагой, а в другой - блокнот с ручкой. На блокноте лежали два листа из досье Бахшпиля, содержание которых показалось Хенрику примечательным. Сидя перед пациентом на расстоянии около трех метров, он отметил в верхней части блокнота дату, время и имя пациента, а также предполагаемую форму заболевания: параноидальная шизофрения. Однако пока это оставалось предварительным подозрением.
 
Хенрик вытянулся на стуле и попытался найти удобное положение для сидения. Затем, продолжая писать, он начал разговор с мимолетного замечания об удобстве их сидения: "Фантастические кресла. Они у нас уже неделю, как будто на облаках сидишь... Как вы сидите, так вы и разговариваете". Хенрик улыбнулся. Но безрезультатно. Бахшпиль не отреагировал ни мимикой, ни случайными сигналами тела. Он смотрел на своего терапевта нейтрально, без намека на эмоции, возможно, не одобряя его.
 
Хенрик продолжил обыденно: "Господин Бахшпиль, я надеюсь, что вы хорошо устроились, насколько это возможно за столь короткое время. Ваше имя - Томас. Или Габриэль? На обложке досье два имени".
 
Со спокойным отсутствием Бахшпиль ответил: "Томас. Габриэль - мое второе имя". Он выглядел интровертом, почти поглощенным собой. Неудивительно для человека, который был насильственно помещен в психушку.
 
"Габриэль, как один из архангелов", - непринужденно заметил психолог, скрестив ноги и спокойно глядя пациенту в глаза. "Вы попали сюда после вмешательства ваших родителей и вашей, - Хенрик бросил взгляд на записи о приеме в досье, - 19-летней дочери. Она сопровождала вас?»
 
"Да, она приехала сюда вместе с моими родителями", - холодно добавил пациент.
 
"Вы стали отцом рано. В возрасте 21 или 22 лет, верно?»
 
Бахшпиль кивнул, но ничего не добавил к вопросу, только долго моргал.
 
Хенрик понял, что, должно быть, задел больное место Бахшпиля. В подобных случаях, когда семья была инициатором принудительной госпитализации, неудивительно, что родственники представали перед ним не в лучшем свете - по крайней мере, на время. Поэтому Хенрик пока избегал обсуждать семейные дела и пытался наладить контакт с пациентом через общие темы разговора.
 
"Могу я спросить, как вы себя чувствуете? Как ваше самочувствие? Встретили ли вы кого-нибудь из своих коллег-пациентов?»
 
Бахшпиль безэмоционально ответил: "Сосед по палате... и еще несколько человек за завтраком. Я не запомнил их имен".
 
Хенрик добавил мотивирующим тоном: "Я уверен, что сегодня и в течение следующих нескольких дней вы гораздо лучше узнаете своих товарищей по палате. Среди них есть очень приятные люди. Я думаю, что с некоторыми из них вы очень хорошо поладите". Не успел Хенрик закончить фразу, как Бахшпиль с непринужденным видом ответил: "У меня нет времени здесь задерживаться. Я должен уехать как можно скорее. Я не могу оставаться здесь дольше нескольких дней".
 
Хенрик осторожно кивнул, посмотрел на свои бумаги и записал сказанное. Для новых пациентов не было ничего необычного в том, что они думали об отъезде как можно скорее. Обычно через пять-семь дней все вновь поступившие отказывались от подобных мыслей. В большинстве случаев за это время исчезало и пренебрежительное поведение. Однако голосовое спокойствие Бахшпиля сделало более заметным профессиональное суждение Хенрика.
 
"Почему вы снова хотите уйти?» - осторожно спросил он.
 
"У меня есть дела, я должен кое о чем позаботиться", - ответил Бахшпиль и после небольшой паузы нерешительно добавил: "Это что-то вроде задания. Я должен его закончить. Я не могу позволить ему ждать".
 
Хенрик на мгновение замолчал, опустил глаза в блокнот и нацарапал какое-то слово. Он прямо спросил: "Это о конце света и катастрофах?»
 
Бахшпиль не ответил. Хенрик добавил: "...о разрушении мира, уничтожении всего сущего?»
 
Бахшпиль ответил более громким голосом: "Это не конец света. Это просто огромная катастрофа!» Сдержанная поза пациента изменилась. Тем не менее его физический темперамент был заметно сдержан и не выглядел ни угрожающим, ни даже злобным. Напротив, он выглядел возбужденным и подавленным, что характерно для страха перед катаклизмами - сценариями конца света и катастроф мирового масштаба.
 
Параноидальные шизофреники трудно поддаются лечению. Это заболевание характеризуется, в частности, тем, что пациент основывает свои бредовые идеи на разумной, последовательной системе рассуждений и порядка. Поэтому в терапии обычно мало что помогало просто визуализировать ничтожность страхов и галлюцинаций пациента, чтобы он смог понять их интеллектуально и, наконец, осознать, что все это плод его воображения. Нет, именно потому, что бред параноика был основан на интеллектуально проработанной конструкции - как правило, научно обоснованной, - он был убежден, что может четко распознать заговоры, интриги и угрозы. Так, если пациенту казалось, что за ним следят антенны на крыше соседского дома, бесполезно было объяснять ему невозможность и абсурдность этой идеи. В его объяснительной модели всегда появлялись дополнительные идеи и возможности, которые заново, без всяких сомнений, доказывали правильность его предположений.
 
Поэтому на первом этапе терапии терапевту было важно получить точное представление о бредовом мире своего пациента. Неизбежные для этого расспросы обычно приводили к тому, что сам пациент обвинял терапевта в интригах или сотрудничестве с иностранными державами. Он был в сговоре с ними и помогал унижать, наблюдать, мешать или даже уничтожать его - пациента. Это делало работу Хенрика время от времени даже опасной.
 
"Что именно происходит в катастрофе? Что вызывает ее? Не хотите ли вы мне это описать?» - вежливо попросил Хенрик пациента. Психолог слегка наклонился вперед, чтобы не подогревать подозрения, что сказанное им впоследствии будет названо бредом, - доверительно, как будто хотел узнать информацию ради собственного интереса. Он опирался правым локтем на левую руку, блокнот лежал на скрещенных ногах.
 
"Я не должен раскрывать никаких подробностей о будущем. Пока никому не позволено знать о нем ничего подробно", - предупредил Бахшпиль, на мгновение показав указательным пальцем на психолога. Пациент явно боялся последствий - передачи своих знаний посторонним лицам.
 
"Понятно... А почему никто не должен об этом узнать?» - осторожно спросил Хенрик.
 
"Потому что иначе все развалится по швам. Так всегда бывает".
 
Хенрик сделал вывод: "Значит, это довольно масштабное событие, оно затрагивает все человечество?» На краткий миг психологу показалось, что он ощутил ауру - мерцающее ограничение зрения в глазах. Обычно это первый признак начинающегося приступа мигрени, которой он время от времени страдал. Раздраженный, он перевел взгляд на окно, на колышущиеся верхушки деревьев во дворе клиники.
 
Губы Бахшпиля истончились, он оттянул их назад и плотно сжал. Его жесты и мимика говорили об убежденности в своем безумии. Тем не менее, он держал возникшее напряжение под контролем. Лицо Хенрика оставалось нейтральным, пока он размышлял над запиской в своем очередном зеркале.
 
"Почему вы ничего не можете сказать мне о самой катастрофе? Что произойдет, как все будет развиваться. В конце концов, это может быть полезно для многих людей. Знаменитые пророки на протяжении истории часто оказывали человечеству полезные услуги своими способностями. Почему бы и вам не поделиться своими знаниями?»
 
Бахшпиль был удивлен инициативой терапевта, но ответ последовал незамедлительно: "Потому что я не пророк. И потому, что я пока не могу это опубликовать. Оно фрагментарно и неполно. Поэтому я вынужден снова уехать отсюда, чтобы продолжить и закончить свою работу. Понимаете ли вы это? Иначе они все уничтожат. Они не хотят, чтобы я публиковал свои работы".
 

"Кто они?» - быстро спросил психолог. Бахшпиль не ответил.

Хенрика не удивило, что пациент не хотел ни слова говорить о деталях своих внутренних заблуждений. Однако, по его опыту, рано или поздно все они были готовы изложить свои идеи более подробно. Тогда, когда Хенрику удавалось успешно представить себя пациенту как единомышленника, находящегося на одном уровне с его убеждениями. Чтобы создать такое впечатление, он должен был полностью включиться в мир правил, мыслей и чувств пациента. Все, что было сказано и представлено, принималось без сомнений и вопросов. Хенрик даже действовал в поддерживающей манере, подтверждая логику пациента и размышляя над его идеями. Этот уровень, наконец, позволил установить доверительные отношения, в которых терапевт мог дать пациенту почувствовать, что он так же убежден в истинности бреда, как и пациент. Это стало основой, на которой терапевт смог, наконец, один за другим столкнуться с несоответствиями и постепенно вывести пациента из его бреда.
 
Вот такая теория. На практике это часто оказывалось очень трудным и медленным процессом, шансы на успех которого значительно варьировались от случая к случаю. Нет двух одинаковых людей. Тем не менее Хенрик считал эту форму разговорной терапии наиболее полезной при лечении больных параноидной шизофренией.
 
"То есть вы хотите сказать, что вас преследует некая группа людей, которая хочет помешать вам опубликовать информацию о конце света?»
 
В ответ на настойчивые расспросы Хенрика Бахшпиль продемонстрировал раздражающее отчаяние: "Я не могу сказать ничего конкретного по этому поводу. Если бы я сказал вам что-нибудь о будущем, вас бы втянули в это. Рано или поздно вы были бы вовлечены. Вас стали бы искать, чтобы вы не раскрыли секретную информацию общественности".
 
"Я бы точно не стал", - убежденно ответил Хенрик.
 
Бахшпиль подозрительно спросил: "Почему?» .
 
"Для этого нет никаких оснований", - добавил психолог. Бахшпиль на мгновение задумался, окинул взглядом стол Хенрика и спросил: "Вы когда-нибудь интересовались пророчествами, может быть, прочитали несколько книг об Эдгаре Кейси или Матери Шиптон? Или вы изучаете тексты Библии, Откровения? Нострадамуса? Используете ли вы программы дешифровки для расшифровки катренов Нострадамуса? Это дало бы повод искать вас... и, в конце концов, ликвидировать вас".
 
"Не думаю, что я был бы заинтересован в таких вещах, нет". Хенрик уверенно улыбнулся.
 
"Тогда радуйтесь! Потому что если бы вы были заинтересованы в подобном, вы могли бы оказаться в этом прямо сейчас!» Бахшпиль подчеркнул свое высказывание преувеличенной мимикой и пояснил: "Проблема в том, что так называемый конец света фактически уже произошел. Он запланирован и подготовлен. Однако исполнение этой катастрофы можно остановить благодаря моим знаниям, поскольку я точно знаю, что должно произойти. Они хотят убрать меня с дороги, потому что моя публикация предотвращает катастрофу".
 
"Они хотят убрать вас с дороги, потому что вы знаете о конце света? А как же тогда библеисты и эзотерики, которые тоже уже знают, что конец наступит? Их тоже убирают с дороги, потому что они предупреждают о конце?»
 
"Нет, это не имеет значения. Преследованию подвергаются только люди, обладающие подробной информацией о будущем. Например, совершенно запрещено знать, когда именно произойдет катастрофа, с точной датой и местом. Именно поэтому меня и преследуют - потому что я знаю подробности катастрофы. Людям, которые знают об этом лишь поверхностно, из завуалированных пророческих текстов, это не грозит. Потому что они не имеют точной информации о будущем и поэтому не могут повлиять на его ход. Только если ты точно знаешь будущее, ты можешь его изменить".
 
Хенрик вынужден был признать, что история Бахшпиля начинает его интересовать. "Значит, за людьми, которые лишь косвенно и фрагментарно знают, что наступит конец света, никто не следит?»
 
"Именно так. Более того, они знают об этом из множества различных пророческих текстов, которые все немного отличаются друг от друга, даже, кажется, противоречат и конкурируют между собой. Кроме того, все существующие пророчества носят фрагментарный и не очень точный характер, поэтому их публичная публикация, например, откровения в Библии или четверостиший Нострадамуса, не провоцирует никакого предотвращения запланированного хода событий. Большинство пророчеств призваны лишь поверхностно предупредить. Но есть кое-что еще, - Бахшпиль стал тише, - внутри большинства пророчеств существует другая форма пророчества, своего рода простое письмо. И я его обнаружил".
 
Больной, казалось, прекрасно справлялся со своими бредовыми мыслями. В любом случае, он не просто придумывал свои описания. Как это ни удивительно для конспирологов, им никогда не нужно было долго думать: Их заблуждения зачастую были настолько изощренными, что практически всему сразу и без лишних слов находилось логическое объяснение.
 
"Почему люди, которых вы выслеживаете, так опасны для вас? Что именно делает их опасными?»
 
"Что именно делает их опасными?» - раздраженно повторил вопрос Бахшпиль и добавил еще один: "Что, как я только что сказал, они собираются со мной сделать?» . Хенрик подтвердил: "Они хотят убрать вас с дороги?» и сделал пометку в своем блокноте. "Когда вы впервые заметили этих преследователей?»
 
"Однажды, примерно полгода назад... Они просто были рядом, следили за мной. Наверное, они узнали, чем я занимаюсь. Я видел, как они шли за мной по улице, как следили за мной. Как они сменяли друг друга, постоянно подсылали совершенно новых людей, чтобы обмануть меня, запутать. . Я узнал об этом, когда случайно увидел, как они разговаривают друг с другом из безопасного укрытия - люди, которые следили за мной уже несколько минут. С этого момента я окончательно понял, что мне это не показалось. Что они действительно за мной следили, что они меня преследовали".
 
"Хм…», - задумчиво согласился Хенрик со своим собеседником и записал только что сказанное в блокнот. "Значит, эти люди преследуют вас и...»
 
Бахшпиль кивнул: "Да, они следят за мной ... все время".
 
Хенрик сдвинул ноги и продолжил держать большой палец на щелчке своей ручки. "Какая у вас есть информация о том, что эти люди хотят убрать вас с дороги?»
 
По щекам Бахшпиля нерешительно поползла усмешка - так медленно, что это придало ему размытое, двусмысленное выражение, где-то между безумием и яростью. Вопреки всем внешним признакам, Бахшпиль не рассердился, а спокойно спросил: "Почему вы все время требуете подробностей? Как я уже сказал, я не имею права об этом упоминать. Оставьте меня в покое. Я же не сумасшедший".
 
Психолог мягко возразил: "Господин Бахшпиль, никто не называл вас сумасшедшим. Первый сеанс психотерапии - это знакомство с вами". К этому моменту Хенрик уже задавался вопросом, не подозревает ли его пациент в сотрудничестве с преследователями. Терапевт снова взглянул на верхний лист бумаги: "Мы еще даже не говорили о вашей жизни. Вы работаете или работали налоговым инспектором среднего звена. Сейчас вы находитесь в отпуске уже почти четыре месяца".
 
Внешне Бахшпиль, казалось, не был обеспокоен переходом у доктора психологии, но внутренне он ощутил раздражение от упоминания о своем вынужденном отпуске. Неосознанное желание защитить свое нынешнее положение росло, но Хенрик уже задавал новые вопросы о профессиональных отношениях Бахшпиля: "Вам нравилось работать в налоговой инспекции? Вы хорошо ладили с коллегами?»
 
На это пациент ответил язвительно: "Просто оставьте это". Бахшпиль снова указал пальцем на Хенрика, понимая, что его терапевт знает, как долго тот жил в одиночестве и изоляции в своей квартире - захламленной, социально изолированный и истощенный, занятый только тем, что создавал цифровые коды и вставлял их в тексты Библии и литературное наследие великих пророков.
 
"Я просто не мог больше находить время на свою работу. У меня были более важные дела. Действительно важные".
 
Ошеломленный таким безысходным признанием, Хенрик нахмурился, поджал уголки рта, кивнул и хрипло ответил: "Я понимаю". Затем последовала еще одна запись в блокноте. Вынужденный сказать что-то о своей работе и коллегах, Бахшпиль ответил на последний вопрос Хенрика: "Я всегда хорошо ладил с коллегами. Мы принимали друг друга, не совсем дружелюбно, но и не враждовали. Просто такова рабочая жизнь". Он махнул рукой, его веки дрогнули. "Вам не обязательно нравиться друг другу, сидеть все время вместе, готовить вместе на гриле, ездить в путешествия или что-то в этом роде. Мне это все равно не нравится".
 
Хенрик мягко прервал объяснения Бахшпиля: "А ваши коллеги вместе готовили барбекю или вместе ездили в путешествия?» .
 
Бахшпиль раздраженно ответил: "Откуда мне знать? Может быть, да... Я не знаю, что они делают вместе".
 
"Вы редко там бываете?» - осторожно спросил психолог.
 
Бахшпиль сначала ответил утвердительно, но после небольшой паузы исправился: "То есть нет, я почти никогда не участвовал ни в чем подобном. Мне просто было неинтересно".
 
Хенрик снова кивнул, записывая то, что он сообщал, в короткие отражающие штрихи, в то время как пациент подчеркивал свои слова: "Мои коллеги часто ходили на барбекю или устраивали подобные вечера в боулинге. Я почти никогда не ходил на такие мероприятия, у меня не было на них времени... и терпения. Когда ты устал вечером, тебе не хочется проводить остаток вечера с другими рабами своего дохода, - вмешался он с искусственным смешком, - которые раздражают тебя весь день. Тебе нужно иногда побыть одному".
 
Он пристально посмотрел на своего терапевта. Через несколько секунд Бахшпиль с упреком спросил: "Вы считаете меня аутсайдером?» . Хенрик не ответил, он продолжал писать. Однако Бахшпиль воспринял это занятие как проявление провокационного игнорирования - как одобрение его наполовину провозглашенного понимания того, что он - аутсайдер. Он слегка потянулся верхней частью тела к блокноту и указательным пальцем указал на него: "Вы ведь это сейчас записываете? Что я мог бы быть аутсайдером?»
 
Хенрик кротко ответил: "Нет, ничего подобного я не записывал", и тут же задал встречный вопрос: "А вы считаете себя аутсайдером?» . Бахшпиль помолчал, глядя исподлобья, сложил руки, снова посмотрел в сторону стола и сердито заявил: "Это же очевидно, что что бы вы ни сказали, все будет истолковано соответствующим образом... как в фильме".
 
"В фильме? В каком фильме?»
 
"Ну, знаете, - Бахшпиль был раздражен наивными вопросами своего терапевта, - в фильмах, действие которых происходит в психушках, где пациентов надзиратели и врачи представляют как сумасшедших. И они могут делать и говорить все, что угодно, им не поверят. Все их поведение вписывается в эту схему. Все верят, что пациенты сумасшедшие".
 
"Ну, господин Бахшпиль, у нас здесь нет надзирателей. И я также могу вас заверить, что то, что вы говорите, - то, что вы думаете, что мы считаем вас сумасшедшим…»
 
"Да, я знаю, - сердито вмешался Бахшпиль, - я сказал так только потому, что так это выглядит в некоторых фильмах", - и добавил громкое "Боже мой?»
 
Около минуты они сидели друг напротив друга молча, пока Хенрик не решил - как бы трудно это ни было - ответить на паранойю Бахшпиля еще раз. Настойчивость была характерной чертой любого психолога.
 
"У меня есть еще несколько вопросов о людях, которые вас преследовали. Вы сказали, что видели, как они разговаривали друг с другом и по очереди, так сказать, следили за вами? Можно так выразиться?»
 
Оскорбленный, скрестив руки перед грудью, Бахшпиль вяло подытожил свои наблюдения: "Я не знаю, действительно ли они ходили по очереди. Во всяком случае, было видно, что они меня преследуют и разговаривают друг с другом. Они ходили за мной в магазины, везде, где я бывал. Потом они перешептывались, очень пристально смотрели на меня", - Бахшпиль на мгновение задумался, поднял брови и добавил: "Я бы защищался".
 
Последняя фраза свидетельствует об умонастроении, включающем в себя повышенный потенциал опасности. Хенрик согласился с достоверностью слов Бахшпиля и задал дальнейшие вопросы: "Как вы вели себя по отношению к информаторам? Что вы делали? И ... Вы бы защищались? Что вы имеете в виду?»
 
"Если бы они хотели что-то сделать со мной, я бы их опередил. В последние два месяца у меня всегда с собой были холостой пистолет и нож. Вы знаете, как опасно стрелять в кого-то холостым патроном, не соблюдая безопасного расстояния?»
 
Хенрик взвыл сиреной. Однако внешне его тревога не была заметна.
 
"Правильно ли я понимаю, что вы хотели ранить этих наблюдателей?»
 
"Если бы они напали на меня. Если бы они преследовали меня до последнего угла маленькой улочки, угрожали бы мне там... тогда я должен был бы ударить, чтобы защитить себя". Бахшпиль, осознав, что его заявление произвело неизбежный эффект, взволнованно продолжил: "Конечно, не здесь, в клинике, я не склонен к насилию, я просто имею в виду, если бы дело действительно дошло до столкновения с этими людьми. Я же не сумасшедший".
 
Хенрик был предупрежден, он с готовностью записал все, что ему сказали, в блокнот и уже предвкушал обременительную обязанность проводить проверку на вменяемость своего пациента. Однако сегодня и в ближайшие дни из-за плотного графика работы это было невозможно. Поэтому на данный момент ему ничего не оставалось, как распорядиться о временном одиночном заключении пациента.
 
"Вы чувствуете себя здесь в безопасности от слежки?»
 
"Более-менее. Это единственное преимущество этого места". Бахшпиль проявил сдержанную покладистость, дополненную постскриптумом: "Это не значит, что я собираюсь здесь остаться".
 
"Как вы можете быть здесь в безопасности? А как же персонал клиники или пациенты? Не может ли кто-нибудь из персонала или пациентов быть одним из ваших преследователей?»
 
"Нет, они не посмеют сюда войти. Это было бы слишком опасно для реализации их планов. Это привело бы к крайне фатальным последствиям".
 
Хенрик снова кивнул, одолеваемый подозрением, что его пациент намеренно утверждает это, чтобы ослабить беспокойство своего терапевта.
 
"Значит, о персонале и пациентах не может быть и речи. А почему именно?»
 
"Потому что наблюдатели уже определены в пространстве-времени. Проникнуть в человека, который уже стал одним из них, будет сложно. Пришлось бы вмешиваться во всю историю человечества, не меняя ничего из того, что уже произошло. Очень сложно, долго и поэтому маловероятно. Кроме того, они знают, что я здесь просто сумасшедший с невероятной историей, что также защищает меня от них".
 
Хенрик понял, что бред Бахшпиля уже давно глубоко слился с реальным миром. Лечение будет очень длительным.
 
"Господин Бахшпиль, у меня есть еще один вопрос, касающийся вашего метода исследования будущих событий. Как вы впервые столкнулись с пророчествами? Вы уже упоминали стихи Нострадамуса - когда вы впервые прочитали подобные тексты? И почему вы с ними столкнулись?»
 
Бахшпиль сложил руки за головой. Ему нравилось, когда его спрашивали об этом: "Я всегда интересовался подобными вещами, но скорее как побочный интерес, как своего рода хобби, чтобы удовлетворить свою жажду к мистическим тайнам. Я никогда не стремился к чему-то большему, чем развлечение".
 
"Это само собой разумеется, - уверенно добавил Хенрик, - многие люди интересуются эзотерическими темами".
 
"Да, но, тем не менее, или именно поэтому, вряд ли можно считать случайностью, что, занимаясь своим хобби, я столкнулся с более точным чтением пророческих текстов. У меня возникла мысль, что за всеми этими пророческими вещами может скрываться нечто совершенно иное". Слова Бахшпиля замедлились. Голосом, окутанным таинственностью, он откинулся на спинку стула и продолжил: "Пророчества - это помощь нам, чтобы мы не погибли. Если бы не эти предсказания, которые всегда защищали нас от абсолютной катастрофы, мы бы уже пошли ко дну. Что-то или кто-то пытается нам помочь. Пророческие тексты - это, так сказать, рекомендации, а может быть, и методы противодействия. Они - одни из тех многочисленных шестеренок, которые могут спасти человечество. Но те, кто меня преследует, хотят помешать мне рассказать человечеству о планируемом, на этот раз действительно неминуемом, ужасном разрушении мира. Эти люди хотят уничтожить человечество. Они вступили в заговор против него! Они хотят нового мирового порядка! И поэтому так важно, чтобы на этот раз человечество знало все точные подробности предстоящего развития событий. Я работаю над этим. Но сейчас я не могу рассказать вам об этом больше. Пока не закончу".
 
Хенрик продемонстрировал удивление, начав размышлять о том, не стоит ли упомянуть о своем частном интересе к эзотерике. Возможно, тогда ему будет легче вмешаться. Но сначала он хотел выяснить, насколько опасен Бахшпиль на самом деле.
 
"Что бы вы сделали, если бы вышли из клиники, а преследователи снова стали бы вас преследовать, ... попытались бы загнать вас в угол?» Бахшпиль опустил брови и задумчиво ответил: "Тогда я бы сделал то, что должен сделать".
 
Психолог кивнул и сделал пометку. Если в ходе последующих консультаций выяснится, что пациент видит опасность и для персонала больницы, и для окружающих, его придется перевести в учреждение строгого режима. Однако, поскольку Хенрик не мог быть на сто процентов уверен в смысле последнего замечания, он попросил латентно опасного пациента еще раз уточнить, что именно он хотел сказать с помощью вопросительного сослагательного наклонения: "Что бы вы сделали?... Вы бы защищались? Ударили бы ножом? Выстрелили бы?»
 
Бахшпиль молчал. Было ясно, что он больше не готов отвечать. Как и большинство пациентов в подобной ситуации, он почувствовал запах мер, к которым склонялся его терапевт. Хенрик почесал левую щеку и резюмировал: "Вы знаете, что при таких обстоятельствах вас не могут выписать из психиатрической больницы?»
 
"Знаю". Как будто Бахшпиль не хотел этого слышать, он дважды дернулся на своем стуле. Хенрика не удивила такая прыть, она свидетельствовала о неуверенности.
 
"Тогда как вы представляете себе, что вас отпустят от нас без лишних слов?»
 
"Я здесь надолго не задержусь". Казалось бы, уверенный в чуде, Бахшпиль снова скрестил руки перед грудью. Для него уход из клиники должен был быть уже свершившимся фактом; это было важно для его заблуждения.
 
Тем временем в поле зрения Хенрика снова замелькали вуали ауры. Это его встревожило. Подобные явления участились уже несколько дней назад. Чтобы отвлечься, он коротко погладил свои роскошные волосы, прочистил горло и снова посмотрел через окна на внутренний двор.
 
Чтобы сделать разговор более непринужденным, Хенрик отложил письменные принадлежности на стул. Это должно было придать обстановке более личный оттенок - без видимого осуждения: "Как далеко вы могли бы зайти, если бы захотели рассказать мне что-нибудь о пророческих текстах?»
 
Бахшпиль внимательно проследил за жестами своего собеседника, подумал немного и ответил: "Я мог бы только намекнуть".
 
"То есть вы могли бы давать запутанные, двусмысленные описания?»
 
"Нет, я могу сказать только что-то абстрактное об общем развитии грядущих событий. Ни дат, ни последовательности событий, ни даже того, какие страны вовлечены в эти события. Если бы мы были во времени перед второй мировой войной, например, я бы описал события войны только как «насилие», «глобальное разрушение» и преследование»... Однако, если бы речь шла о стихийных бедствиях, я бы, наверное, тоже использовал эти термины. Именно потому, что это имело бы те же последствия и те же масштабы".
 
На небольшой, неконтролируемый момент Хенрик был разочарован. Хотя это было частью метода терапевтической настройки, выражение его лица было искренним, личным недовольством - он хотел бы послушать о сценариях конца света. Бахшпиль заметил это выражение, но не увидел за ним ни искреннего любопытства, ни актерской игры, только разочарование - разочарование от того, что доктор Мертен не смог его выслушать.
 
Склонив голову и приняв мрачное выражение лица, Бахшпиль стал внимательно изучать своего собеседника: "Почему вас интересует это будущее?» и медленно переместил верхнюю часть тела на правую сторону кресла, чувствуя предательство. Возможно, преследователи нашли способ проникнуть к нему даже сюда, с помощью незаметного терапевта.
 
"Просто мне это интересно, - объяснил Хенрик, - я нахожу это увлекательным", - и решил рассказать Бахшпилю о своем эзотерическом хобби. Правда, на всякий случай он сделал это как непрофессионал: "В юности я как-то купил книгу о ясновидении. О подоплеке таинственных и необъяснимых явлений. Это направление называется парапсихология, ответвление психологии". Возможно, подумал психотерапевт, одной этой информации будет достаточно, чтобы разморозить Бахшпиля. Хенрик добавил в нарочито дилетантской манере: "Между небом и землей, безусловно, существует нечто большее, чем мы можем себе представить". Он подтянул нижнюю губу, что не прибавило ему правдоподобия.
 
Бахшпиль усмехнулся. Некоторое время он молчал и критически разглядывал психолога, кожа между его глаз была морщинистой. Затем он прямо спросил: "Это для того, чтобы остановить меня... Чтобы вывести меня из себя?»
 
Хенрик оставил предположение пациента в комнате, благоразумно промолчал и посмотрел вниз, на ноги Бахшпиля. Дипломатично положив руки на скрещенные ноги, он размышлял: "Если бы я был одним из ваших преследователей, какой смысл было бы шпионить за мной? Разве вы не сказали, что наблюдателям нужны только ваши бумаги? И что они у вас дома? Имеет ли смысл преследовать вас и здесь, в клинике?»
 
Бахшпиль посмотрел мимо Хенрика, понимая, что тот сказал нечто такое, что не прибавило ему убедительности. Но разве он должен был вызывать доверие? В конце концов, он действительно не мог исключить возможность того, что терапевт - шпион! По крайней мере, на это указывали странные вопросы и притворный интерес. Его мысли неслись вскачь. И он наконец-то должен был что-то сказать. Что-то, что на время успокоило бы доктора Мертена.
 
Он безропотно согласился со своим терапевтом: "Нет, конечно, наблюдатели за мной здесь не следят. Никто в этом учреждении не может быть шпионом. Даже вы".
 
Бахшпиль был удовлетворен своим заявлением. Он заверил тайно проникшего шпиона, что его не вычислили, а настоящего терапевта - что его пациент не подозревает его в том, что он шпион. Бахшпиль не любил действовать таким образом, но в данной ситуации это был единственный способ выяснить, есть ли уже в клинике шпионы.
 
Это натолкнуло его на еще одну мысль. Возможно, ему следует просто поделиться с терапевтом некоторыми своими сведениями. Это вызовет доверие. Таким образом, он мог бы постепенно выяснить, что они на самом деле затеяли с ним здесь. Возможно, это также заставит их меньше следить за ним.
 
"Почему вы решили, что я стукач?... Может быть, здесь, в клинике, все-таки есть шпионы?» Хенрик откинулся на спинку кресла, желая узнать, какое объяснение этому дал больной.
 
Бахшпиль монотонно ответил: "Наверняка мои родственники задумали поместить меня в клинику со шпионами". Пациент усмехнулся и ответил с вызовом: "Вы хотели услышать от меня такой ответ?»
 
Удивленный, Хенрик покачал головой. Он не ожидал ироничной саморефлексии и механически констатировал: "Значит, вы не считаете, что здесь есть шпионы. Вы не считаете меня агентом?»
 
"Я не думаю, что вы шпион, нет", - и подчеркнул: "Я просто имел в виду, что теоретически нельзя этого исключить".
 
"Как я мог им стать? Меня бы завербовали?»
 
Бахшпиль ехидно рассмеялся и пояснил: "Нет. Конечно, вас бы не завербовали". Раздосадованный, он выдохнул. "Нечто проникает в тела других людей, занимает их на время или поселяется в них навсегда".
 
Как Хенрик должен был понять это снова? Было ли это новое выражение? Стоял ли за этим какой-то принцип, чтобы предотвратить терапию? Медленно произнося слова, он повторял слова пациента: "Значит, что-то проскальзывает в форму людей... А эти занятые человеческие тела чем-то отличаются? Есть ли у них бросающееся в глаза поведение, по которому их можно узнать?»
 
Бахшпиль отрицательно покачал головой, опустив глаза - он вдруг стал похож на требовательного учителя, который должен дать своему тупому ученику необходимые уроки: "Захваченные люди остаются такими, какие они есть. Точнее, после захвата тела шпионы полностью овладевают памятью носителя. Иными словами, все те характеристики, которые ранее были присущи захваченному субъекту: Личность, характеры, сильные и слабые стороны". Бахшпиль сделал небольшую паузу и замолчал. "Но есть еще кое-что... кое-что, о чем я узнал только несколько недель назад. И вот что на самом деле: люди не просто становятся агентами, они всегда ими были! Всю свою жизнь. Они просто не знали об этом до тех пор, пока их не задействовали, пока не произошла, так сказать, активация - и не проявилось их новое, истинное "я".
 
Бахшпиль сделал риторическую паузу и посмотрел налево, в сторону двери, как бы желая убедиться, что он защищен от подслушивания. Он продолжил приглушенным голосом: "Спящие агенты - лучшая форма проникновения, почти незаметная вещь. Они могут быть где угодно и кем угодно. Я видел, как это происходит, я мог это наблюдать".
 
"Кто делает их агентами? Кто или что за этим стоит?»
 
"Это вопрос. Во всяком случае, люди, стоящие за этим, всемогущи, они контролируют все, даже время, и пытаются уничтожить любого, кто постиг тайны их пророческих текстов".
 
Хенрик был поражен этим сообщением: "Правильно ли я понял: «их пророческих текстов»?.. Пророческие тексты исходят от заказчиков этих информаторов? Почему так? Какие это тексты?»
 
"Все пророческие тексты исходят от этих заказчиков. Все, которые когда-либо были написаны. Они служат для того, чтобы влиять на время. Они хотят использовать их для создания нового мирового порядка".
 
"Но тогда почему эти люди публикуют все как общедоступные тексты? Например, Откровение Иоанна Богослова? Почему они оставляют все эти тексты такими открытыми!»
 
"Эти тексты используются для активизации агентов. Они дают им задание".
 
"Понятно, но я все равно не понимаю одного: разве эти пророчества не предназначены в первую очередь для того, чтобы защитить людей от катастроф? Или пророческие тексты предназначены только для агентов?»
 
"Пророчества призваны защищать людей, да, но только тех, кто угоден тем, кто их заказал, - тех, кто выгоден им в построении нового мирового порядка.  Однако содержимое зашифрованного текста используется в первую очередь для активизации агентов, для ориентации и планирования миссии - чтобы иметь возможность что-то изменить со временем».Бахшпиль заторопился: "Понимаете, это обычные люди, которые активизируются, когда это необходимо для корректировки временной линии. И эти люди даже не знают, кто они такие. Кто они и какова их миссия. Это может быть кто угодно - очень немногие из этих агентов знают свою миссию и личность".
 
Хенрику было чем ответить: "Значит, даже вы можете быть агентом?» Хенрик поздравил себя, поскольку это означало, что он может начать охватывать Бахшпиля в его бредовом построении. Но тот ответил без особого впечатления: "Да, даже я могу быть. Мы оба можем быть шпионами".
 
На мгновение Хенрик почувствовал себя полным недоумком, но тут же рискнул выдвинуть следующую гипотезу: "Может быть, мы работаем рука об руку и это все заговор, в котором мы, в конечном счете, должны выполнить свою работу".
 
"Возможно, но маловероятно".
 
Раздосадованный, психолог признался себе, что его пациент, страдающий паранойей и шизофренией, создал чертовски умную систему. В то же время он почувствовал облегчение от того, что не разгласил заранее слишком много сведений о своих эзотерических интересах. Это вызвало бы ненужные подозрения, даже подтвердило бы, что он сам имеет какую-то особую роль или значение в бредовом замысле Бахшпиля. Это могло бы даже послужить пациенту основанием для распространения его бреда на всю психиатрическую клинику.
 
"Если это однажды случится, вы поймете, о чем я говорил... Что в этом есть что-то большее, чем просто бредовая история".
 
"Когда что случится?»
 
"Величайшая катастрофа в истории человечества", - подчеркнул Бахшпиль, поднимая правую руку и протягивая раскрытую ладонь. "Только тогда вы узнаете, что происходит сейчас вокруг нас, во всем мире, в тайне. Заговор!»
 
Хенрик молчал и смотрел на своего собеседника, никак не реагируя. Он изо всех сил старался сохранять нейтралитет.
 
"Еще раз о телах-носителях... Значит, я тоже могу быть одним из них? Из тех, кого вы преследуете".
 
"Да, это единственная причина, по которой вы можете быть психологом здесь, в клинике. Просто чтобы проверить меня". Бахшпиль продолжал в манере детектива: "Вы могли бы быть психологом и в то же время тайно хотеть шпионить за мной. Чтобы выяснить, что я знаю и насколько я опасен для ваших дальнейших действий. И вы сами даже не будете знать, что вы шпион - контролируемый извне, вы будете делать свою работу".
 
В ответ на заведомую подозрительность Хенрик сформулировал следующий вопрос, который показался Бахшпилю неприятным: "Разве вы только что не сказали, что я никак не могу быть одним из ваших преследователей?» Хенрик улыбнулся и уверенно добавил: "Теперь вы в это верите?»
 
Незаметно для психолога шизофреник был поражен, казалось бы, двусмысленной фразой: "Теперь вы в это верите?» - Неужели что-то вылетело из уст предполагаемого психотерапевта? размышлял Бахшпиль. Может быть, Мертен почувствовал себя спровоцированным разглашением секретных методик? Или это была просто необдуманная фраза?
 
Больной ответил спокойно: "Я не знаю, чему верить... А во что, по-вашему, я должен верить?» и подозрительно посмотрел на Хенрика. Несколько секунд они оба молчали, затем пациент медленно продолжил: "Вы сказали, что в юности интересовались ясновидением. Чем именно вы занимались? С какими направлениями эзотерики вы знакомы?»
 
По телу Хенрика пробежала волна жара, и он пожалел, что рассказал о своем увлечении. Он с воодушевлением ответил на вопрос Бахшпиля общими ключевыми данными по эзотерике: "У меня есть небольшая коллекция книг, начиная со сканвордов и заканчивая нумерологией. Околосмертные переживания. Тайны пирамид, Атлантиды и скрытые секреты древности. Я уже сам занимался доусингом. Потрясающий опыт!»
 
Бахшпиль не верил тому, что ему говорили. Он все больше убеждался в том, что психотерапевт может быть агентом, возможно, еще неактивированным, который ничего не знает о своей собственной личности. "То, что вы говорите, интересно. Но я уверен, что вы знаете гораздо больше, чем хотите, чтобы я поверил".
 
Тем временем Хенрик размышлял, подозревает ли его Бахшпиль из-за его сумасшествия или из-за плохой игры?
 
Возможно, это было связано и с его сумбурным выражением интереса, которое не соответствовало дифференцированному поведению терапевта.
 
Пациент спросил: "Могу ли я спросить вас о чем-то личном или, еще лучше, загадать вам загадку? Если вы не знаете, что делать с загадкой, если вы не можете ее разгадать, я узнаю, что вы не можете быть одним из них".
 
Хенрик на секунду задумался, затем кивнул в знак согласия, но удивился этой абсурдной идее. Ведь если бы он знал ответ на загадку, то, конечно, обнаружил бы незнание. Так в чем же смысл? Неужели его пациент действительно настолько наивен?
 
Бахшпиль принял невозмутимый вид, поудобнее устроился в кресле и начал объяснять: "Возьмите таблицу центурий Нострадамуса и вставьте в нее следующее". Он указал на кресло, куда психолог положил свой блокнот, и сделал рукой пишущее движение. Хенрик достал ручку, прикрепленную к блокноту, и протянул ее Бахшпилю. Он намекнул, что ему, конечно, понадобится и блокнот с бумагой. Хенрик отделил несколько листов бумаги и протянул ему вместе с блокнотом.
 
"Я собираюсь кое-что записать для вас. Вы сами поймете, что с этим делать. Это прояснит, кто вы такой".
 
Хенрик понял, что все это значит. Поскольку Бахшпиль больше не мог продолжать работу над расшифровкой в клинике, он теперь пытался компенсировать эту неудачу элементами замещения - воспринимая пребывание в психиатрической клинике как судьбу, даже как своего рода исполнение своей миссии. Это было позитивно, возможно, он уже создавал основу, на которой впоследствии сможет преодолеть свое параноидальное заболевание.
 
Пациент яростно писал на одном из листов бумаги, который ему вручили. В центре листа он написал какую-то математическую формулу, слева от нее - странные, никогда ранее не встречавшиеся символы и знаки, состоящие из узоров линий. Пока он молча делал наброски, слегка откинувшись в кресле и пристально глядя на лист, тот снова заговорил: "Знаете, доктор, если бы вы были уже активизированным агентом, я бы вас сразу засек. Мне знакомо такое поведение. Я скорее думаю, не являетесь ли вы еще не активированным агентом, "спящим"... Так что если у вас есть все необходимое для того, чтобы понять, что я записываю для вас здесь, то, возможно, вы скоро будете активированы". Он усмехнулся. Чтобы лучше оценить записанное, он задумчиво склонил голову набок и смущенно сменил тему: "Даже такие не техногенные катастрофы, которые нельзя остановить, можно хотя бы смягчить целенаправленным вмешательством, чтобы катастрофа унесла лишь несколько человеческих жертв... если быть готовым, то есть знать точную дату, время и место".
 
Хенрик ответил: "Может быть, это не очень хорошая идея - предотвратить катастрофу. Особенно если вы прочитали все это в пророчестве с кристально ясной датой и временем".
 

Бахшпиль нетерпеливо покачал головой и возразил: "Должно быть, это что-то значит, что меня поставили расшифровывать пророчества. Все правильно, это не может быть совпадением. Это говорит о том, что я должен предотвратить гибель".
 
Психолог теперь хорошо понимал, что главная цель пациента - взять на себя роль спасителя. Спасение мира, которое Бахшпиль должен был отыграть, чтобы выздороветь. Для людей, не получающих в повседневной жизни поддержки в виде утверждения, похвалы и признания, это был механизм обретения смысла и ценности. Соответственно, и построение бреда было рассчитано на логику. Ведь если бы, вопреки ожиданиям, конец не наступил, Бахшпиль предотвратил бы гибель мира и, благодаря своей непостижимой бредовой системе, мог бы втайне похвастаться, что спас человечество. Классический случай, прямо из учебника.
 
Бахшпиль снова подкрепил свой рисунок случайными ссылками: "Вы, конечно, знаете слова Нострадамуса, обращенные к его сыну Сезару и к Генриху Счастливому? Письма, которые он им написал? Там Нострадамус намекает, что будущее еще не определено. Он видит вещи только после того, как они произошли, а это значит, что он видит нас только сейчас, в том, что мы делаем. В его стихах изображены события, которые мы еще в состоянии изменить. Его стихи и события в мире отражаются друг в друге - сейчас, в этот момент. Поэтому мы можем выбирать, какое будущее мы хотим иметь - так что я могу предотвратить надвигающиеся катастрофы, я должен их предотвратить!»
 
Хенрик согласился со своим пациентом: "Возможно...», но добавил: "Возможно, именно это отражение и создает перемены в первую очередь и влияет на ход событий. Тогда бы Нострадамус активно формировал будущее с помощью этих пророчеств, потому что на них реагируют такие люди, как вы, на них реагируют даже государственные деятели или страны".
 
Бахшпиль оторвал взгляд от наброска. Не переставая чертить, он скептически рассматривал лицо психотерапевта. Неужели он снова собирается бросить ему вызов? Ведь мнимый психолог снова трубил о законе невидимого управления временем. Однако пристальный взгляд пациента побудил Хенрика подчеркнуть свою мысль: "Кроме того, если стихи Нострадамуса и наше время действительно отражаются друг в друге, разве это не подтверждает, что будущее уже нельзя изменить?»

Бахшпиль ответил: "Нет, потому что я и есть изменение этого будущего. Я должен изменить его, опубликовав свои результаты. Я уже обратился к средствам массовой информации".
 
"Я знаю это". Хенрик поднял документы, содержащие описание того, как Бахшпиль пытался представить свои теории нескольким телеканалам. "И что они вам сказали?»
 
Бахшпиль громко закричал: «Отстаньте от меня! Еще одна проклятая вещь!»
 
Он с болью вспоминал, с каким недоверием его там встретили. Никто на телевидении не воспринял его всерьез и не обратил внимания на его знания. Он даже не смог попасть на частное телевидение, которое сначала проявило интерес, но потом отказалось, сославшись на то, что его тема не соответствует текущим интересам аудитории. Сложность темы также делала непригодной программу для бульварного телевидения - но Бахшпиль и так не хотел быть частью этой витрины курьезов.
 
"Не стоит обращать внимания на то, что находится в папке, - успокаивал себя Бахшпиль, - по крайней мере, для меня это так". Он перестал заниматься спором, вырвал написанную часть из листа и передал документ психологу. Хенрик с достоинством взял лист бумаги, демонстрируя, что считает эту информацию очень ценной. Ведь, пожалуй, самый важный терапевтический прием - не противоречить пациенту в корне, не высмеивать и не унижать его, а именно в этом всегда кроются неврозы пациента.
 
Бахшпиль, все еще недовольный упоминанием о попытке его публикации, объяснил Хенрику запись: "То, что вы видите в центре, - это формула. Формула, с помощью которой вы можете получить некоторую информацию в центуриях Нострадамуса. Однако я не буду говорить вам, как ее использовать. Это загадка, которую вы разгадаете автоматически, если у вас есть необходимые качества".
 
Психолог посмотрел на лист бумаги и согласился. У него возникло ощущение, что он уже слишком втянулся в бред Бахшпиля с этой бумагой и полученными инструкциями. Может быть, ему стоит отдать Бахшпиля? Тогда коллега мог бы лучше подготовиться к коварству пациента и найти более подходящее введение в курс дела.
 
Глаза Хенрика были прикованы к бумаге. Бахшпиль помогал терапевту и дальше: "Слева от математической формулы находится ряд символов, с помощью которых можно перестроить формулу, решить ее или привести к правильной установке в центуриях Нострадамуса... И множество маленьких черточек, которые я разбросал по всей странице, тоже что-то означают. Только вот что?»
 
Хенрик был озадачен формой, которую приняло это безумие - бессвязные каракули из линий и придуманных символов. Последние повторялись и выстраивались в ряд; они выглядели как объяснение. Все вместе выглядело не убедительно и не логично, а скорее как беспомощная попытка вызвать недоумение и произвести впечатление.
 
Пациент поставил условия: "Сделайте мне одолжение: Держите эту записку при себе, в одиночестве. Никому о ней не рассказывайте! Попробуйте найти решение сами. Следуйте своей интуиции. Придумайте что-нибудь личное, что поможет вам разгадать формулу. Если у вас получится, мы посмотрим, что из этого выйдет".
 
Бахшпиль вернул Хенрику блокнот. Однако психолог не мог понять смысла этого плана. Не ожидал ли его пациент, что Хенрик намеренно оставит загадку без ответа? "Как вы собираетесь с помощью этого теста выяснить, являюсь ли я агентом? Если бы я был агентом, я бы даже не стал решать эту задачу! Я бы сказал, что не понял задачу".
 
"Моя цель - выяснить, являетесь ли вы еще не активированным агентом - "спящим". Если это так, то вы сможете справиться с заданием и решить головоломку автоматически. Мне не нужно проверять уже активированных агентов, я сразу узнаю их по поведению".
 
"Хорошо", - смущенно улыбнулся Хенрик. Он попытался прикрепить листок бумаги к основанию, в то время как в его глазах снова вспыхнула светящаяся пелена ауры. Психолог в раздражении снова выглянул в окно.
 
Бахшпиль заметил выражение лица Хенрика и задумался. Почему Мертен постоянно смотрел мимо него? Что это значит? Что-то не могло быть правильным. Шизофреника уже одолевало подозрение, абсолютная уверенность: за ним следят! Возможно, с помощью самых современных приборов - сенсорной техники, способной читать мысли. В одной из телевизионных программ как-то рассказывалось о таких секретных исследованиях: измерительные приборы, изначально предназначенные для использования в армии. Технология, которую можно было без особых усилий спрятать в стенах. Возможно, взгляд Мертена мог бы проверить функциональность таких устройств!
 
Конечно, с его помощью нельзя было определить, о чем именно он думает, но можно было выяснить, насколько интенсивно он мыслит и какие области его мозга в данный момент активны. В связи с этим Бахшпиль вспомнил о своей дочери, которой он когда-то рассказывал об этой сенсорной технологии, но она отвергла ее использование в повседневной жизни как "слишком неправдоподобное и нелепое". Конечно, он знал, что шпионы уже давно завладели и ее телом. Она никогда бы не помогла поместить отца в психиатрическую лечебницу. Наоборот, она помогла бы ему принять меры против шпионов - это было так очевидно! Иногда он удивлялся, насколько глупым считают его преследователи. Они его сильно недооценивали. Слава богу, думал он, по крайней мере, у него есть шанс спасти человечество от гибели - даже если это будет стоить ему жизни! В конце концов, им будут восхищаться за его самоотверженность, мужество и хитроумную изобретательность. Но он не хотел восхищения. Когда все закончится и он останется в живых, он категорически откажется от любых почестей.
 
Очарованный великодушием его характера, Хенрик улыбнулся.
 
Хенрик прикрепил ручкой записку Бахшпиля к настольному блокноту.
 
"Да, господин Бахшпиль. Это была интересная беседа. Я бы сказал, что на этом мы закончим и встретимся снова через три дня. В то же время и в том же месте? В пятницу 13-го, опять в 15 часов? Вы ведь не суеверны, правда?»
 
Хенрик сделал последний росчерк на своем блокноте и написал внизу: "Dominal forte?» . Он хотел позже сказать своим коллегам, чтобы они использовали другой активный фармацевтический ингредиент. Используемый в настоящее время препарат был явно слишком слаб для лечения наблюдаемых симптомов, поэтому не было необходимости в пробном использовании активного ингредиента, который в любом случае начнет действовать только через несколько недель.
 
Психолог встал и подождал, пока Бахшпиль поднимется. Тот остался сидеть, улыбаясь и погрузившись в размышления. Хенрик улыбнулся в ответ и посмотрел на своего пациента. Тот упрямо смотрел прямо перед собой, на живот своего терапевта.
 
"Господин Бахшпиль? Наш первый сеанс, наше время истекло", - сказал он настоятельно и наклонился, чтобы встретиться взглядом со своим пациентом. Бахшпиль не шелохнулся, он упрямо продолжал смотреть.
 
"Господин Бахшпиль?»
 
Затем, как ни в чем не бывало, Бахшпиль очнулся от своего транса и посмотрел на терапевта, склонившегося к нему с восторженным выражением лица.
 
"Да, это так, - заикаясь, произнес он, - вы правы! Пришло время, наше время закончилось".
 
Что опять происходило внутри него? Хенрик счел это замечание наводящим на размышления. Однако из-за напряженного графика он решил не задумываться над этим замечанием.
 
Как будто ему нужно было сориентироваться, Бахшпиль позволил своей голове рассеянно побродить по кабинету. Хенрик улыбнулся и протянул ему руку. Воодушевленный, его пациент встал и необычайно крепко сжал руку психолога, еще крепче, чем в начале сеанса. Осознав внезапную перемену, Хенрик заподозрил в этом жесте намек на доверие. Не успев довести идею до конца, пациент снова разрушил это доверие по дороге к двери кабинета: "Тогда до пятницы. Но не ждите меня слишком долго". И так же робко, как и вошел, закрыл за собой дверь, уверенный, что к пятнице он уже покинет клинику.
 
Устав от этого непонятного вступительного разговора, Хенрик покачал головой и повернулся к своим документам на столе. Записку, переданную ему Бахшпилем, он подшил к истории болезни, не делая на ней никаких пометок.
 
Среда, 11-е число.
 
Хенрик не спал уже несколько минут. Чувство физической усталости говорило о том, что он плохо спал. Он лежал, скорчившись, на правой стороне супружеского ложа. В затемненной ставнями комнате он на ощупь искал Диану, но увидел только, что жены нет. У нее была важная встреча с терапевтом.
 
Хенрик не только плохо спал, но и был встречен знакомой колющей болью, которая с привычной наглостью пронеслась от спины до шеи. Если бы он не был готов сегодня лечить боль обезболивающими и согревающим пластырем, то день был бы испорчен.
 
Нащупав прикроватную лампу, Хенрик в оцепенении дотянулся до будильника и взглянул на светящийся циферблат: 7.30 утра - до начала рабочего дня оставалось еще полчаса сна. Если бы не боль, которая отбила у него всякое желание это делать. Вдобавок ко всему он понял, что от напряжения в шее начинает неприятно болеть голова, что впоследствии непременно приведет к одному из частых приступов мигрени. К счастью, рабочий день начинался только в 12 часов, так что времени для принятия контрмер было предостаточно.
 
В муках он поставил одну ногу на кровать, за ней вторую. Выпрямившись, он вытер лицо левой рукой, а вторую положил на затылок, сделав несколько энергичных массажных движений. Как правило, это почти никогда не помогало, но в этот раз показалось особенно бесполезным. Недолго раздумывая, он решил поискать в ванной подходящее обезболивающее.
 
Порывшись в большом зеркальном шкафу над умывальником в поисках таблетки аспирина, он не нашел ее и взял из шкафа жены почти просроченную таблетку парацетамола. Эффект не заставил себя ждать. А пока при каждом быстром движении в висках ощущалась все более сильная головная боль. Уже несколько дней мигрень усиливалась в виде так называемой "вуали ауры»- мерцающего ограничения зрительного восприятия, вызванного воспалительными и циркуляторными процессами в головном мозге. Тошнота и чувствительность к свету дополняли мучения.
 
Дремля на краю ванны с закрытыми глазами, он с отчаянием и юмором висельника размышлял о том, сколько кофе и других кофеиносодержащих напитков ему придется выпить сегодня утром, чтобы повысить свою способность концентрироваться хотя бы настолько, чтобы присутствовать на сегодняшней конференции по психиатрии, которая проводится раз в два месяца. Не говоря уже о максимальном количестве кофеина, которое он мог бы принять, чтобы предотвратить ненужное усиление мигрени.
 
Вставать с края ванны было мучительно. Закрыв глаза, он потянулся за полотенцем-халатом за дверью ванной, накинул его на предплечье и в тапочках прошел на кухню просторной квартиры площадью 120 кв. м - тихой квартиры на первом этаже в самом центре города.
 
Он поставил кофе. В отличие от обычного, в этот раз он включил радио, заглянул в холодильник и только теперь, открыв дверцу холодильника, облачился в халат. Из единственного динамика приемника доносились последние аккорды песни "Down under» группы "Men at work". Хенрик позволил музыке заиграть, но следующим включился трек "Die Roboter»группы "Kraftwerk". Его сразу же раздражало постоянное повторение припева, и он задавался вопросом, о чем, собственно, думают, когда включают эту музыку. Нет, ему просто нужно было отдохнуть и выпить кофе, хотя мигрень от этого и усилилась. Измученный, он выключил радио.
 
Пока коричневая заварка тихонько кипела в фильтре, он намазывал чайную колбаску на две сухие булочки, оставшиеся со вчерашнего дня. Он успел доесть их до того, как кофе был готов. Он вытащил из автомата стеклянный кувшин и взял его в левую руку вместе с пустой чашкой, а в правую - две маленькие кастрюльки с молоком и сахаром. Вооружившись таким образом, терапевт, плохо начавший день, прошел в гостиную, где по утрам любил удобно расположиться на широком кожаном диване, посмотреть телевизор и выпить свой латте. Только сегодня из-за боли он никак не хотел настроиться на нужный лад. А по телевизору шел обычный сыр-бор, ничего существенного: новости за день, пошлые мыльные оперы, детские передачи или потрясающие воображение американские документальные фильмы о технике ведения боевых действий, целью которых было лишь вызвать у молодых американцев желание пойти в армию под видом информационной программы. Почему все это нужно было показывать в Германии?
 
В течение пяти минут Хенрик от скуки перескакивал с канала на канал и наконец набрел на передачу о последствиях мирового экономического краха конца 1920-х годов. Но репортаж ему быстро наскучил, и он снова переключился на другой канал. Было ли вообще что-нибудь толковое? Он нащупал программу передач. Когда он неуклюже потянулся за телегидом, который он обнаружил на другом конце дивана с пульсирующей головной болью, он пролил немного кофе на кожу сиденья. В спешке отыскав на полке стеклянного журнального столика бумажную салфетку, он был вынужден надолго приклеиться к новостному каналу. "Пророчества Нострадамуса о настоящем»- так смело называлась торопливо набранная программа, название которой постоянно отображалось в правом верхнем углу экрана. Несмотря на нелепую драматургию, подчеркнутую глубоким мужским голосом, оно привлекло его внимание.
 
"...написаны в неясных и путаных четверостишиях самым знаменитым лекарем чумы своего времени. Действительно ли он обладал способностями ясновидения, с помощью которых предвидел будущее всех нас, хотел ли он предупредить нас и уберечь от опасности, оставив пророческое наследие? Или же он был шарлатаном, умело пользовавшимся легковерием и влиянием людей? . Действительно ли он знал будущее? И если да, то на что указывают его четверостишия?»
 
Бессвязные рассуждения перемежались кошмарными образами, пестрили сложной анимацией и эффектами, смешивающими кинематографически зафиксированную историю с вымышленными сценариями будущего. Хотя тематически простая дискуссия была забавной - личность Нострадамуса в подобных передачах всегда была излишне мистифицирована, - Хенрик решил досмотреть документальный фильм до конца. Все равно ничего лучшего не было.
 
"Позволяло ли ему знание астрологии и астрономии предсказывать будущие события? Были ли у него видения? Или, возможно, он получал информацию из совершенно других источников? Некоторые исследователи сегодня подозревают, что иногда именно знание тайных лож, древних традиций и более глубокое понимание смысла Откровения Святого Иоанна Богослова позволили Нострадамусу, глубоко укорененному в католической вере, получить сведения о будущем... Но даже если пророчества знаменитого провидца имеют истинную суть, остается открытым вопрос о том, что же они собой представляют, для чего они были созданы? Действительно ли они призваны только предупредить нас? Или в них заложено нечто большее - способ активно изменить надвигающееся будущее?»
 
Не успел Хенрик порадоваться тому, что нашел документальный фильм, соответствующий бреду его пациента, как был поражен тем, насколько точно комментарий последнего докладчика совпал с теорией Бахшпиля о влиянии на будущие события.
 
Погрузившись в размышления, он, не слушая программу, уставился на экран телевизора. Он напрягся, пытаясь вспомнить содержание вчерашней беседы, чтобы детально сравнить бредовые идеи Бахшпиля с собственными обширными знаниями о Нострадамусе.
 
Хенрик поднялся со своего места. Взяв в руки кофе, он подошел к обеденному столу - прямоугольному, привлекательного вида столу из темного дуба. Его портфель стоял на стуле в конце стола, в нем лежали документы Бахшпиля. Свободной рукой он порылся между несколькими папками пациентов, которые взял с собой, пока не нашел клочок с глупыми каракулями. Возможно, подумал он, в этой формуле он обнаружит нечто такое, что позволит ему завоевать доверие Бахшпиля.
 
С бумажкой в руках он вернулся к дивану, сел и сделал большой глоток кофе. Уменьшив громкость телевизора, он старался погрузиться в рисунок. Возможно, это хоть как-то подтолкнет его эзотерические знания.
 
Потягивая из чашки, он причудливо разглядывал математическую формулу и символы слева. Действительно ли они должны означать нечто более глубокое, дополненное всеми этими случайными линиями на листе бумаги? В общем, все это было не только неправдоподобно, но и совершенно абсурдно. Особенно предполагаемая формула, которая не могла быть настоящей математикой, настолько она была заумной и сложной. Просто смешно!
 
Хенрик изучал рисунок еще минут пять. Затем он допил кофе и встал с дивана. Оставив телевизор включенным, он пошел с бумагой Бахшпиля в свой большой, хаотичный кабинет.
 
Открыв дверь в комнату, он увидел четыре компьютера у стены. На столах рядом с компьютерами лежали стопки книг. На столах рядом с компьютерами лежали стопки книг. На полу лежали кипы различных бумаг и подборки страниц, папки, сумки и всевозможные мелочи. Как и у психотерапевта, в кипах книг были в основном психологические работы. Помимо классических работ К.Г. Юнга, Фрейда и Блейлера, здесь были в основном актуальные и современные работы. Нельзя не отметить, что некоторые стопки перемежались псевдонаучными темами.
 
На левой стене, справа от окна, висела карта размером метр на метр, испещренная множеством мельчайших букв, общий рисунок которой образовывал огромный ковер из букв. Если подойти к карте, то внутри салата букв можно было различить кластерные разделения, которые при ближайшем рассмотрении оказывались разделенными на ряды, блоки и линии букв. На самом плакате были изображены центурионы Нострадамуса, иллюстрированные в старо-французском оригинале, объединенные в один огромный блок букв.
 
Хенрик включил свой главный компьютер, единственный в правой части комнаты. На столе, стоявшем рядом с ним, также находилось самое большое количество листов, ручек и бумаг. Запустив сложную программу расшифровки центуриев Нострадамуса, он достал записи Бахшпиля и сравнил математический бред со своими формулами. Он сомневался. Сможет ли его программа выдать хоть что-то пригодное для использования из фантастических каракулей Бахшпиля? Обычно его программы генерировали только другие сочетания слов и букв из стихов центурий, смысл которых затем можно было переосмыслить.
 
Он ввел формулу. Как и ожидалось, попытка оказалась неудачной.
 
Математика Бахшпиля даже не смогла быть принята в качестве подходящей команды программы. Хенрик задумался. Он переписал часть формулы и повторил попытку. И снова ничего. Потом он вводил только фрагменты и, наконец, даже подумал, а не посчитать ли ему многочисленные каракули и не ввести ли их сумму в места, отведенные под формулу. А что, собственно, означали эти символы? Нет, все это могло быть только намеренно срежиссированным обманом, предназначенным исключительно для поддержания иллюзии.
 
Тем не менее, вдохновленный формулой и движимый игровым инстинктом, Хенрик притащил из гостиной чашку с кофе, чтобы усилить концентрацию, подкрепился и вернулся к компьютеру, чтобы продолжить работу. В конце концов, Бахшпиль, как предполагаемый эксперт по судному дню, должен знать общие программы расшифровки и дешифровки центуриев Нострадамуса. Следовательно, записка должна была содержать что-то пригодное для использования! Но Хенрик просто не мог понять, о чем должны были говорить эти загадочные символы и разбросанные повсюду линии. Отвлекающий маневр?
 
Тем временем головная боль стала менее сильной, но он все еще чувствовал ее. Еще больше кофе, предположил он, могло оказать обратное действие на снятие боли. Пока он размышлял об этом, его уже одолел первый приступ мигрени, проявившийся в виде знакомого мерцания в глазах - "ауры". Медицина заимствовала этот термин из духовной и эзотерической терминологии, где он использовался для обозначения пульсирующего энергетического поля, окружающего человека. Хенрик почти равнодушно наблюдал за формирующимися в его поле зрения полосами.
 
Что еще сказал ему Бахшпиль? "Следуй своей интуиции. Возьми что-то личное, чтобы разгадать формулу". Задумчивый, Хенрик уставился в правую верхнюю часть старого монитора, отражение которого теперь привлекло его внимание к карте центурий, висевшей на стене позади него. Внезапно, под руководством комментария пациента, два кусочка головоломки встали на свои места. Вдохновленный безумной идеей, Хенрик опробовал почти абсурдный командный ввод.

Утром, в половине седьмого, день спустя.
 
Хенрик торопился и быстро бежал через больничную парковку к входу в психиатрическое отделение. Энергично и решительно он открыл дверь на лестничную площадку, которая привела его на этаж 9-й палаты. Его огромная скорость была направлена на Петера Вальберга, его профессионального друга, которому он вчера в перерыве конференции по психиатрии нечаянно сообщил, что пришел к удивительному выводу, изучив записку, переданную ему Бахшпилем. Казус по отношению к коллеге, который Хенрик допустил, вероятно, из-за усилившейся мигрени, значительно снизившей его умственную работоспособность. В конце концов, она оказалась настолько сильной, что он даже был вынужден досрочно покинуть конференцию.
 
Сегодня, спустя день, Хенрик хотел исправить, если не пересмотреть, это несколько странное сообщение своему коллеге, прежде чем тот расскажет о нем другим сотрудникам. На самом деле в этом заявлении не было ничего трагического, но в конечном итоге оно могло привести к тому, что Хенрик подвергся критике со стороны коллег, как это уже было однажды. В то время коллегам казалось, что аналитическое мышление Хенрика смешивается с эзотерическими ссылками, что ставит под угрозу его предметную объективность. Чтобы развеять это впечатление, он уже тогда подчеркивал, что его интерес к эзотерике был вызван исключительно необходимостью психоаналитического вмешательства и лучшего понимания своих пациентов. Это было правдоподобно и вполне оправдано для успеха его работы. Однако это была не вся правда, поскольку в личной жизни он всегда интересовался эзотерикой - в той мере, в какой это было несовместимо с его профессиональной деятельностью как практикующего психолога. По крайней мере, не настолько, чтобы в случае утечки информации о его предполагаемом "открытии»- даже если бы это был всего лишь слух - Хенрик не рисковал нанести серьезный удар по своему имиджу.
 
К счастью, вчера Хенрик узнал от Петера, что тот уже с семи утра сегодня, в четверг, будет в клинике из-за важной встречи. Заехать за коллегой с утра пораньше и косвенно рассказать ему о вчерашнем заявлении показалось Хенрику единственным способом избежать угрозы нанесения ущерба его репутации.
 
Вооружившись небольшой папкой - чтобы скрыть цель своего раннего визита, - он поднимался по ступенькам здания "С", когда знакомый голос вдруг окликнул его бодрым "Доброе утро?»  Это был доктор Андреас Розенталь, главный психиатр отделения 3, в котором находился и Бахшпиль. Доктор дежурил в клинике вчера вечером и теперь возвращался домой. Хенрика уже терзало подозрение, что Розенталь мог уже услышать его абсурдную историю от Петера.
 
"Доброе утро, Андреас", - ответил Хенрик, заметно уставший. "Петер уже в палате?»
 
"Да, он там".
 
Розенталь показал большим пальцем назад на массивную стеклянную дверь, которая теперь громко закрывалась за ним с помощью электрической гидравлики, и продолжил: "Так рано? Что срочного? Кто-то опять устроил стресс?» Тем временем высокий доктор поглаживал свои немногочисленные волосы на разросшейся лысине. Хенрик резко ответил: "Нет, обычная бумажная работа".
 
"Приятного рабочего дня. До встречи", - ответил Розенталь и с приветливой улыбкой спустился по лестнице. Времени на светские беседы в столь ранний час не было.
 
Хенрик открыл массивную стеклянную дверь в девятое отделение. Здесь в основном лечились пациенты с суицидальными наклонностями, депрессией, пограничным синдромом или расстройствами пищевого поведения. Когда он вошел, некоторые пациенты поприветствовали его; как и каждое утро, в это время они собирались в столовой. Однако друга-коллеги Хенрика не было видно, как и других сотрудников. Не став заниматься бесцельными поисками, он устроился на стуле с красной обивкой у входа в палату. Отсюда ему было хорошо видно завтракающих людей. Теперь он заметил и некоторых педиатров, сидящих за столом рядом со своими пациентами.
 
Хенрик листал привезенную с собой брошюру о путешествиях в австралийскую глубинку, когда где-то в скрытой части коридора отделения открылась гидравлическая противопожарная дверь. Через несколько секунд электрический гул утих, и Хенрик услышал, как тяжелая дверь с громким стуком захлопнулась. В конце длинного коридора за углом появился Петер, который деловито проверял палаты пациентов и общие комнаты - не течет ли вода в ванных, не уклоняется ли кто-то от завтрака или не затевает ли какую-нибудь пакость. Это не было обычной работой психолога. Однако, поскольку у Петера еще оставалось время до приема пациента, он должен был договориться о проверке палат с сотрудниками ранней смены.
 
Петер, который, похоже, был необычайно опытен в своем необычном деле, еще не заметил своего коллегу. Хенрик встал и пошел ему навстречу. Только тогда глаза Уолберга поймали своего коллегу, которого он тут же поприветствовал недоуменным взмахом руки. Хенрик помахал в ответ.
 
"Доброе утро, Хенрик! Как дела?» Лицо коллеги говорило о том, что он предчувствует неладное.
 
"Ничего особенного. Я хотел бы спросить тебя кое-что о вчерашнем дне. Я почти ничего не слышал о конференции, поэтому должен проследить за развитием событий. Знаешь, из-за мигрени я совсем растерялся. Может, ты не против? Сейчас, если возможно?»
 
Хенрику понравилась его отговорка. Отвлекаясь на темы конференции, он мог легко рассказать о записке Бахшпиля, а затем отказаться от своих замечаний по этому поводу как от причины отсутствия концентрации.
 
Не задумываясь, Петер предложил: "Может быть, присядем в кабинете?» .
 
Кабинет находился по правую сторону коридора палаты, вместе с санузлами, комнатами отдыха и рабочими комнатами. На противоположной стороне находились палаты для пациентов, которые обычно были заняты вдвое.
 
Петер сел за широкий офисный стол, стоявший под двумя высокими наклонными окнами в задней части дежурной комнаты. Стены прямоугольного кабинета размером четыре на четыре метра были красиво оформлены киноплакатами, красочными коллажами из фотографий и множеством самодельной, но приятной на вид китчевой мелочи. На одном из фотоколлажей был изображен политик с гримасой на лице и в ореоле, произносящий речь перед огромной толпой.
 
Вдоль стен стояли шкафы для хранения документов, рядом - стеллажи без дверок, заваленные старыми лекарствами, кофейными чашками, папками и бланками. Центр компактной обстановки украшал круглый стол высотой около 50 см, окруженный ротанговыми креслами с откидными спинками. Этот ансамбль использовался в основном для передачи дел, но здесь также часто проводились беседы с пациентами.
 
Хенрик сел прямо перед одним из заполненных до отказа стеллажей.
 
Подушка, принесенная с соседнего кресла, поддерживала его шею. Петер заглянул в ежедневник и спросил: "О чем это?» .
 
"Ну, я просто хотел попросить тебя рассказать мне еще несколько деталей о конференции. Я сделал несколько заметок. А потом те вещи, которые я все равно пропустил". Хенрик открыл свою папку, в которой он отметил наиболее важные моменты конференции. "То, что касается новых правил выхода, не совсем дошло до меня, я думаю". Хенрик достал ручку и продемонстрировал готовность делать заметки. Петер поднял глаза к потолку и попытался восстановить по памяти то, о чем шла речь.
 
"Это было... это касалось первоначальной ситуации с тремя семнадцатилетними подростками на прошлой неделе, которые неоднократно использовали свой ночной отдых для покупки алкоголя. Мы пришли к соглашению о том, что в целом нужно в определенной степени пересмотреть вопрос о покупке алкоголя. Мы еще не определились, как будем действовать дальше. Этот вопрос остается открытым, потому что вышестоящему руководству еще нужно все выяснить. Но мы получим какую-то информацию по этому поводу. Либо мы снова введем отдельный регламент для каждого пациента, либо поднимем возрастной ценз для молодых людей".
 
Хенрик жадно делал заметки, информация действительно была полезной, у него были только ее фрагменты.
 
"Хорошо, да, у меня есть. А документов у тебя с собой нет?»
 
Петер ответил отрицательно и поинтересовался: "Почему ты не позвонил мне вчера? Я бы привез записи с собой".
 
Хенрик с логическим упорством ответил: "Я не мог ничего собрать. Даже самые простые мысли давались мне с трудом. Я рано лег спать". Теперь он увидел возможность решить свою настоящую проблему. "Вдобавок ко всему, я слишком увлекся документом Бахшпиля. Похоже, я действительно нашел путь к его безумию, но я не могу вспомнить, как мне пришло в голову вчерашнее видение возможного будущего, что он разгадал так называемый код Нострадамуса. Полная чушь".
 
Лицо Петера расплылось в утонченной улыбке, которая тут же сменилась долей понимания: коллегу осенила истинная причина утреннего визита Хенрика.
 
Уолберг не был суровым критиком. Напротив, он даже восхищался профессионально амбициозными исследованиями эзотерических тем своего коллеги. Более того, он не находил ничего предосудительного или странного в том, что Хенрик не смог сохранить четкую терапевтическую дистанцию в каждом из этих случаев, учитывая его вовлеченность в часто мистически акцентированные бредовые идеи своих пациентов. Однако Петер также не подозревал, что подход Хенрика к эзотерике вовсе не был психологически обоснованным.
 
"Хм, значит, ты ошибся в том, что упомянул в связи с этим?»
 
Хенрик почувствовал, что Уолберг видит его насквозь. Он тут же взял инициативу в свои руки: "Петер, буду с тобой откровенен: вчера утром, перед конференцией, я думал, что с помощью записки нашел нечто особенное. Кое-что, что теперь оказалось полной ерундой". Хенрик погладил пальцами подбородок и шею.
 
"Это значит, - поддержал лаконичное объяснение Уолберг, - что ты ошибся?»
 
Хенрик кивнул, стараясь сохранить на лице как можно более понимающее и раздраженное выражение.
 
"И теперь ты хочешь, так сказать, отказаться от своих рассуждений? Взять свои слова обратно?»
 
"Петер, я просто болтал ерунду и расследовал чушь. Я был бы просто благодарен, если бы ты...»
 
Уолберг спонтанно перебил его: «Ты думаешь, я бы тебе сказал?» Он недовольно покачал головой. "Такие вещи остаются между нами, ты же знаешь. Сколько мы уже знаем друг друга?» Коллега устало сгорбил плечи, что позволило невольно расширить трактовку его высказывания. На ободряющее признание Петера Хенрик, как ни странно, ответил: "Я знаю. Я просто не хочу, чтобы люди считали меня сумасшедшим".
 
"Ты беспокоишься о своей репутации?
 
Поэтому ты беспокоишься? Для меня это нормально... и для тех немногих коллег, которые подслушали наш разговор, я уверен".
 
"Кто подслушал? Когда?» Хенрик был озадачен тем, что имел в виду Петер. Во время перерыва они стояли вдвоем у окна конференц-зала, и он разговаривал только с Петером. Как кто-то мог что-то подслушать?
 
"Я не понимал, почему ты хочешь говорить об этом именно там. Я дал тебе знак, чтобы ты продолжил наш разговор позже. Может быть, это была твоя мигрень". Уолберг успокаивающе поднял руку. "Там было три или четыре человека. Они, наверное, подумали, что ты описываешь случай Бахшпиля. Думаю, они не знали контекста. Кроме того, вы, конечно, не могли разобрать ни одного слова по ту сторону окна, они сами разговаривали друг с другом".
 
Хенрик прикусил язык и задумчиво огляделся по сторонам, затем покачал головой и подался вперед.
 
"Я не знаю. Если они узнают, это может очень сильно повлиять на мою репутацию. Мне уже приходилось сталкиваться с подобными вещами. Это было давно...»
 
Уолберг спокойно откинулся на спинку своего вращающегося кресла.
 
"Почему это так важно для тебя? Неужели ты думаешь, что это плохо, если кто-то узнает, что ты занимаешься эзотерикой? Разве это не твоя область исследований? Боже мой, да что с тобой такое? Ты боишься, что у тебя не хватит честности? Что на тебя могут повесить ярлык эзотерика? У других психологов есть схожие интересы".
 
"Нет!» - ответил Хенрик. "Как раз в этом-то все и дело! Мы не те люди, у которых могут быть какие-то эзотерические интересы. Ведь где мы работаем, кто мы такие - терапевты и аналитики в психиатрической клинике! Петер, ты даже представить себе не можешь, что происходит, когда распускаются подобные слухи. То, что я сказал вчера, - это просто непоследовательность. Иллюзия того, что ты имеешь дело с пограничной реальностью без дистанции, навсегда лишает тебя доверия".
 
Петер, подняв брови, возразил: "Если ты считаешь, что это может повредить тебе в профессиональном плане, то просто продавай это как профессиональное обязательство, коим оно и является! С этой точки зрения никто не сможет сделать о тебе никаких неблагоприятных выводов".
 
"Я так и сделал несколько лет назад, когда тебя еще не было. Притворился, что это чисто профессиональное дело. Это сгладило ситуацию, и в какой-то мере я смог... - Хенрик беспомощно посмотрел на накренившиеся окна офиса, - в какой-то мере я смог извлечь из этого бонус".
 
Петер еще раз успокоил:  Ты не занимаешься эзотерикой в совершенно абсурдном виде. Даже если коллеги заметили твою несколько блуждающую мысль об игре Бахшпиля, не стоит себя корить", - и добавил с юмором: "В конце концов, ты же не вступил в секту шаманов".
 
Хенрик откинулся назад, опираясь руками на костлявую спинку ротангового кресла.
 
"Кто был в комнате?» - размышлял Петер.
 
"Там был... доктор Фальтер из поликлиники, затем Фридманн и Келлер из педиатрического отделения".
 
Хенрик покачал головой и решил: "В любом случае, я хочу знать, удалось ли им хоть что-то понять". Хенрик одернул свой джемпер, который был явно слишком теплым для этого времени года.
 
"И что ты собираешься делать?»
 
"Я попытаюсь выяснить это у них косвенным путем. Может быть, сделаю акцент на исследовательской работе, которая предстоит мне в ближайшие несколько недель. Что скажешь?»
 
Уолберг задумчиво поджал губы, не зная лучшей альтернативы этому предложению. Они еще долго обсуждали это предложение, но в конце концов пришли к выводу, что данная стратегия является лучшей и единственно возможной. В подавленном состоянии Хенрик попрощался со своим коллегой.


Расследование
 
Сев за рабочий стол в своем кабинете, Хенрик ждал более изобретательных решений. Как он должен был затронуть эту тему со своими коллегами? И вообще, где и как он может встретиться с этими коллегами? Иногда проходили месяцы, прежде чем они встречались друг с другом. Постоянного места встречи сотрудников разных отделов не существовало. В зависимости от того, насколько капризным был случай, можно было встретиться либо сразу, либо никогда.
 
Хенрик был раздосадован. Все эти неприятности только из-за нелепой формулы Бахшпиля! Из-за этого он плохо спал, у него были самые путаные идеи и мысли. Вчера вечером, около четырех часов, он снова на целый час засел за компьютер, задавая себе одни и те же вопросы: что Бахшпиль собирался делать с этим клочком бумаги и как ему удалось вывести эту формулу? Формулу, которая могла быть детищем только хитрого, возможно, коварного математического гения. Математика, который предполагал, что сможет извлечь скрытые тексты из центурий Нострадамуса.
 
После часа размышлений Хенрик пришел к идее, к тактике, позволяющей удовлетворить его любопытство к записке, не выкладывая все карты на стол перед Бахшпилем. Готовый рискнуть, психолог решил нанести внеплановый визит в палату № 3. Когда он взял со спинки стула пиджак, его снова одолела легкая мигрень, но на этот раз это было просто головокружение и звон в ушах. Слегка ошеломленный, он надел пиджак и отправился в путь.
 
Помещение палаты Бахшпиля было также основным местом работы Хенрика. Он любил проводить здесь время и иногда общаться со своими пациентами. Когда он вошел в палату, два самых сложных на данный момент случая уже возбужденно кричали ему из палатного кабинета. Эти два 19-летних парня планировали в ближайшие выходные посмотреть матч своей любимой футбольной команды на собственном телепроекторе отделения. Однако несколько минут назад они, похоже, лишились разрешения на это.
 
"Доктор Мертен! Здравствуйте, доктор Мертен! Посмотрите, пожалуйста! Вот!» Они размахивали руками и указывали на дверь палаты, куда должен был заглянуть Хенрик. Волнуясь, они, наконец, подбежали к своему психологу и повели его к двери кабинета, безудержно болтая. До Хенрика долетело лишь несколько их акустически перегруженных слов.
 
Для проформы, чтобы не пошатнуть доверие двух своих пациентов, Хенрик ответил им, но ему пришлось взять себя в руки, чтобы не рассмеяться над истерическими выходками двух мужчин, одетых в пижамы. Ухмыляясь, он вошел в палатный кабинет: "Привет! Как дела?» - поинтересовался он у трех присутствующих педагогов.
 
Коллеги, сидя за столом, похожим на тот, что стоял в палате № 9, что-то обсуждали. Хенрик и не думал вмешиваться в разгоревшийся спор, так как решать, как поступить с двумя спортивными фанатами, должны были, конечно же, дежурные. Тем не менее, чтобы произвести впечатление юриста, Хенрик на мгновение активно вмешался в дискуссию. Тем временем он дал понять своим коллегам, что они должны как можно скорее освободить его от непрошеной адвокатской деятельности, не теряя при этом авторитета у пациентов.
 
Это сработало. Персоналу достаточно было прочесть правила палаты, чтобы признать арбитражные полномочия терапевта недействительными. Конфликты с участием других сотрудников больницы всегда проходили по такой схеме: команды в отделении были хорошо отрепетированы.
 
Психолог оставил двух нарушителей спокойствия и стал осматривать открытые палаты пациентов. Палата Бахшпиля была предпоследней. По рекомендации Хенрика налоговый инспектор, находящийся в отпуске, после позавчерашнего разговора получил палату в свое распоряжение. Можно было предположить, что пациенту это даже нравилось.
 
Хенрик постучал в закрытую дверь, выдержал паузу в несколько секунд и вошел. Там никого не было. Как и ожидалось, из двух кроватей была занята только одна, а на полке над ней стояли семейные фотографии. На аккуратно застеленном покрывале было разложено несколько предметов одежды - брюки, джемпер и рубашка, сложенные правильно, почти педантично. Хенрик поразился аккуратности: разве Бахшпиль не жил дома в хаосе?
 
Боковое окно, единственное из трехстворчатых оконных рам, было открыто настежь. Теплый, чистый воздух, проникающий в просторно обставленную комнату снаружи, был соответственно приятен. Помимо двух кроватей, в комнате стояли два просторных письменных стола, мягкие стулья и два больших шкафа. На столах ничего не валялось, стулья никуда не переставлялись. Все выглядело неиспользованным, как будто пациент зашел в палату всего несколько минут назад.
 
Хенрик снова услышал ясную вспышку в глазах, за которой последовало ощущение головокружения. Неужели нечасто встречающееся психическое расстройство скоро станет его постоянным спутником? Он прикрыл глаза рукой и сделал короткую паузу.
 
В конце короткого обхода палаты ему пришло в голову, что Бахшпиль может находиться только в одной из комнат отдыха этого отделения. Он осторожно вышел из палаты и направился в конец коридора отделения. Он остановился перед телевизионной комнатой, за закрытой дверью которой был хорошо слышен звук телевизора. Он подождал немного, прислушиваясь к громкой телепередаче, затем нажал на ручку двери.
 
Комната была затемнена черными шторами, которые обычно задергивались только тогда, когда использовался видео- и телепроектор, приобретенный несколько месяцев назад. Поскольку доступ к проектору, запертому в стенном шкафу, пациентам был закрыт, пришлось использовать в обычных целях старый ламповый телевизор, возвышавшийся на полке в правом углу комнаты.
 
Сев на пол и вытянув ноги, облокотившись на кушетку из матрасов, Бахшпиль смотрел мерцающую телепередачу. Довольный, но с нотками недоумения, Хенрик поприветствовал своего пациента: "Господин Бахшпиль, что вы здесь делаете?»    Он закрыл за собой дверь, подошел чуть ближе, но затем первым подошел к телевизору. Бахшпиль понял просьбу своего посетителя и, воспользовавшись лежащим рядом пультом, уменьшил громкость. Он с подозрением проследил за тем, как психолог направился к нему.
 
Когда Хенрик удобно устроился на полу рядом со своим пациентом, Бахшпиль перестал двигаться, он продолжал сосредоточенно смотреть текущую телепередачу - новости по частному каналу.
 
"Что вы смотрите?» - с интересом спросил Хенрик, хотя вопрос был излишним.
 
"Что вам нужно?» - раздраженно спросил Бахшпиль, не отрывая глаз от телевизора. Его раздражение заставило психотерапевта замолчать. После двух минут взаимного молчания пациент сердито подсчитал: "Вы пытаетесь уговорить меня на новый препарат, чтобы уменьшить мои галлюцинации?»
 
Хенрик покачнулся на своем сиденье и осторожно ответил: "Господин Бахшпиль, я не могу сам прописать вам новое лекарство. Может быть, я и доктор, но я доктор психологии, а не медицины. Это должен решать врач - психиатр".
 
Бахшпиль не ответил. По телевидению ведущий новостей с серьезным видом говорил о возможных последствиях северокорейского упрямства и отказа. Впрочем, громкость была настолько низкой, что телевизионный балаган не оказал особо пагубного влияния на попытки Хенрика зафиксировать разговор.
 
"Господин Бахшпиль, я здесь потому, что хотел бы задать вам несколько вопросов в преддверии нашего завтрашнего собеседования". Хенрик погладил рукой волосы на затылке, выглядя сосредоточенным. "Сейчас я хотел бы спросить, чего вы хотели добиться с помощью записки. Эта формула вызывает не просто вопросы, это странная загадка, и я хотел бы узнать больше о ее замысле". Эти туманные намеки должны были как можно меньше рассказать о выводах Хенрика, но в то же время установить истинные причины и происхождение написанной формулы. Возможно, его пациент вскоре признает, что формула была частью искусно рассчитанного алгоритма, с помощью которого можно было генерировать целенаправленные тексты из беспорядочного набора букв. Бахшпиль, видимо, был математически одаренным человеком, склонным к проявлению экстрасенсорных способностей. Многие больные параноидальной шизофренией использовали подобные таланты для своих попыток манипулирования. Некоторым это удавалось, других сразу замечали. Однако если Хенрику не повезло - Бахшпиль находился уже на высшей стадии заболевания, - то его пациент уже не воспринимал созданную им манипуляцию как собственный продукт, а настолько интегрировал ее в свой бред, что предлагал эту формулу окружающим, равно как и самому себе, как объект, полученный извне, - без малейшего проблеска противоречия.
 
Но было и еще кое-что, что не давало покоя Хенрику. Говорил ли Бахшпиль кому-нибудь о том, что передал эту записку своему терапевту? Может быть, коллегам-пациентам, персоналу или врачам? Психолог начал ненавязчиво: "Надеюсь, вы никому не рассказали о записке? Все это должно остаться между нами".
 
Бахшпиль удивленно посмотрел на своего терапевта и ответил тихим голосом: "Я написал ее, чтобы проверить, чего вы хотите и какую роль здесь играете. Зачем мне, как никому другому, рассказывать об этом?»
 
Поскольку его подозрения не подтвердились, психолог кивнул и посмотрел вниз на свои ноги, которые он теперь расположил скрещенными. Он схватился за мочку правого уха и стал искать мягкую формулировку для следующего вопроса: "Вы обладаете какими-то особыми математическими знаниями? Потому что, честно говоря, я не очень понимаю, как из этой формулы можно извлечь что-то внятное". Его притворное невежество было убедительным.
 
Как будто Бахшпилю было все равно, он спросил своим обычным, но на этот раз несколько преувеличенным монотоном: "Вы ее изучали?»
 
"Да, и я столкнулся с загадкой. Что вы хотите мне сказать?»
 
Бахшпиль выглядел бесстрастным. Поскольку Хенрик не получил ответа, он повторил свой вопрос: "Господин Бахшпиль, что вы пытаетесь сделать...»
 
"Как я уже сказал, если бы вы узнали, в чем дело, это было бы для меня доказательством: вас бы быстро активизировали как агента".
 
"И что бы вы от этого получили? Захотели бы вы тогда вести переговоры с агентом?»
 
Впервые за время беседы Бахшпиль внимательно посмотрел на своего психотерапевта - боковым зрением в его глаза - и ответил: "Возможно. Просто странно, что вы вообще занимаетесь этой формулой. Это бросается в глаза".
 
Психолог поднял голову и изобразил обиженный взгляд, который Бахшпиль должен был использовать для смягчения своих подозрений. И действительно, Бахшпиль отмахнулся от тонкого намека: "Конечно, это не делает вас подозрительным, просто бросается в глаза. . Может быть, вы тоже тот, кто должен меня защищать".
 
Хенрик посмотрел в сторону телевизора. В эту секунду на экране появился президент Ирана. В ходе дискуссии он указывал вытянутым указательным пальцем на некоторые страны мира. Пациент заметил интерес Хенрика и тут же спросил наводящим тоном: "Вы понимаете?» .
 
Хенрик повернул голову к Бахшпилю и небрежно спросил: "Что?»
 
Пациент усмехнулся, а затем кивнул головой - примерно так же, как Хенрик поступал с пациентами во время консультаций. Поначалу психолог не совсем понял, что имел в виду Бахшпиль - записку или зловещий репортаж с телеэкрана.
 
"А, вы имеете в виду Иран? Обвинения в агрессии и войне против Израиля?» Хенрику показалось глупым и даже безвкусным, что его пациент намекает на тлеющие точки глобальных проблем, чтобы подкрепить свое предсказание о конце света. Если в один прекрасный день между этими странами действительно начнется война, чего нельзя исключать, Бахшпиль легко сможет использовать это для подтверждения своего якобы знания будущего.
 
Хенрик сухо ответил: "Вполне предсказуемо, что в какой-то момент дело дойдет до удара!»
 
Лукавая улыбка Бахшпиля исчезла так же быстро, как и появилась. Хенрик был доволен тем, что развенчал неуклюжее предположение и попал в яблочко. Однако сама загадка - формула на листке бумаги - оставалась для психолога загадкой: Как Бахшпилю удалось создать немецкие последовательности слов из старо-французских центурий Нострадамуса, используя единственную формулу алгоритма - своего рода газетный заголовок о второй мировой войне?
 
Как он это сделал, было очевидно. Для создания своей формулы больной использовал уже имеющуюся статью из старой газеты или исторической книги, адаптировал ее к буквенному блоку центурий, используя алгоритмы распространенных методов дешифровки, и генерировал на ее основе формулу. Вероятно, Бахшпиль планировал передать формулы эзотерикам, знакомым с центуриями Нострадамуса. Таким образом, результаты могли бы стать достоянием общественности. Умная идея. Но ирония заключалась в том, что Бахшпиль, конечно, мог использовать исторические тексты только из прошлого, а не из будущего. Однако, вероятно, он рассчитывал и на то, что публика будет настолько увлечена извлеченными текстами, что тот факт, что статья была написана в прошлом, до поры до времени не будет приниматься во внимание. А если бы публика в конце концов потребовала выдержек о ближайшем будущем, он бы отказал ей в этом по "соображениям безопасности»или под другим столь же абсурдным предлогом. Тем не менее, некоторые люди продолжали бы верить, что в буквенном блоке центурий Нострадамуса зашифрована дополнительная "явная информация»о будущем. Фантастика, восхищение - все, что угодно, лишь бы придать своему заблуждению необычайную жизнеспособность.
 
Не менее дешевым трюком был намек Бахшпиля на то, что Хенрик сможет взломать формулу только в том случае, если вложит в нее "что-то личное". Это должно было натолкнуть Хенрика на мысль использовать в качестве переменных формулы только известные ему числовые значения - секретные номера, дни рождения, даты важных жизненных событий и т.п. Однако ни избранность, ни поворот судьбы в итоге не решили проблему формулы, а лишь то, что переменные в формуле работали с произвольными числовыми значениями. Практически любая комбинация чисел приводила алгоритм в действие! Хенрик был знаком с подобными математическими фокусами. Из 55 комбинаций переменных, которые он попробовал, не сработали только пять, что должно быть просто потому, что, например, в формуле можно было использовать только простые числа, четные или нечетные значения и другие математические уловки.
 
"Как следует поступить с символами на листе бумаги?»
 
"Вы узнаете, когда будете на это уполномочены". Бахшпиль снова усмехнулся.
 
"Или я должен сосредоточиться только на формуле?... А как насчет остальной части записки - штрихов? Как вы должны их понимать?»
 
«Штрихи - это своего рода фильтр для работы с формулой. Это все, что я могу вам сказать. Выясняйте сами".
 
«Я не думаю, что смогу. Я этого не понимаю".
 
"В этом-то и дело: сможете вы или нет". Бахшпиль взял пульт дистанционного управления и увеличил громкость телевизора, как невежественный ребенок.
 
Хенрика слегка раздражали эти высказывания, в конце концов, он знал правду, скрывавшуюся за шарадой Бахшпиля. Чтобы отвлечься, он немного посмотрел - репортаж об огромной армии китайских солдат, - пока наконец не встал и не направился к двери в телевизионную комнату. Он понял, что никаких объяснений от своего пациента он не получит. По крайней мере, не сегодня.
 
Когда он нажал на ручку двери, Бахшпиль снова обратился к нему: "Надеюсь, вы никому не показывали и не рассказывали о записке? Она должна остаться между нами. Это очень важно! Не забывайте об этом!»
 
Хенрик коротко кивнул, а затем новым, спокойным голосом напомнил Бахшпилю о договоренности: "Завтра у нас назначена встреча. В три часа дня. Вы не должны забывать об этом! ... Желаю вам приятного дня! До свидания". Психолог улыбнулся. Завтрашняя встреча с Бахшпилем должна была стать последней; психиатр отделения согласился с возражениями Хенрика, что сначала необходимо подобрать подходящее лекарство, прежде чем проводить с пациентом длительную консультативную терапию.
 

Хенрик вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Он достал из кармана брюк пачку жевательной резинки, положил одну в рот и вернулся в свой кабинет.

Как рано Хенрик пришел на работу вчера, так же поздно он пришел и сегодня. Впрочем, опоздание не имело значения, так как ему повезло - или не повезло, в зависимости от обстоятельств - в том, что он мог свободно распределять рабочее время в течение недели. Работа с клиентами часто требовала этого.
 
Было уже около десяти. Через несколько минут должен был появиться первый пациент - молодая женщина с тяжелым расстройством пищевого поведения. Хенрик устал, ведь он почти всю ночь пытался выяснить, как Бахшпиль создал формулу. Все было бесполезно, кроме нового осознания того, что за этим должен был стоять мастер мысли, по-другому и не скажешь. Хенрик никогда прежде не сталкивался с тем, чтобы математическая формула могла привести в движение столь напряженные вычисления. Он тщетно пытался выяснить, какой тип чисел привел к расшифровке. Был ли это вообще алгоритм? Если бы он мог хотя бы интерпретировать связанные, почти гротескные символы или путаные линии на листе. Но эти линии не могли ничего означать, было видно, что это просто произвольные каракули! Иногда они были меньше, потом больше, толще, тоньше, не говоря уже о распределении и расположении.
 
Измятая бумага лежала на столе Хенрика. Над ним возвышалось его упрямое задумчивое лицо, вдавившее уголок рта в правую ладонь. Его предплечье криво лежало на столе. Может быть, стоит рассказать пациенту о том, что он узнал о записке? Но это могло, да и должно было, укрепить подозрения Бахшпиля в том, что Хенрик - преследователь. Психолог попытался посмотреть на свои рассуждения с другой стороны: Могло ли откровение о том, что его психотерапевт разгадал формулу, послужить началом полезного сближения между Бахшпилем и предполагаемыми агентами? Нет, не могло. Каким бы одержимым ни был Бахшпиль, этот метод только подтвердил бы его теории заговора, и Хенрик не мог рисковать.
 
В дверь постучали, и Хенрик положил записку на стол. Прежде чем он успел попросить войти, стучавший вошел. Однако это был не ожидаемый пациент, а Андреас Розенталь, главный психиатр отделения 3, которому нужно было срочно что-то сказать Хенрику.
 
"Доброе утро, Хенрик!» Задумчиво, с контролируемым выражением лица Розенталь закрыл за собой дверь.
 
"Доброе утро", - удивленно, почти испуганно произнес Хенрик. Что такого могло произойти, чтобы палатный врач навестил его без предупреждения? Не вдаваясь в подробности, Розенталь сел на стул перед столом Хенрика.
 
"Что случилось? Не похоже, что есть что-то позитивное для отчета".
 
"Нет. Я пришел сюда, чтобы спросить вас о каких-либо особенностях нашего пациента Томаса Бахшпиля. Не заметили ли вы в нем чего-нибудь странного, чего-нибудь действительно необычного?»
 
Хенрик сел поудобнее и разлепил веки.
 
"Что заметили? Нет, как я уже говорил, похоже, это сложный случай. На мой взгляд, довольно неприятный современник. Меры будут непростыми".
 
"Эти меры, похоже, пока откладываются".
 
Хенрик не думал, что он правильно расслышал, он начал чувствовать себя плохо.
 
"Он исчез, - Розенталь в недоумении пожал плечами, - исчез бесследно. Сегодня ночью, возможно, сегодня утром. Мы искали его везде. Как он мог исчезнуть, для нас остается полной загадкой. Все двери в здании больницы, как обычно, были заперты. Никаких признаков ошибки с нашей стороны, равно как и признаков умышленного нанесения ущерба со стороны пациента, нет. По всей вероятности, у него было несколько ключей, возможно, мастер-ключ и одна из наших пин-карт. Это было бы единственным объяснением. Но ни у кого из дежурного персонала нет ни одного ключа. Даже мастер-ключа, который никто из наших коллег не носит с собой на брелоке".
 
Хенрик подумал, не подстегнул ли он своим вчерашним визитом стремление Бахшпиля к побегу. Нет, это было надуманно: ведь пациент уже заранее, во время сеанса терапии, заявил, что хочет как можно скорее сбежать из клиники. Но именно так, резко осознал Хенрик: Бахшпиль, должно быть, планировал свой побег во время их разговора! Может ли это означать, что у его пациента уже были необходимые ключи до первой беседы?
 
Мы думаем, что сегодня или в ближайшие дни он свяжется со своими родственниками, возможно, даже появится у них дома". Родственники и знакомые были оповещены. Однако мы еще не проверили комнату пациента на наличие каких-либо улик".
 
На каком-то автоматизме у Хенрика возникла еще одна идея: А может быть, шпионская история Бахшпиля - правда, и его похитили из клиники...? Глупость, абсолютно неправдоподобная, - быстро отмахнулся он от глупой мысли. Ни один посторонний человек не мог похитить пациента из этого огромного и охраняемого тройной охраной крыла. Это было просто невозможно без поднятия тревоги. Спланировать и осуществить побег мог только сам Бахшпиль. Каким-то образом он должен был завладеть мастер-ключом и пин-картой. Возможно, его исчезновение было направлено на то, чтобы создать впечатление, что его шпионская история правдива. Если бы он вернулся, то использовал бы это как доказательство того, что он не бредит.
 
За этими размышлениями Хенрик вдруг понял, что забыл передать доктору Розенталю информацию о стремлении Бахшпиля к побегу. Как он мог забыть о подобном? В идеале, тут же подумал Хенрик, он вообще не должен был упоминать о заявлении пациента. С другой стороны, если коллеги допросят пациента о причинах его бегства после повторного появления, промах Хенрика может стать явным.
 
"Вы уже обыскали палату пациента?»
 
"Нет, но я собираюсь сделать это сейчас. Двое коллег уже ждут".
 
Подгоняемый ноющим чувством, что Бахшпиль мог оставить в своих скудных вещах улики, которые могли бы указать на то, что записка была передана его психотерапевту, а возможно, и коснуться эзотерического увлечения Хенрика, он ответил: "У меня сейчас прием пациентов, но я могу отложить его на четверть часа по телефону".
 
Сказано - сделано. Однако педиатр из 9-го отделения, сидевший на другом конце провода, не мог гарантировать, что успеет принять пациентку вовремя - скорее всего, она уже была в пути. Но Хенрику было совершенно необходимо присутствовать при обыске, поэтому он повесил трубку и сообщил Розенталю, что его встреча переносится.
 
В палате № 3 к ним присоединились гештальт-педагог Райнер Хубер и - к изумлению Хенрика - Петер Вальберг! Насколько Хенрик знал, Петер никогда не контактировал с этим отделением в какой-либо форме, если вообще контактировал, то, возможно, в качестве заместителя - это не было сферой деятельности Петера! Так что же должно было означать его появление?
 
"Петер, как дела? Как получилось, что ты здесь?»
 
"Хочу взглянуть на соблюдение стандартов безопасности. Чистое любопытство". Петер выглядел уверенным в себе и не подавал виду, что ему придется что-то объяснять Хенрику в дальнейшем. Но чистое любопытство? Хенрик с подозрением отнесся к поведению своего друга.
 
Подойдя к двери спальни Бахшпиля, Розенталь открыл ее. Глядя на громоздкую связку ключей своего коллеги, Хенрик предположил, как у Бахшпиля оказались необходимые ключи. Может быть, он ненадолго отделил ключи от связки, а затем продублировал их у пациента, имеющего разрешение на выход? Или он украл их навсегда? Большинство коллег могут и не заметить потери одного ключа. В любом случае об использовании мастер-ключа не могло быть и речи: он хранился либо дома, либо в секретных помещениях клиники. Кроме того, для некоторых дверей все равно требовалась пин-карта. Или кто-то из персонала помог пациенту сбежать?
 
Все четверо вошли в палату. Воздух был чист, так как маленькое боковое окно не закрывалось с момента исчезновения Бахшпиля; все осталось без изменений. Пока Хубер проверял замки на большом главном окне, два психолога и психиатр обшаривали углы комнаты в поисках улик. Кроме аккуратно застеленной кровати и пустых поверхностей письменного стола, в поле зрения попали только семейные фотографии на полке над кроватью Бахшпиля. Коллекция фотографий, торжественное размещение которых наводило на размышления.
 
"Давайте заглянем внутрь", - попросил Розенталь своих коллег, указывая на ящики и дверцы шкафов, видневшиеся в скудной комнате. Хубер, который, как и Хенрик, занимался пропавшим пациентом всего один раз, открыл шкаф Бахшпиля, а Уолберг - другой шкаф: вполне возможно, что пропавший пациент упаковал часть своих вещей в шкафчик другого пациента, которого перевели в другое место. Но в отведенном Бахшпилю шкафу уже находились все его вещи: четыре или пять пар брюк, носки, пуловеры, футболки, нижнее белье, туалетная сумка с набором для умывания и бритья. Рядом с сумкой в зеленом пластиковом стаканчике лежали зубная щетка и тюбик зубной пасты. Все было разложено всего по двум отдельным отделениям шкафа. Хубер внимательно осмотрел туалетные принадлежности в поисках улик, затем одежду, но ничего необычного не обнаружил.
 
Теперь Розенталь открыл сверху вниз ящики письменного стола, регулярно закрепленного за Бахшпилем. Когда он открыл верхний ящик, из самого заднего медленно выкатился вперед старый дешевый бирос и остановился у края ящика. Это была одна из тех прозрачных синих ручек без фиксатора, которые обычно перестают работать через несколько дней. Розенталь взял ее в руки, осмотрел видимый стержень и, пожав плечами, передал Хенрику, который положил ее на стол рядом с собой.
 
Центральный ящик был абсолютно пуст. В нижнем ящике, куда многие пациенты складывали свой мусор, лежала бутылка минеральной воды и одноразовый пластиковый стаканчик, оба не использованные. Судя по всему, багажа у Бахшпиля было немного: ни мобильного телефона, ни ноутбука, ни книг, ни документов, ни даже мелких личных вещей. Только одежда и туалетные принадлежности - самое необходимое.
 
Но тут же на полке стоят эти дешевые семейные фотографии. Если не анализировать это в деталях, то становится понятным глубокое противоречие в эмоциональной жизни Бахшпиля. Не только в связи с гневом, который Бахшпиль выразил по отношению к своей семье, когда попал в клинику, но и в связи с преувеличенной идиллией, которую демонстрировали все эти фотографии - всегда с Бахшпилем в центре. Он был изображен со своей бывшей женой и двумя детьми, а на некоторых фотографиях были запечатлены и его родители, возможные родственники или друзья. Очевидно, это было время, которое он оплакивал, поскольку дела у него шли неважно как в личной, так и в профессиональной жизни.
 
Уолберг открыл ящики другого стола. Хенрик оттолкнулся от стола и вместе со своим другом-коллегой заглянул в ящики. Тем временем Хубер осмотрел матрас, подушку и одеяло. Петер покачал головой: "Ничего. Может быть, он просто взял важные для него вещи".
 
Розенталь ответил со сдерживаемым раздражением: "Кто-нибудь из сотрудников смог более детально осмотреть эту комнату? Кто-нибудь обратил внимание на то, что было с собой у господина Бахшпиля?»
 
Райнер Хубер указал на персонал, дежуривший во время вводного инструктажа: "Коллеги с вечера понедельника наверняка заметили, что у него с собой".
 
"Да, я тоже так думаю", - обескураженно добавил Розенталь и обратился к Хуберу: "Почему бы вам не проверить, кто дежурил в тот вечер? Если этих сотрудников в данный момент нет в клинике, пожалуйста, немедленно вызовите их по телефону из дома! Спасибо".
 
Райнер вышел из комнаты. Розенталь выглядел в отчаянии, он положил руки на бедра и немного расхаживал по комнате. Тем временем Петер осматривал верхние части шкафов, ощупывал пальцами столы и заглядывал под кровати.
 
Хенрик наблюдал за этим зрелищем с нарастающей усталостью. Уолберг распахнул покрывало на кровати, когда Розенталь, не сказав ни слова, вышел из комнаты.
 
"Скажи мне, - прошептал Хенрик, - что все это значит? Почему вы вмешиваетесь в мои дела? Вы совсем не знаете Бахшпиля. Как вы вообще о нем узнали? К чему весь этот цирк?»
 
"Помните, в прошлом году у меня в отделении пропал один подросток? Я тогда был в отпуске. Я не хотел снова упустить такую возможность". Когда Уолберг вышел из комнаты, Хенрик раздраженно выдохнул. Было ясно, что Петер усердно работает над этим вопросом из чистого честолюбия!
 
Хенрик подошел к платяному шкафу Бахшпиля, открыл его и еще раз проверил отделения - в конце концов, не исключено, что пациент оставил ему что-то эксклюзивное, то, что Хенрик сразу бы признал своим. Он погладил донышки нижних отделений. Ничего, даже в шкафу напротив.
 
Хенрик успокоился. Он хотел уже запереть комнату. Но прежде чем сделать это, он решил закрыть маленькое боковое окно. Встав на колени, он переполз через голову в спальню Бахшпиля. Когда он взялся за ручку окна, то увидел снаружи, под узким стеклом, маленькую записную книжку. Он потянулся за ней и с трудом втащил внутрь. Сидя на кровати, он с трудом пролистал блокнот размером 15 на 10 сантиметров, на котором были исписаны только последние четыре страницы. Три из них были испещрены математическими формулами, сравнимыми со зловещей математикой записки, переданной ему Бахшпилем. Четвертая, последняя, страница состояла из цифр и букв, написанных одна за другой, некоторые из них были обведены кружком - вероятно, чтобы подчеркнуть слово или значение решения.
 
За пределами комнаты пациента раздавался скрип подошв обуви, сопровождаемый стуком дверей. Хенрик предположил, что либо пациенты ходят вокруг, либо его коллеги возвращаются в комнату Бахшпиля.
 
Недолго думая, он решил ни слова не говорить о блокноте. Прежде всего, он хотел сам проанализировать находку, чтобы исключить возможность того, что Бахшпиль ничего не писал в ней о полученной им формуле. Кроме того, блокнот мог дать ему ответы на странные события последних дней.
 
Он засунул ее во внутреннюю часть пиджака, соскользнул с кровати и расправил одеяло. Он услышал шаги не своих коллег, а пациентов, которые теперь осторожно заглядывали в дверь. Хенрик поприветствовал их. Большинство из тех, кого он знал, здоровались с ним в ответ и шли дальше. Они тоже уже знали о событиях предыдущей ночи.
 
Он послушно отодвинул стулья к столам, закрыл открытые дверцы шкафов и не преминул внимательно рассмотреть выставленные семейные фотографии. Возможно, под картонными крышками на задней стенке фоторамок что-то спрятано? Явные следы использования указывали на то, что их часто открывали.
 
И действительно! Одна из крышек имела такие следы. Хенрик быстро потянул за задние зажимы, удерживающие фотографию в рамке. Стекло разбилось с громким треском. Черт, а ведь он хотел этого избежать! Что ж, если уж он зашел так далеко, то мог бы продолжить свое расследование. Он отодвинул заднюю крышку, и из нее выпал небольшой листок бумаги, сложенный в квадрат. На нем было неразборчиво написано: "Доктору Мертену. Лично".
 
Ошеломленный исполнением своих опасений, он с волнением вскрыл записку, ломая голову над тем, какую коварную игру затеял его пациент. На листке бумаги кривыми, суматошными буквами было написано: "Теперь вы в это верите?» .
 
Первоначальный шок Хенрика сменился утешительным облегчением, поскольку он, конечно же, понял, что за этим скрывается: Бахшпиль хотел создать впечатление, что его похитили, даже умыкнули! Возможно, он даже пытался предположить, что в побеге ему помог персонал больницы - персонал, который уже давно был "шпионом". Хорошая попытка пациента, но слишком неуклюжая, почти детская. Мелодраматическая планка была просто слишком высока.
 
Хенрик посмотрел на часы: 10 минут десятого. Он взял листок бумаги, положил его в пиджак вместе с маленьким блокнотом, вернул фотографию и подложку в рамку и поставил картину обратно на полку. Затем он вышел из комнаты и закрыл ее на ключ. Он вошел в кабинет отделения с несколько взволнованным выражением лица - для его коллег это было просто недовольство неудачным поиском. Он осведомился о дальнейших процедурах, а затем поспешно попрощался, объяснив, что сейчас ему необходимо попасть на прием к пациенту, который был отложен ранее.
 
На самом деле Хенрик не ожидал увидеть свою пациентку. Лишь случайно он прошел мимо нее, когда она возвращалась в свою палату по коридору соседнего корпуса. Он приветливо поздоровался с ней, спросил, не возражала ли она против опоздания, и извинился за время, потерянное на терапии, которое они, конечно же, наверстают.
 
Оживленно болтая друг с другом, они прогуливались вдоль длинного витринного окна на втором этаже. Хенрик мимолетно взглянул через стекло на большую парковку у дома и направился к своей машине, перед которой заметил ожидающего мужчину. На ходу он внимательно разглядывал 55-летнего джентльмена. Продолжая разговаривать со своим пациентом, Хенрик подумал, не знает ли он этого человека по какому-нибудь инциденту.
 
Совершенно неожиданно, еще до того, как психолог и его собеседник дошли до конца панорамных окон, ожидающий мужчина повернулся в поле зрения Хенрика. На расстоянии около 60 метров они на мгновение посмотрели друг другу прямо в глаза. Хенрик был растерян. Настолько, что запнулся на полуслове и потерял нить разговора с пациентом. Наконец, выход в коридор лишил его возможности видеть этого человека. Проходя мимо, Хенрик заметил, как в его глазах начала формироваться широкая мигреневая полоса.
 
Поначалу он не ответил на вопрос собеседника - слишком был ошеломлен встречей. Он не придумал ничего лучшего для объяснения своего отступления, как заявить, что с ним произошло нечто важное.
 
В кабинете пациент сразу же направился к месту беседы, а Хенрик обошел свой стол. Встав у спинки вращающегося кресла, он уставился в пространство. Задумавшись, он спросил себя, что этот парень сделал с его машиной? Был ли это пациент или посетитель клиники? Хенрик нащупал в боковом кармане блокнот, как вдруг у него возникло подозрительное ощущение, что предыдущая сцена должна быть как-то связана с исчезновением Бахшпиля...
 
Подозрения
 
В течение всей второй половины дня Хенрик вел прием пациентов в своем офисе. Тем не менее он не мог не думать о записной книжке Бахшпиля, о странном парне у его машины, и о последнем сообщении из фоторамки.
 
О чем, собственно, думал Бахшпиль, затевая этот маленький фарс? Пытался ли он вызвать замешательство? Пытался ли он поставить Хенрика в тупик? Может быть, он нацелился на него потому, что узнал в своем психотерапевте людей, которые сильно обидели его в жизни? Учитывая многочисленные и конкретные подозрения, это казалось вполне вероятным.
 
Хенрик был даже рад, что Бахшпиль на время исчез. Когда он снова появится, пациент в любом случае не останется в клинике. Его ждало учреждение с более строгими условиями изоляции. Поэтому дальше разбираться с Бахшпилем и найденным блокнотом было бессмысленно, но любопытство Хенрика было настолько велико, что ему захотелось дома, в тишине и покое, снова посвятить себя загадочномублокноту.
 
Примерно в 17.30, закончив последний сеанс терапии, он дописал оставшиеся бумаги. Через два психологических отчета он заметил приглашение на дискуссию на кафедре своего бывшего университета - отправителем был профессор д-р Вагнер. Должен ли он принять приглашение? Нет, не в этот раз, у него и так много забот в данный момент. В любом случае, ему было выгодно заявить о себе на своей кафедре. Возможно, это повысит его ценность. Поэтому он написал соответствующее письмо секретарю незнакомого профессора.
 
По дороге к лестнице Хенрик вспомнил о том джентльмене, который ждал его машину сегодня утром, и подумал, что, возможно, тот нанес граффити или повредил его автомобиль. Не исключено, что это был пациент, который собирался уходить, возможно, бывший пациент, который знал его и хотел за что-то отомстить. По крайней мере, по его пронизывающему взгляду можно было предположить такое намерение.
 
Проходя мимо большого панорамного окна, Хенрик снова взглянул на припаркованные машины. Он вздрогнул от неожиданности. Парень снова оказался перед его машиной и смотрел в окно - как будто он там и стоял все это время!
 
Почему он там стоял? В голове Хенрика возникла пугающая уверенность. Уже строя планы, как отсудить ущерб, нанесенный его машине, он быстро открыл тяжелую дверь из ламинированного стекла на лестничную площадку. Спустившись по ступенькам, он открыл своей PIN-картой дверь на первом этаже и быстро прошел через вестибюль к окну, из которого открывался вид на парковку больницы. Но на стоянке никого не было. В глазах Хенрика снова промелькнули полосы мигрени - похоже, их появление было связано с физическим возбуждением.
 
Он задумался, что можно сделать. Портье! Он должен был что-то увидеть. Психолог судорожно подошел к квадратному окну в стене размером 80 на 80 сантиметров и заглянул внутрь - никого не было. Вход в комнату портье находился в коридоре справа от стеклянного окна. Он энергично постучал и громко поинтересовался, кто там может быть. Раздался звон посуды, но ответа не последовало. Через некоторое время послышались шаги, и дверь, наконец, открылась. В дверном проеме появился господин Фридрих - носильщик и по совместительству смотритель этого корпуса клиники. "А, доктор Мертен, - поприветствовал он его, - как дела?»  Казалось, он дремал.
 
"Здравствуйте, господин Фридрих. Извините, что беспокою вас, но я только что видел со второго этажа стоящего перед моей машиной мужчину лет пятидесяти, который уже был у моего автомобиля сегодня утром. Это заставило меня задуматься, потому что я не совсем уверен, стоял ли этот господин там снова, чисто случайно, или же он находился там дольше... Вам удалось что-нибудь заметить или, может быть, вы знаете, кто выходил за последние полчаса?»
 
"Посмотрим, да... За последние полчаса, насколько я заметил, на улицу выходили пять пациентов". Он почесал свою лысую голову, по бокам которой росли обычные мужские волосы, седые и подстриженные. "Но я не видел никого, кто бы подходил под это описание...»
 
Хенрик перебил: "Может быть, вы видели сегодня утром или днем на парковке человека, подходящего под описание джентльмена средних лет?»
 
Фридрих еще больше разволновался и ответил недовольным тоном: "Да, сегодня днем их было много, но я не веду учет каждому. Я не могу этого сделать. Но я не думаю, что кто-то долго стоял на парковке. Во всяком случае, я ничего не заметил".
 
Хенрик раздраженно откинул голову назад. Этот жест произвел атакующий эффект и заставил Фридриха обороняться: "Да, куда мы дойдем, если я должен буду все записывать и за всем наблюдать? В любом случае, пациенты проходят здесь только тогда, когда им уже давно разрешено покинуть палату. Почему я должен еще...»
 
Хенрик коротко тронул Фридриха за правое плечо в знак понимания. Психолог торопливо попрощался, пожелал ему приятных выходных и поспешил на стоянку. Вероятно, было еще не поздно перехватить где-нибудь вредителя. Подойдя к машине, Хенрик первым делом проверил, не повредил ли парень что-нибудь на автомобиле. Он проверил лакокрасочное покрытие на наличие царапин, шины - на наличие проколов, а также проследил за тем, чтобы не было никаких зацепок, которые могли бы выдать его личность. Надеюсь, он не перерезал какой-нибудь из проводов в моторном отсеке! Не мешало бы заглянуть внутрь. Хенрик открыл водительскую дверь, положил портфель на пассажирское сиденье, потянул за рычаг капота и заглянул в моторный отсек.
 
Ничего интересного, все провода на месте, ничего не отсоединено, не поцарапано, не отключено и не повреждено. Если что-то и было испорчено, то, скорее всего, под двигателем, а пробираться под него в плаще ему не хотелось.
 
В любом случае, ему предстояло проехать лишь небольшое расстояние по автостраде. В случае потери тормозов, что было весьма вероятно, он мог воспользоваться рычагом переключения передач, чтобы затормозить. Он немного поколебался, затем закрыл капот, бросил мимолетный взгляд на фары и сел в машину. В зеркале заднего вида теперь был виден вход в здание поликлиники. Какой-то человек быстро скрылся внутри. Не похож ли он на того, кого он искал? Хенрик молниеносно обернулся, но человека уже не было видно. Должен ли он вернуться и посмотреть, тот ли это человек?
 
Будучи аналитиком, Хенрик понял, что слишком много рассуждал, что в последние дни он просто находился в состоянии сильного стресса. Если человек, только что исчезнувший во входном проеме, и был тем, кого он искал, то он, несомненно, скоро столкнется с ним в повседневной жизни больницы. Так зачем же его искать? В любом случае, странным блужданиям этого человека можно было найти правдоподобное объяснение - очевидно, это навязчивое поведение.
 
Удовлетворенный своими соображениями, он завел двигатель и вывел машину вперед из ряда припаркованных автомобилей.
 
Расследование
 
Дома Хенрик понял, что Диана уже уехала в Ганновер. С завтрашнего дня она в течение двух недель будет работать в качестве приглашенного преподавателя в тамошнем университете. Поскольку в течение нескольких недель она с утра до вечера организовывала блочные семинары, то на это время остановилась у местного друга.
 
Диана была амбициозна. До того как ей исполнится 38 лет, она хотела получить постоянную должность на факультете психологии. Для достижения этой цели были неизбежны подобные событийные марафоны, которые впоследствии должны были рекламировать ее преподавательские способности. Хенрику не нравились эти зачастую многонедельные разлуки. На этот раз его утешало хотя бы то, что теперь у него было достаточно времени и досуга для работы над заметками Бахшпиля. Сразу же после возвращения домой он подверг случайной попытке расшифровки один из разделов этого нагромождения формул. Но кроме совершенно бессвязных слов - и все на немецком языке? - ничего вразумительного не получилось. Неудача, несомненно, была связана с тем, что в его распоряжении не было четко выделенных формул. Все строки в блокноте казались связанными друг с другом, составляющими длинный воображаемый ряд, прерываемый символами и знаками, которых он никогда не видел, - все это было гораздо более безнадежно, чем прежние формулы в записке.
 
Может быть, нужно просто переставить символы в этом ряду так, чтобы получилась модифицированная математическая формула? Чушь, ерунда. Как это можно сделать с фантомными символами? Может быть, эти символы были еще и разделителями? Ключи! Или просто тактика запутывания?
 
Он провел три часа перед компьютером с сомнительными страницами, когда незадолго до 11 часов вечера потерял и концентрацию, и желание решать головоломку. К тому же его мучил пустой желудок. Хенрик уныло поплелся на кухню и проверил холодильник на наличие продуктов, не требующих тепловой обработки. Черт, понял он, ничего готового для быстрого приема пищи не было. В начале недели они с Дианой решили исключить из своего рациона сладости, кремовые пудинги и сосиски в пользу спортивной линии. Разозлившись, он решил сделать себе бутерброд с паприкой: после всех этих неоплаченных трудов у него не осталось ни внимания, ни силы воли.
 
Вдруг в гостиной неожиданно зазвонил телефон. Такое случалось только поздно вечером, когда сотрудникам клиники требовался совет, как поступить с одним из пациентов. На дисплее не было номера? Это была клиника? Хенрик ответил - но ответа не последовало.
 
"Алло? Кто это?» По-прежнему нет ответа. Возможно, звонивший не смог дозвониться из-за неисправности связи. Это могло произойти и с мобильным телефоном, на что Хенрик, предположив, что это Диана, громко ответил: "Диана, это ты? Попробуй еще раз, я тебя не слышу. Хорошо?... Жду тебя через минуту".
 
Хенрик положил трубку, отнес беспроводной телефон на кухню и намазал паприку на хлеб. Из небольшого цветочного горшка перед кухонным окном он вырезал свежий шнитт-лук и украсил им закуску.
 
Тем временем он размышлял о том, почему Диана не сделала еще одну попытку? Неужели она не смогла его понять? Ему стало не по себе: неужели с ней ничего не случилось? Он с тревогой взвесил, не стоит ли перезвонить самому, возможно, возникнут непредвиденные проблемы. С другой стороны, если она окажется не той, кто звонил, это ее сильно расстроит - ей завтра рано вставать.
 
Поразмыслив, Хенрик решил связаться с ней - она наверняка поймет его дилемму. Он набрал номер ее мобильного телефона, и тот зазвонил. Начиная с пятого звонка Хенрик стал проявлять нетерпение и нервозность. После десятого звонка он повесил трубку, предположив, что она, вероятно, поставила телефон на беззвучный режим. Подавленный, он вышел из кухни с тарелкой хлеба и телефоном. В гостиной он сел на черный кожаный диван, положил телефон в зарядное устройство на левой тумбочке и откинул спинку дивана. Устроившись поудобнее, он включил новости по телевизору, но тревожные мысли не покидали его.
 
Вопреки его ожиданиям, зазвонил телефон. Он поспешно поставил тарелку с хлебом на журнальный столик и потянулся к беспроводному телефону.
 
"Алло...», - он забыл посмотреть на определитель номера, поэтому добавил свое имя с небольшим опозданием: "Хенрик Мертен", в конце концов, это могла быть и клиника.
 
"Да, дорогая, это я. Что еще?» - медленно прозвучал в трубке сонный голос Дианы. Хенрик тут же сформулировал свой ответ снисходительным тоном: "У тебя все в порядке? Мне показалось, что ты звонила несколько минут назад. Мне позвонили, но никто не ответил, и я подумала, что это ты. Что-то случилось?»
 
"Нет", - пробормотала она, явно сонная, не желая слушать, что он скажет - устала ли она, в плохом ли настроении? Но поскольку он беспокоился, она взяла себя в руки и на мгновение отодвинула усталость на второй план. Сонным голосом она прошептала: "Не волнуйся, все в порядке. Если бы что-то случилось, я бы как-нибудь до тебя дозвонилась... Так что не волнуйся, ладно? И милый, ложись спать сейчас тоже, хорошо? Не делай так, как в последние ночи". Хенрик согласился.
 
"Удачи тебе в твоих мероприятиях. Да, пожалуйста, позвони мне завтра по городскому телефону до половины седьмого. Я встречаюсь с Леонардом для игры в бильярд в восемь вечера. Тогда мы сможем без помех проанализировать ваши события".
 
Леонард был лучшим другом Хенрика, он учился с ним в гимназии, а потом они вместе учились в одном университете. Они до сих пор поддерживают связь и иногда играют в бильярд или дартс в игровом зале в центре города.
 
Они попрощались друг с другом в своем обычном стиле. Успокоившись, он положил телефон на место и потянулся за тарелкой на журнальном столике.
 
Телефон снова резко зазвонил. Хенрик закатил глаза - он только что откусил два больших куска хлеба, которые теперь придется либо быстро пережевывать, либо перекладывать в угол рта, чтобы говорить.
 
Может быть, это клиника? Он наклонился и посмотрел на дисплей - опять никакого номера? Стоит ли тогда вообще брать трубку? В такое время суток нужно, по крайней мере, показывать номер телефона! И он дал ему позвонить.
 
Но звонок не прекращался, и звонивший упорно пытался вырвать у Хенрика разговор. Через минуту он в отчаянии наклонился со своего места к телефону, чтобы найти на трубке настройку, которая заставит аппарат замолчать. Но он нашел только регулятор громкости. Он нажал на него несколько раз. Внезапно раздражающий звук прекратился.
 

Со стоном Хенрик вернулся на свое место и снова сосредоточился на программе новостей. Тем временем, вероятно, из-за перенесенного стресса небольшая головная боль отозвалась в правом виске Хенрика. Пока она не усиливалась, он умело игнорировал боль.
 
В новостной программе показывали только репортажи о неважных общественных вещах, политические материалы он уже пропустил. Но не успела программа наскучить, как снова зазвонил телефон! Тише, но с той же наглостью. Лицо Хенрика сморщилось от гнева.
 
Раздраженный, он сдвинул тарелку с хлебом в сторону, и остаток большого куска хлеба соскользнул на кожу сиденья. Разъяренный, он встал и начал разговор: "Да. Алло?» И чуть было не добавил: "Черт побери". Если и сейчас никто не ответил, он выдернул трубку из телефонной розетки. И точно, опять никто не ответил. Хенрик подождал немного, затем снова спросил. Никакого ответа. Уже собирался отнять трубку от уха, как вдруг из тишины соединения до него донесся мягкий женский голос: "Господин Мертен?... Доктор Хенрик Мертен?»
 
Голос показался ему знакомым, но он не знал, как классифицировать собеседницу. Была ли она прежней пациенткой? Возможно. Но почему-то воспоминания, которые вызвал в нем женский голос, были другими. Не так, как если бы ты действительно знал кого-то, а в глубинах своей памяти искал лишь фрагмент.
 
"Что вам нужно?» - спросил Хенрик, пытаясь унять разгорающийся гнев, - "Вы понимаете, который сейчас час? И кто вы такая?» Тем временем он выключил телевизор с помощью пульта дистанционного управления.
 
"Неважно, кто я. Я просто хочу дать вам совет, жизненно важный совет". Женщина на мгновение замолчала, как бы спрашивая у него разрешения. Было заметно, что она говорит очень мягко и спокойно. Поскольку он ничего не ответил, она продолжила: "Прекратите это и оставьте все как есть. Вы идете по очень тонкой грани".
 
Хенрик был озадачен этой информацией: "Что вы имеете в виду? Что вы хотите, чтобы я перестал делать?» Что это была за дурацкая шутка? Он уже собирался продолжить, но звонившая опередила его: "Подумайте об этом... Вы понимаете, о чем я".
 
В такие моменты его раздражало то, что он внес свой номер в телефонную книгу. По крайней мере, он не добавил к записи свой адрес.
 
Между собеседниками снова воцарилось странное молчание. Через несколько секунд Хенрик услышал скрип - похоже, звонившая передвигала свой телефон. Раздался гудок, и звонок был прерван.
 
Хенрик застыл с трубкой в руке. Кто это мог быть? Неужели за этим стоит Бахшпиль, неужели он хочет расстроить его этим звонком? Может быть, пациент знал, что его терапевт копается в формулах? Или кто-то другой, возможно, коллега из клиники, пытался сбить его со следа? Кто-то, кому интересно его тайное увлечение? Минуточку. А не мог ли человек, задававший вопрос, иметь в виду и его профессиональную деятельность как психолога? Да, конечно! Он покачал головой и, казалось, почувствовал почти облегчение. Как он мог наткнуться на документы Бахшпиля или заподозрить коллегу? Что еще сказала эта женщина? Прекратить, оставить все как есть? Наверное, она была бывшей пациенткой, которая пыталась донести на своих лечащих психиатров, терапевтов и психологов неясные чувства, возможно, существующие сексуальные устремления. Такое могло случиться, но никогда - в виде угрожающего телефонного звонка в столь поздний час.
 
Хенрик, все еще держа в руке трубку, из корпуса которой теперь доносился сигнал "занято", положил телефон обратно в зарядное устройство - на его лице появилась напряженная улыбка. Он взглянул на часы: 15 минут одиннадцатого. Тряхнув головой, он нащупал на стене телефонную розетку, нащупал вилку и рывком выдернул ее. По крайней мере, до конца ночи здесь царили тишина и покой.
 
Несмотря на усталость, Хенрику не терпелось продолжить работу над буклетом с сомнительной формулой, даже если он не найдет никаких полезных советов по поводу исчезновения Бахшпиля или его душевного состояния.
 
"Черт! Ах!» - короткая, но резкая головная боль внезапно прервала его мысли. Что это было? Мигрень? Никогда прежде он не испытывал ее с такой силой. Хенрик боялся усиления своих страданий. Он закрыл глаза и несколько секунд растирал лоб и лицо. Немного придя в себя, он ошарашенно оглядел гостиную. Оставалось надеяться, что это не продолжится.
 
Он вернулся в кабинет и снова включил компьютер, который находился в спящем режиме. Он с отчаянием посмотрел на раскрытые записи Бахшпиля. В этой тетради, подвергшейся критике на нескольких последних страницах, просто не было ничего полезного! Как он уже подробно отметил, только формулы, разделенные причудливыми символами, имели смысл. Он еще мог попытаться интегрировать их в свою компьютерную программу. Но как это сделать правильно?
 
Конечно, он понимал, что этими формулами его пациент лишь пытается интегрировать его в свой коварный бредовый мир. В конце концов, вселенная Бахшпиля была настолько разумно разработана и продумана, что в ней возможно все - следовательно, ничто не должно быть стопроцентно верным.
 
Этот вывод заставил Хенрика еще раз осознать, что он разрывается между эзотерикой и наукой. Он неизбежно начал думать о скептицизме и неуверенности, с которыми он всегда боролся, когда речь шла о сверхъестественном. Например, что следует думать о правдивости пророческих произведений и о том, возможны ли вообще пророческие предсказания? По сути, все пророчества возникали только потому, что желания, стремления и страхи хотели быть удовлетворенными. Спор о том, что есть истина, а что вымысел, продолжался вечно. С одной стороны, были аналитические объяснения психологов и скептиков, которые демистифицировали Нострадамуса, указывая на бесчисленные интерпретируемые закономерности, с помощью которых провидец эксплуатировал человеческое легковерие, а с другой стороны, были сторонники, которые считали пророческим вдохновением все, что Нострадамус запечатлел в стихах - постигнутое астрологическим расчетом и "увиденное»в живописных видениях с помощью личного таланта и древних тайных техник. Но никто, будь то признанный ученый или псевдонаучный знаток, не смог дать четких, окончательно проясняющих и убедительных ответов на представления Нострадамуса. А Хенрик давно надеялся именно на такую полемику. Для него это могло означать только то, что Нострадамус поставил перед этой двусмысленностью единственную задачу - поставить под сомнение свои стихи. Невнятно описанные Нострадамусом "провидческие техники", с помощью которых он якобы получал видения будущего, также служили единственной цели - вызвать сомнения у людей последующих веков. Это было сделано для того, чтобы люди не поняли, что в основе его пророчеств лежит точное знание будущего. Ведь если бы люди знали, что это действительно будущее, о котором они читают в его стихах, то события можно было бы предотвратить, они не произошли бы... так, как Бахшпиль уверял Хенрика во время сеанса терапии.
 
Но сегодня, в связи со все более бессмысленными исследованиями блокнота, Хенрик становился все более подозрительным и склонялся к тому, чтобы постепенно полностью перейти на сторону тех, кто обвинял провидца в использовании лишь дешевых трюков обмана и внушения. Возможно, Нострадамус, как и Бахшпиль, жил в искаженном бредовом мире, в котором он создал свою собственную воображаемую конструкцию, чтобы быть тем, кем он хотел быть для себя и окружающих: загадочным прорицателем, предсказывающим будущее на символическом языке. Короче говоря, Нострадамус и Бахшпиль были просто сумасшедшими.
 
Хенрик уже собирался закрыть журнал, когда его внимание привлекла крошечная серия формул в нижней части страниц. При более внимательном рассмотрении у него возникло ощущение, что он ее знает. Как и многие другие формулы, он записал ее на листке бумаги и попытался перестроить. Через некоторое время осознание поразило его, как удар молнии. То, что было написано в центре блокнота, было формулой из записки Бахшпиля! Только с обратными значениями числителя и знаменателя!
 
Неужели все, что было написано таким образом, было простейшей формой конспирации? Он выделил из блокнота фрагмент формулы и поменял местами строки над и под дробной чертой. Нервно дрожащими пальцами он ввел новую последовательность в программу с клавиатуры и присвоил держателям те же личные числовые значения, которые в среду произвольно ввел в формулу из записки Бахшпиля.
 
Получится ли из этого что-нибудь? Программа запустилась, не остановилась, заработала!


Пока компьютер вычислял, он еще раз перебрал все знаки в формуле. И вдруг программа остановилась. Может быть, произошла ошибка? Может быть, он неправильно ввел формулу или записал ее не так? Нет, все было правильно, компьютер закончил работу. Хенрик прокрутил программу в самый низ и вывел на экран полученный текст. Как и ожидалось, он был на немецком языке. Однако на этот раз это было не сообщение из прошлого, а неизвестное четверостишие Нострадамуса. Бахшпиль уже сочинял свои стихи! Боже мой, - удивился Хенрик, - неужели его пациент теперь сам хочет поиграть в Нострадамуса?
 
"Если медведь и Индия не доверяют друг другу,
на единорога будет совершено покушение,
падет в ноябре, быстро наполняя кровью
страшный пожар, время пепла".
 
Обычно Нострадамус писал стихи такого рода только тогда, когда хотел описать развитие войны и вытекающие из нее последствия. Бахшпиль, по-видимому, имитировал эту форму выражения, чтобы возбудить неуверенность у будущих открывателей придуманного им четверостишия - ведь какая катастрофа между "медведем»и "Индией»может иметься в виду?
 
Символы означали описание ядерных сверхдержав XX века. Если "медведь»означал Россию или Советский Союз, то "Индия»- США, поскольку во времена Нострадамуса все еще считалось, что Индию открыл Колумб.
 
А единорог? В конфликте между Востоком и Западом Нострадамус использовал образ единорога для описания Горбачева - из-за огненного знака на его лбу. Согласно этому, Горбачев был убит. Таким образом, ноябрь в этом четверостишии должен означать революционный ноябрь, когда пала Берлинская стена, который, по предположению Бахшпиля, стал кровавым месяцем и, как следствие, привел к третьей мировой войне, ведущейся с применением ядерного оружия.
 
Неплохо, порадовал аналитический ум Хенрика. Просто умно, что Бахшпиль пытался подсознательно намекнуть этим стихом: катастрофа была предотвращена, и ход истории наконец-то пошел по другому пути. Умная мысль. В эзотерических кругах она вызвала бы бурное обсуждение. Ведь из придуманного четверостишия следовало, что человечество было избавлено от негативных исторических событий только благодаря предупреждениям и пророчествам. Именно это утверждал для себя Бахшпиль - что спасти человечество он сможет только в том случае, если продолжит работу по раскрытию пророческих тайн.
 
Но логика придуманного четверостишия оказалась серьезно ошибочной: Ведь если стих действительно служил для предотвращения катастрофы, то почему его не было в явном тексте центурий? Почему в тайне, почему на немецком языке и только через такую формулу? - Формула Бахшпиля! Может быть, потому, что пророчество оказалось невостребованным, так как в итоге не сбылось? Но тогда почему оно существовало в тайне? Очевидно, что Бахшпиль хотел шокировать скрытым стихом, описывающим иное историческое развитие.
 
Хенрик был доволен тем, что сделал важный шаг вперед в изучении буклета. Он был уверен, что скоро полностью уличит пациента в его уловках. Завтра он продолжит расшифровку. Уставший, как собака, он выключил компьютер, встал и, выходя из кабинета, заметил на ногах черные кроссовки. Когда он успел их надеть? Должно быть, он действительно очень устал, если даже не помнит, как их надел.
 
Зайдя на кухню, он с удивлением посмотрел на время: чуть раньше двух? Боже, куда делся вечер? По его мнению, было не больше половины двенадцатого. Усталость лишила его всякого чувства времени. Пора было ложиться спать!
 
Глава 3
 
Субботнее утро
 
В выходные дни Хенрик не имел привычки придерживаться какого-либо времени пробуждения. Однако в связи с событиями предыдущего дня в утренние часы его мучили беспокойные полусонные сны, в том числе и сексуально окрашенный сон с молодой женщиной. Однако незадолго до 10 часов это прекратилось. Он включил прикроватную лампу и уставился на стену перед собой, на которой висел постер Ван Гога "Звездная ночь над Роной". Четверть часа его мысли сонно кружились вокруг этого постера, пока его вдруг не охватило желание продолжить работу над книгой формул Бахшпиля. Он резко поднялся на ноги и ошеломленно попытался поднять сползшие на пол шерстяные одеяла Дианы. Их всегда было много на ее стороне кровати, которые ночью перекочевывали на сторону Хенрика и излишне согревали его.
 
Он оделся, его помятое лицо говорило о многом. Не заходя, как обычно, на кухню, чтобы выпить кофе, он сразу направился в кабинет. Любопытствуя, он включил основной компьютер и выбрал формулы из беспорядочного набора в блокноте. Ввел их по-другому и стал ждать результатов. Прошло 30 минут, в течение которых программа, помимо правильно выведенных текстов, странным образом выдавала строки букв с непонятным смыслом. В этих буквах Хенрик пытался прочитать слова, но не находил их.
 
Примерно через 20 минут проверки случайных формул Хенрик сдался, встал и, направляясь на кухню, задумался о том, не приготовить ли ему готовое блюдо в микроволновой печи.
 
В коридоре он услышал, как почтальон возится с почтовыми ящиками. По субботам он всегда опаздывал, потому что маршрут в этот день недели обычно охватывал больше улиц.
 
Но 10.50 утра? Никогда раньше не было так поздно. Потом ему пришло в голову, что это может быть и доставщик его подписки на психологические журналы, а значит, обычная почта уже давно пришла. Однако Хенрик решил пока обойтись без писем и журналов - его все равно редко интересовали специализированные статьи, выходившие каждый месяц.
 
Он порылся в морозильной камере над холодильником в поисках подходящей еды. Он порылся и попытался соскоблить замерзший лед. Подождите, что это было? Он повернул голову налево и посмотрел через широкое кухонное окно на дерево в заднем саду. Не стоял ли там кто-то, наблюдая за ним? Застыв, он посмотрел на небольшой огород, расположенный на одном уровне с квартирой. Осторожно он вытащил руку из ящика со льдом и оставил ее открытой, чтобы следить за призраком у кухонного окна. Обычно по маленькому огороду почти никто не прыгал. Только старая хозяйка с верхнего этажа время от времени пропалывала сад. Впрочем, она была далеко не так проворна.
 
Было странно никого не видеть. Смирившись, он остановился у окна. Может быть, восприятие его обмануло? Неужели его преследуют стресс и перенапряжение, как вчера на больничной парковке? Нельзя отрицать, что события последних дней заставили его напрячься, но не был ли это скорее неосознанный страх перед игрой Бахшпиля, который его тревожил?
 
Хенрик задался вопросом, мог ли его пациент узнать его адрес. О телефонном справочнике не могло быть и речи, в нем был только простой номер телефона. Найти его в Интернете тоже не представлялось возможным. И тут у него перед глазами поплыло: бюро регистрации жильцов! Как он мог забыть об этом? Там любой мог узнать сведения о местожительстве других граждан. Почему он не заблокировал свой адрес в реестре жителей или хотя бы не проинструктировал, что его можно выдавать только в обмен на личные данные? Тогда бы он хотя бы узнал личность того, кто получил его данные. Однако... мог ли это действительно быть Бахшпиль, развлекавшийся в саду? Времени со вчерашнего дня у него наверняка было достаточно; как сотрудник налоговой службы, находящийся в отпуске, он в любом случае знал, что может легко получить данные Хенрика в регистрационной палате.
 
Вот, опять! В левой, задней части запутанного заднего двора должно быть что-то! Теперь оно пряталось под прикрытием куста, ветви которого подозрительно шевелились. Возможно, это был ветер, но Хенрика убеждала мысль, что если что-то действительно пробежало по саду несколько секунд назад, то оно могло прятаться только за этим кустом.
 
Повторное движение листьев. Там должен быть кто-то! Хенрик наклонился вперед так, что его нос почти уперся в стекло кухонного окна, и увидел... голову! Пульс участился, но ненадолго, потому что уже в следующее мгновение он узнал знакомое лицо: миссис Якобсен, его хозяйка с верхнего этажа. Она обрезала ветки яблони за кустом.
 
Хенрик самокритично нахмурил брови, глубоко вздохнул и с хрупким постоянством осознал, что его опасения грозят принять форму паранойи. Сдержавшись, он повернулся к открытому ящику со льдом и достал из него жестяную банку, в которой его жена заморозила овощи со свининой. Контейнер треснул. Он выложил содержимое на тарелку и аккуратно раскрошил вилкой твердозамороженные кусочки. Затем он поставил все это в микроволновую печь для размораживания.
 
Во время разогрева он хотел освободить почтовый ящик от доставленных журналов и писем. Взяв с витрины ключ от почтового ящика, он открыл входную дверь, спустился на несколько ступенек к почтовым ящикам, утопленным в стене лестничной клетки, и отпер свое отделение. В недоумении он заглянул в открытый ящик, но, кроме согнутого посередине листа бумаги формата А4, внутри ничего не было. Никакой почты. Складки между его бровями углубились. Неужели кто-то украл его письма? Хенрик инстинктивно посмотрел на лестницу, ведущую на верхние этажи. Может быть, это кто-то из соседей? Он снова закрыл почтовый ящик и осмотрел листок на предмет того, что на нем написано - там были четыре крестика, нарисованные тонкими линиями.
 
Хенрик скомкал листок и бросил его в картонную коробку, стоявшую под почтовыми ящиками. Только он собрался подняться по нескольким ступенькам обратно в квартиру, как за его спиной открылась входная дверь. Ожидая, что сейчас войдет сосед, Хенрик начал: "Похоже, кто-то доставляет наши письма...?», но это был почтальон. В многоквартирных домах с почтовыми ящиками в закрытых коридорах у почтальонов обычно был отдельный ключ от входа.
 
"Здравствуйте", - поприветствовал Хенрик удивленного почтальона.
 
"А, здравствуйте, - ответил человек с немецкой почты, - боюсь, что сегодня немного позже, чем обычно".
 
"Вы были здесь несколько минут назад? Я думал, что кто-то уже заполнил почтовые ящики".
 
"Нет, были задержки, потому что нам пришлось изменить маршрут". Посыльный быстро и ловко укладывал письма.
 
Хенрик начал размышлять. Если ящики до сих пор оставались пустыми, то что за громкий стук раздавался у почтовых ящиков несколько минут назад? Может быть, кто-то просто хотел опустить в ящик эту записку?
 
Он взял два письма и вернулся в квартиру. Может быть, он просто слишком сильно волновался? Да, конечно. Ему просто нужно было расслабиться, обрести душевное равновесие. Ему нужно было чем-то отвлечься, насколько это возможно в эти выходные. Солнце, заливавшее в этот момент квартиру своими лучами, подало идею: посетить бассейн! Соблазнительно прекрасная погода, 28 градусов, влажность не слишком высокая и не слишком низкая - идеально.
 
Хенрик вернулся на кухню. Он переложил размороженные в микроволновке овощи в кастрюлю и продолжил готовить их на конфорке. Через десять минут он подал горячее блюдо на тарелке. С мыслями о бассейне он в хорошем настроении сел за обеденный стол и принялся за еду. Хенрик включил телевизор - в новостях показывали репортаж о панике: Как в многолюдном месте, где есть всего несколько выходов, инстинктивная реакция бегства нескольких человек приводит к гибели массы людей. Хенрик с быстротой, не терпящей отлагательств, с очень горячим соцветием цветной капусты во рту выключил пульт, чтобы вернуться к другой программе о хаосе: репортаж о гражданской инфраструктуре, мародерстве, разрушениях, голоде, военных условиях, болезнях, убийствах и самосуде.
 
Его пальцы уже вернулись к пульту, когда он вспомнил, что ему еще нужно позвонить Леонарду. Перед самой встречей они всегда подтверждали свою договоренность. Хенрик решил встретиться со своим приятелем позже, чем договаривались, - в девять часов вечера вместо восьми, чтобы он мог провести долгий расслабляющий день в бассейне. Он схватил телефон, переключил телевизор на беззвучный режим и с открытым ртом набрал номер своего друга.
 
Посещение открытого бассейна
 
Вдали, под густым лиственным деревом, в открытом бассейне Aue damm в Касселе, Хенрик устроился поудобнее без четверти три. Сейчас, спустя почти три часа, он дремал. На его лице лежала раскрытая книга, которую он захватил с собой, - нехудожественная научная книга, посвященная последним открытиям в области эпигенетики. В летнюю жару напряженная тема книги начала сначала утомлять, а затем и утомлять его.
 
Когда Хенрик очнулся от долгого послеобеденного сна, он решил искупаться - раз уж он уже был в бассейне, то хотел насладиться прохладной водой. Он собрал вещи, разложенные на одеяле для пикника, и сложил их в старый рюкзак, оставшийся со студенческих времен, который он до сих пор использовал как простую ручную сумку. Ценные вещи и одежду он убрал в шкафчик.
 
Накинув на шею банное полотенце, Хенрик направился к бассейну. Еще принимая холодный душ, он понял, что начинается очередной приступ мигрени - закрыв глаза и повернув лицо в сторону душа, он отчетливо видел, как мерцает его аура. Быстрый переход от тепла к холоду, видимо, способствовал возникновению этого приступа.
 
У противоположного края бассейна он вдруг заметил пожилого мужчину, который, казалось, пристально разглядывал его - как будто знал, что у любителя холодного душа проблемы со здоровьем. Хенрика этот пристальный взгляд смутил, но он не был уверен, что это не из-за ограниченного зрения и не из-за слепящего солнца.
 
Полагая, что все дело в ограниченности зрительного восприятия, Хенрик спустился в большой бассейн по металлической лестнице и стал искать участок, где можно было бы спокойно проплыть несколько кругов. Но уже через несколько гребков он снова заметил парня на краю бассейна - тот следовал в воде своим курсом и теперь вызывающе наклонил голову в сторону. Психолог не отреагировал, он умело проигнорировал абсурдную погоню.
 
Через двенадцать проплытых кругов Хенрик снова поднялся по лестнице. Полуослепший от мигрени, он подошел к шезлонгу на краю бассейна, где уже лежало его банное полотенце. Пока он вытирался, его раздражающее нарушение зрения напомнило ему, что нужно следить за странным парнем на противоположном краю бассейна. Стоял ли он еще там? Хенрик взглянул в ту сторону - только косвенным зрением, глядя мимо реальной цели, он мог различить детали.
 
Он также увидел стоящую там фигуру. Возможно, тот парень все еще наблюдал за ним, но с тем же успехом это мог быть и кто-то другой. Хенрик решил проигнорировать эту тему - зачем ему ввязываться в такую глупую игру? Он занял место в шезлонге и продолжил высыхать, сидя. Через мгновение мимо него, кивая, прошел пожилой джентльмен. Хенрик узнал жест, который тот сделал рукой в знак приветствия, но не распознал силуэт удаляющегося от него человека. Затем он понял, что на противоположной стороне никто не стоит. Неужели наблюдатель только что поприветствовал его?
 
И тут Хенрик наконец понял причину такого внимания: Джентльмен, наблюдавший за ним, был его бывшим пациентом! Пациент, которого он уже не мог вспомнить. Действительно, психолог оставлял неизгладимые воспоминания о своих бывших пациентах, но, наоборот, из-за потока дел и людей терапевту не удавалось в такой же степени сохранить память о пациентах, с которыми он познакомился за годы работы. Обычно, когда незнакомый человек обращался к нему на людях, Хенрик сразу же здоровался с ним в ответ, независимо от того, помнит он его или нет. Он не хотел никого обидеть. Но сейчас, пожалуй, впервые, он нарушил это правило.
 
За короткий миг приветствия Хенрик успел лишь рассмотреть редеющие волосы мужчины. Рост мужчины был средним, но вес, видимо, ниже среднего; тень от его фигуры выглядела чрезвычайно стройной, без малейшего признака жира.
 
Хенрик с критическим выражением лица встал с края шезлонга, обернул полотенце вокруг шеи и пошел обратно к шезлонгу. Устроившись на покрывале для пикника, он взял свою книгу по эпигенетике и снова погрузился в нее. Через несколько страниц он понял, что больше не может сосредоточиться на теме. Ни одно из прочитанных слов не проникало в его сознание и не обрабатывалось должным образом. Теперь его мысли были сосредоточены только на странном поведении якобы знакомого человека. Он уже жалел, что не был внимателен к людям, которые могли наблюдать за ним. В голове снова замелькали события, произошедшие в клинике: исчезновение Бахшпиля, блокнот с формулой, парень на парковке клиники. Хенрик понял, что все это заставляет его чувствовать, что за ним следят и наблюдают.
 
Прошло минут тридцать раздраженной задумчивости, прежде чем он решил отложить нехудожественную книгу. В качестве закладки он использовал листок бумаги, который нашел рядом с одеялом для пикника. Сидя прямо, он пристально смотрел в сторону бассейнов, высаженных в первозданной грязи поймы, осушенной много веков назад. Чтобы отвлечься от своих размышлений, он стал думать о том, как осушалась некогда существовавшая здесь болотистая местность. На несколько минут ему удалось искусственно отвлечься от мучивших его забот такими банальными мыслями. Но в какой-то момент, когда он наблюдал за общением, загоранием и играми других посетителей бассейна, идиллический вид какой-то семьи почти до боли напомнил ему семейные фотографии Бахшпиля.
 
Он понял, что отчаянные попытки подавить свои истинные мысли не помогают. Это выматывало его. Подавленное любопытство к формулам и неуверенность в себе, вызванная таинственным исчезновением Бахшпиля, уже проявлялись в виде смутного страха преследования. Он смог бы преодолеть это смятение, только если бы был готов примириться с психозом Бахшпиля и работой над формулами на дому.
 
Прагматичный Хенрик тут же собрал свои вещи в рюкзак, свернул плед для пикника, перевязал его ремнями и рысью направился в сторону здания крытого бассейна. Внутри он забрал из шкафчика свои ценные вещи и вышел из темноты на яркий солнечный свет у выхода из бассейна. Эта перемена резко усилила его почти исчезнувшую мигрень, он снова увидел вспышки. С научной точки зрения он понял, что зрительные воздействия должны запускать и те процессы в мозговой ткани, которые связаны с мигренью.
 
Он достал из бокового кармана рюкзака солнцезащитные очки и надел их. Оставив машину у дома, он направился к автобусной остановке на противоположной стороне дороги. Он напрягся, пытаясь через очки проверить расписание автобусов на время отправления - одна из линий должна была открыться через пять минут. В изнеможении он опустился на металлический стул на автобусной остановке и тут же удивился тому, что в перегретом летнем районе не было видно ни души. Ни птиц, ни других животных. Только сверчки за навесом стрекотали свою привычную песню.
 
Раздосадованный и охваченный скукой, Хенрик достал из рюкзака свою нехудожественную книгу. Не имея особого настроения, он прочитал только текст на обороте. Когда он закончил читать содержание, его взгляд бесцельно упал на верхний край печатного материала. И он подумал, что не может поверить своим глазам: Прямо перед ним, у входа в баню, стоял тот самый джентльмен и снова пристально смотрел на Хенрика. Седой мужчина упорно держал руки в карманах брюк, с почти напускной, неприкрытой важностью.
 
Хенрика это раздражало. Неужели этот тип должен был пялиться на него именно здесь? - Потому что больше никого не было видно на этой пустоши? Хорошо, что солнцезащитные очки были на носу, и он мог хотя бы заставить назойливого парня поверить, что тот его не заметил.
 
Прошла минута или две. Хенрик притворился бесхитростным и стал листать книгу. Мужчина, одетый в короткие летние брюки цвета охры и белую футболку-поло, продолжал смотреть на него, что едва не привело Хенрика к вспышке ярости. Но прежде чем его эмоции нашли выход, этот соглядатай отвернулся и медленными шагами скрылся в зоне входа в бассейн для отдыха.
 
Хенрик попытался спрятать материалы для чтения в рюкзак. Однако, учитывая темные солнцезащитные очки и вновь наступающую темноту, он с трудом находил место для книги в набитом рюкзаке. Порывшись в рюкзаке, он случайно обратил внимание на закладку, торчащую из верхнего края книги, которую он нашел рядом с пледом для пикника на лужайке у бассейна. На ней было что-то написано. Что-то, похожее на его почерк. Хенрик прервал свои размышления и присмотрелся к бумаге.
 
Нет, почерк был очень похож на его. Он спонтанно задался вопросом, что означают эти слова: "Мюрилент: не поддаться на провокацию"... Это мог быть комментарий студента, возможно, из домашнего или курсового задания, к которому он написал сноску на политическую тему.
 
Где-то вдалеке раздалось шумное движение автобуса. Из-за тишины он мог слышать только эти звуки. Через некоторое время большая машина появилась на перекрестке, свернула на улицу Хенрика и, наконец, остановилась перед автобусной остановкой. Двери распахнулись, и из них высыпали три десятка резвящихся детей.
 
На протяжении почти четверти часа пути обратно в центр города Хенрик продолжал размышлять над надписью на закладке. «Мюрилент»- может быть, это издательство или автор? Следующее за ней высказывание со смещением могло быть просто выдержкой из цитируемого текста. В прошлом он уже отмечал подобным образом важные абзацы из литературы.
 
Придя домой - было уже около семи часов вечера, - он сразу же сел за компьютер. Приближалась встреча с Леонардом, назначенная на девять часов. Предстоял также телефонный разговор с Дианой. Так что у него оставалось не так уж много времени, чтобы порыться в тематических иероглифах Бахшпиля. Тогда ему пришла в голову идея просто проработать формулы в запрограммированной последовательности. Это сэкономит время, и он сможет приступить к анализу полезных результатов сразу же после возвращения из бильярдного кафе.
 
После некоторой возни с инструкцией к программе декодирования - не очень полным руководством по эксплуатации на английском языке - он понял, каким образом можно заказать сразу несколько последовательностей вычислений. Он тут же выдал компьютеру произвольно выбранные формулы, в очередной раз удивляясь, как Бахшпиль умудрился создать обширные тексты с помощью всего одной формулы? Математическое волшебство! А что именно скрывалось за программой дешифровки? Почему эта программа вообще способна обрабатывать алгоритмы - или как их там - формулы? Она даже не была для этого предназначена. Может быть, ему удастся узнать больше о том, как работает эта программа в Интернете?
 
Заинтересовавшись, Хенрик на мгновение прервал составление коллекции формул и попытался найти в Интернете информацию о разработчике и программисте программы. К сожалению, одна поисковая система за другой отказывалась от предоставления сервиса или выдавала почти исключительно ссылки на отдельные компоненты названия "Inghilteros Acabamiento". Полезные ссылки лишь упоминали профессора геологии аргентинского происхождения из США или давали неактуальную информацию о существующей публикации книги искомого разработчика программного обеспечения.
 

Тогда он повторил попытку поиска на форуме Nostra Damus. По его воспоминаниям, он что-то читал там об этом программисте. Но Хенрику надо было торопиться, Диана могла позвонить в любую минуту. А из-за предстоящей встречи с Леонардом у него оставалось мало времени, чтобы правильно произвести все необходимые настройки программы. Хенрик закончил подборку формул, добавил переменные, которые уже использовались в формуле проскальзывания Бахшпиля, запустил программу и оставил свой главный компьютер в покое, чтобы тот обработал в общей сложности 32 формулы. Еще около 250 формул должны были появиться в ближайшие дни. Как по команде, зазвонил телефон. Хенрик бросился в гостиную и поприветствовал свою жену.

Хенрик выбрал для вечера легкий и воздушный пиджак. Он не стал надевать его по дороге в зал игровых автоматов, для этого было еще слишком тепло. Может быть, на обратном пути; в полночь будет посвежее. Действительно Хенрик взял с собой пиджак, чтобы не ходить в футболке. По вечерам он часто встречался с коллегами по работе и другими людьми из своей профессиональной среды. В этом смысле лучше не выглядеть слишком небрежно.
 
Его друг Леонард был инженером-электриком и в течение пяти лет работал менеджером в небольшой компании по производству солнечных батарей на севере Касселя. Хотя с таким положением он легко мог бы создать семью, он вряд ли удерживал партнершу дольше нескольких месяцев. Он любил быть свободным, предпочитал молодых женщин и ни в коей мере не был готов к длительным отношениям. Хенрик возражал, что из-за своего свободного понимания любви и отношений он потеряет возможность создать семью, если вдруг его разлюбят. Леонарда это не беспокоило. Тогда он посетовал на то, что биологические правила все равно имеют меньшую силу для мужчин.
 
Хенрик вошел в зал игровых автоматов. Разноцветные игровые автоматы лениво повторяли свою старую песню о выигрышах и проигрышах. Прежде чем подняться к бильярдным столам на втором этаже, он купил две бутылки пива в баре в опрятном на первый взгляд помещении. Сегодня за выпивку отвечал Хенрик, а за игры платил Леонард.
 
Перекинув пиджак через правое предплечье и напряженно сжимая в руках пиво, он, балансируя, поднялся по коротким ступенькам слишком крутой лестницы. Слева, в конце лестницы, сразу за входной дверью в большую бильярдную, на стуле сидел его приятель Леонард и попыхивал сигаретой. В комнате, где стояло восемь бильярдных столов, воняло и плохо проветривалось, что очень не нравилось Хенрику. Его пиджак и остальная одежда еще много дней будут пахнуть дымом.
 
"Как дела? Уже поиграл в одиночку?» - поприветствовал Хенрик своего друга и протянул ему пиво.
 
"Привет", - усмехнулся Леонард, стряхнул пепел с сигареты в пластиковый стаканчик и сделал глоток из бутылки. Рядом с ним на круглой столешнице стоял деревянный ящик с бильярдными шарами.
 
"Скажите, - спросил курильщик, - вы пришли с работы?» , указывая на тонкий пиджак, перекинутый через предплечье Хенрика.
 
"Нет, - отрывисто ответил тот, присаживаясь на второй стул рядом с приятелем, - это просто для приличия", - и положил пиджак на спинку своего стула. "Какие новости? Как Катя?»
 
Леонард не ответил. Он встал, давая понять, что им лучше найти другой столик. Здесь, прямо у входа, ему, похоже, не нравилось, что люди проходят мимо. Хенрик взял коробку с бильярдными шарами.
 
Заняв бильярдный стол в дальнем левом углу комнаты, Леонард ответил на предыдущий вопрос Хенрика: "Я не знаю, как там Катя. А ты знаешь?»
 
Неужели Леонард снова расстался с огнем, с которым познакомился всего несколько месяцев назад? Сколько они были вместе - семь месяцев? Стараясь не показаться циничным, Хенрик спросил: "Что случилось?»
 
"Просто не подошли друг другу", - бесстрастно ответил расстроенный друг.
 
Диана и Хенрик виделись с Катей всего два раза, что не было чем-то необычным для романов Леонарда. Бывало и так, что у этого яркого и привлекательного очарователя каждый месяц появлялась новенькая. Более длительные отношения с возлюбленными, как правило, были исключением. Однако на этот раз Хенрик, похоже, сумел распознать в выражении лица своего приятеля подавленность.
 
Насмешливо и полусерьезно Леонард подытожил свою ситуацию: "Возможно, дело в успехе. Говорят, что некоторых женщин успех магическим образом отталкивает". Тот, кто не знал Леонарда, мог бы предположить, что это шовинистическое замечание было сказано всерьез. Однако на самом деле в словах Леонарда сквозило самобичевание, призванное скрыть его грусть.
 
Хенрик не отреагировал, он знал, что за этим стоит, и понимал, что его друг хочет остаться наедине с обидой, которая так и осталась затаенной за его словами. Демонстративно равнодушно Хенрик спросил: "Кто строит?»
 
Леонард дал понять, что строит шары он. Не выпуская изо рта тлеющую сигарету, он достал треугольник и поднимал коробку с шарами на бильярдный стол, когда вспомнил: "Тобиас, возможно, еще придет".
 
Хенрик рассеянно ответил: "Один?» , глядя на группу молодых людей, стоявших в противоположном конце комнаты, - семеро- человек, всем около двадцати лет. Ему показалось, что он знает одну из них. Вместе с двумя подругами она с удовольствием подтрунивала над молодыми парнями из этой группы. Только один из них реагировал на это как-то болезненно, видимо, он был ее парнем.
 
Хенрик сделал глоток из своей бутылки, поставил пиво на маленький круглый столик и встал. Взяв с настенного держателя бильярдный кий, он натер его кончик синим мелом. В направлении молодых людей висел телевизор, прикрепленный к стальной раме потолочного крепления. Без предупреждения он включился и громко и назойливо стал транслировать деловые новости частной телекомпании.
 
"Неужели нельзя было сделать потише?» - посетовал Леонард. Хенрик пожаловался на душную атмосферу: "Видимо, здесь даже нет нормальной вентиляции". Дым неприятно резал горло, на что Леонард ответил: "Я спущусь вниз через несколько минут и разберусь с телевизором. Мне все равно надо в туалет".
 
Хенрик уже не слушал, он снова взглянул на молодую женщину, которую как бы узнал и которая теперь громко смеялась, размахивая бильярдным кием и взмахивая своими белокурыми локонами. Хенрику нравилось смотреть на нее. Не в последнюю очередь потому, что ее беззаботный женственный смех сочетался со смущенным, почти неуверенным жестом.
 
Обтягивающие джинсы подчеркивали ее стройную фигуру - идеальное соотношение талии и бедер. В соответствии с теплым летним сезоном верхнюю часть тела украшала розовая футболка, ткань которой обнажала небольшой животик. Но одного этого было недостаточно, чтобы привлечь внимание Хенрика. Только ее лицо - что-то знакомое в нем - казалось, привлекло его: У нее были выразительные и уверенные черты, слегка бросающиеся в глаза, которые изящно подчеркивал красиво изогнутый лоб. Помимо выступающего узкого подбородка, усиливающего выразительность полных губ и тонкого носа, у нее были большие глаза, темные, обрамленные ресницами. Создаваемое впечатление глубины подчеркивало тонкие скулы. А роскошная копна белокурых локонов волшебным образом завершала ее мягкий, женственный облик.
 
Леонард заметил этот взгляд Хенрика и язвительно прокомментировал: "Может, ты наконец-то нашел любовь всей своей жизни?» , не в последнюю очередь потому, что именно об этом часто напоминал ему его друг. Леонард начал игру, и ни один из шаров не упал. Хенрик выбрал один из полновесных шаров и положил его в лузу, оставив рядом следующий. Затем Леонард загнал в лузу полновесный шар.
 
Хенрик поискал, чем бы оттереть пальцы - вся его левая рука была измазана синим мелом. На столе лежала использованная фиолетовая салфетка, и он потянулся за ней. Когда он осматривал бумагу на наличие неиспользованных участков, его взгляд упал на этикетку на салфетке: «Мюрилент"? Минуточку, - Хенрик на мгновение приостановился. Разве это не было написано на записке из бассейна? Следующие слова из документа автоматически воспроизвелись в его памяти. Тем временем по комнате громко разносилось сообщение телевизионного канала новостей: "По этим причинам президент США приветствовал призыв главы правительства Израиля не поддаваться на провокации, чтобы не лишить Ближний Восток шансов на мир в долгосрочной перспективе".
 
"Не поддаваться на провокации»- именно эти слова были написаны в записке! Хенрика парализовало, он застыл на месте, продолжая смотреть на салфетку с надписью "Мюрилент". Это не может быть совпадением... или он вот-вот сойдет с ума?
 
Он поднял глаза от салфетки и посмотрел на Леонарда. Тот только что завершил свой удар, третий из его шаров уже упал в лузу, и он искал новый, нужный удар. Взгляд Хенрика вернулся к группе молодых людей.
 
Белокурая женщина стояла, отвернув лицо от Хенрика, и он несколько секунд смотрел на нее в таком положении. Спустя мгновение, как по волшебству, она неуверенно повернулась к нему лицом. Их взгляды встретились с некой решимостью, о которой нельзя было не сказать. Хенрик понял, что это не ассоциируется у него с сексуальностью, он не почувствовал раздражения или дискомфорта, скорее, он ощутил доверие.
 
Хрупкая девушка снова отвернулась, ее прежняя веселость сменилась задумчивым выражением лица, почти апатичным, как будто она справлялась с каким-то смятенным чувством. Когда друзья заговорили с ней, она лишь мимолетно улыбнулась - казалось, она пытается скрыть свой дискомфорт.
 
Хенрик по-прежнему смотрел на хрупкую девушку. Ситуация здесь казалась ему сюрреалистической. Особенно его озадачило только что полученное сообщение. Как он должен был его понять? Можно ли вообще что-то понять? Он начал сомневаться. Наверное, с ним самим что-то происходило.
 
"Эй, что случилось? Выбери шар!» - с нетерпеливым недоумением потребовал Леонард от своего друга, уставившегося на игровой стол. Хенрик покачал головой и сконфуженно извинился за свою заминку. Сфокусируясь, он положил один из шаров в лузу.
 
Тем временем кудрявая блондинка незаметно оглянулась в поисках Хенрика. Она выглядела растерянной, обеспокоенной. Она сидела на одном из стульев возле столика с подносом, зажав бильярдный кий между ног. Тем временем Хенрик успел заметить, как один за другим со стола исчезли четыре бильярдных шара. Пятый шар остановился совсем недалеко от цели. Удовлетворенный, он снова сел в кресло и посмотрел на молодых людей, которые собирали свое оборудование и покидали зал. И снова он небрежно перевел взгляд на девушку. На этот раз их взгляды не встретились, она смотрела на своих друзей и оставалась на своем месте без каких-либо видимых эмоций.
 
Что с ним было не так? Почему он испытывает какое-то доверие к этой девушке? Наверное, ему все привиделось! Наверняка блондинка почувствовала, что ей неприятен этот зрительный контакт, и поэтому так явно отвернулась. Возможно, она даже проецировала на него свои неприятные, невротические переживания, возможно, он напоминал ей неприятного человека. Что бы это ни было, она должна была воспринять это как беспокойство. И наоборот, его чувства должны были быть основаны исключительно на сексуальном интересе к этой женщине - его подсознание хотело, чтобы она обратила на него внимание.
 
К его завершающим размышлениям добавилось кислое соображение, что соответствие, которое он приписывает салфетке и новостному сюжету, должно быть расценено как параноидально-шизофренический эпизод. Очевидно, с ним что-то не так, он все чаще устанавливает связи, которые, несомненно, являются бессмыслицей. Возможно, Бахшпиль вложил ему в ухо "блоху» со шпионами, и теперь он, в силу своего хождения по канату между научной психологией и эзотерикой, стал вплетать в свои рассуждения всякую чушь.
 
Но так ли уж далеко он зашел? У него было понимание самого себя - он все еще замечал, когда в его мыслях появлялись параноидальные черты. Это доказывало, что в его голове есть порядок, хотя он и должен был признаться себе, что все ближе подбирается к классическим галлюцинациям.
 
Но надо было что-то делать. Он задумчиво почесал затылок и понял, что процесс идет неправильно. Он посмотрел на свою левую руку и увидел, что ноготь на безымянном пальце не обрезан. Он удивился. Неужели он не позаботился о том, чтобы подстричь все ногти еще на лужайке у бассейна? Раньше с ним такого не случалось.
 
Хенрик, похоже, выигрывал игру. Он был доволен, что так быстро выиграл ее в свою пользу. Леонард снова отпил из своей бутылки пива. Внезапно Хенрику захотелось расспросить несчастного о его неудачных отношениях, даже если при этом он пренебрегал необходимой деликатностью по отношению к своему товарищу.
 
"А разве Катя не была помолвлена, когда вы с ней познакомились?»
 
"Она собиралась замуж через несколько месяцев. А что?»
 
"И... Она вернулась к нему?»
 
"Возможно". Леонард наклонился через стол, вопрос изменил напряжение в его теле. "Иногда в своих мыслях она, казалось, была где-то в другом месте... возможно, с ним. Полагаю, она очень любила его и в то время, когда мы были вместе. Ей просто хотелось перемен, хотя бы ненадолго. В ее ситуации это было понятно, да и весело". Леонард со всей силы ударил кием по одному из своих половинных шаров и, когда тот откатился, неожиданно забил в лузу один из полных шаров Хенрика. В бессилии он поднял глаза к потолку и устало добавил к своему отчету: "Вообще-то она была в моем вкусе, все было как надо. Пока она снова не услышала о своем прежнем мужчине...» На лице Леонарда сохранялось недовольное выражение. "Я просто не понимаю, как она может быть привязана к человеку, с которым прожила семь бесконечно скучных лет. Она все время говорила о том, как скучно, уныло и бессмысленно было с ним... только для того, чтобы снова передумать? Двойственность, полный абсурд... Ты знаешь, как это называется?»
 
Хенрик выбрал следующую рюмку и ответил на вопрос претенциозно: "Любовь?»
 
Усмехнувшись и чуть громче, Леонард лаконично ответил: "Нет, болезнь. Это просто болезнь! Сначала она его бросает, а потом осознает... - мужчина презрительно повысил голос, подражая избалованной женщине, - о, у моего прежнего мужчины были свои достоинства. Что ж, теперь, когда я развлеклась, я лучше снова приму решение в его пользу. Кыш, кыш, обратно в свою коробку!»
 
Леонард поставил кий на пол. Вид у него был сокрушенный. Он закончил свою лекцию прямолинейным выводом: "Знаешь, что бы ты ни имел в виду своими вечными психологическими измышлениями: женщины все одинаковы - они расчетливы. Просто они находят это красивым или удобным для себя".
 
"А почему я должен видеть это иначе? Но ты считаешь, что ты лучше Кати?»
 
"В чем?»
 
"Что ты не хочешь получить от нее максимум удовольствия? Максимум удовольствия, пользы, острых ощущений от нового. Будем откровенны, тебя все равно не интересуют длительные отношения. Ты любишь разнообразие и свободу. Ты бежишь от отношений, потому что боишься ответственности и доверия. Кроме того, отношения должны давать тебе уверенность в себе, а неожиданный отъезд Кати лишил тебя ее в двух смыслах: тебе нечем похвастаться, и ты испытал явное отвержение, которое сейчас сильно подрывает твою самооценку".
 
Леонард уклонился от ответа на сказанное и промолчал. Он часто принимал критику без возражений и, как правило, нуждался в ней. Не то чтобы он принимал это близко к сердцу, но, по крайней мере, это способствовало тому, что некоторые черты его характера возвращались в его сознание более четко.
 
Неожиданно Леонард объявил, что спускается вниз, чтобы попросить хозяина магазина выключить телевизор в бильярдной. С пустой бутылкой пива в руке он исчез на лестнице.
 
Теперь ход был за Хенриком. Он проигнорировал кратковременную вспышку мигрени и в отсутствие своего товарища принялся за выполнение удара. На этот раз он не стал сразу бить шар. В глазах снова вспыхнуло, он моргнул - и снова резкое, но короткое жжение в виске. С удивлением он понял, что телевизор больше не работает - он даже не заметил, как он погас. Теперь откуда-то из приятной тишины до него доносилась едва слышная мелодия.
 
"Может, тебе на самом деле хочется еще пива?» Леонард на удивление быстро вернулся с нижнего этажа и держал в руке новый бокал пива.
 
"Нет, еще осталось", - ответил Хенрик, - "Зачем ты покупаешь пиво? Я думал, что плачу за него сегодня?»
 
"Я забыл. Я просто столкнулся с Тобиасом и его девушкой. У них, правда, были свои планы, так что они отправились дальше".
 
В половине одиннадцатого, после четырех затяжных партий в бильярд и трех партий в дартс, сопровождавшихся ностальгическими и тоскливыми разговорами о юности и студенческих годах, захмелевшие друзья решили расходиться. Леонард, слегка подвыпивший, пошатываясь, спускался по крутой лестнице бильярдного кафе. Хенрик сдал бильярдные шары у стойки рядом с игровыми автоматами и заплатил оставшуюся сумму.
 
Во время их встречи начался сильный дождь, капли, длинные, как нити, падали перед выходом из зала игровых автоматов. Ливень создавал сильный гул в эхе тесно набитых домов. Леонарда ливень не беспокоил. После быстрого рукопожатия он, не раздумывая, направился сквозь усиливающийся дождь к своей машине, которую припарковал в нескольких кварталах от входа. Хенрик все еще сохранял терпение: не стоило приятеля просить его подвезти, он бы только промок без необходимости, а он все равно жил всего в семи минутах ходьбы от кафе у бассейна. Он просто подождал, пока ливень утихнет настолько, что он смог бы двигаться дальше относительно сухим под навесами многочисленных торговых пассажей. Утешало его и то, что с того места, где он находился, открывался впечатляющий вид на опустевший центр города: бульвары и тротуары со сверкающими каскадами воды, стекающими по асфальту, и фонари, мягко освещающие окрестности.
 
Однако, вопреки его ожиданиям, дождь продолжался. Прошло еще десять минут, и у Хенрика пропало желание стоять без движения. Раздраженный, он надел пиджак. Накрыв голову задней тканью, он бросился к навесу магазина, расположенного в 20 метрах от него. К сожалению, он понял, что за время этой короткой пробежки пиджак уже полностью промок. Но время для еще одного прыжка под соседний навес еще оставалось.
 
Он бросился вправо, ко второму укрытию в нескольких шагах от него. Далеко он так не уйдет, это точно, особенно до дома. Может быть, ему удастся поймать такси? Он пошарил в пиджаке в поисках мобильного телефона. Слава Богу, он взял его с собой! Он быстро положил его в карман сухих брюк, чтобы влага не повредила его. Звонить не хотелось, пока дождь окончательно не прекратится.
 
Он посмотрел вдоль тротуара на соседний козырек, находившийся примерно в 25 метрах, от которого до конца улицы шел узкий карниз, обрамлявший следующие друг за другом здания. Это может сработать, подумал он, - тогда он сможет продвинуться вперед, не попортив пиджак. Прежде чем поспешить, он еще раз посмотрел на противоположную сторону улицы. Вон там, у сухого входа в зал универмага, поддерживаемого широкими колоннами, в фойе, где было достаточно места, задерживались трое прохожих без зонтиков. При ближайшем рассмотрении он понял, что за колоннами стоят еще несколько прохожих, молча ожидающих окончания ливня.
 
Один человек стоял в одиночестве возле крайней колонны слева. В отличие от других людей, у него на запястье висел зонтик. Сейчас он смотрел на Хенрика - по крайней мере, так казалось в рассеянном свете. С большого расстояния Хенрик не мог понять, действительно ли парень смотрит на него или ему это только кажется. В восприятии того, что не соответствовало действительности, сегодня не было ничего нового.
 
Неожиданно мужчина поднял руку, испугав Хенрика. Ладонь его была направлена наружу - приветствие?
 
Хенрик поправил пиджак. Чтобы в целости и сохранности миновать скользкие булыжники соседнего перекрестка, он отправился в путь осторожным шагом. Только бы не ошибиться, - горячо молился он, преследуемый зловещим чувством, что, несмотря на всю свою осторожность, он сейчас влетит туда.
 
Неуклюжими шагами он добрался до фасада дома, к которому стремился, и тут же снова обернулся, чтобы увидеть человека у входа в универмаг. Хенрик осмотрел колонны. Парня не было. Отлично, - он был раздосадован своим поведением, - таким образом он только подпитывает свою паранойю.
 
О, Боже! Вот и он! Парень раскрыл свой зонт - огромную желтую штуку - и направился в ту же сторону, что и он, на другую сторону дороги. Не теряя времени, Хенрик сорвался с места и стал ускоренным шагом преодолевать расстояние до крытого фасада. Он уже не знал, то ли его поспешность объясняется дождем, то ли он уже убегает от этого человека. Конечно, его испугало приветствие, но можно было предположить, что этот жест предназначался кому-то другому - тому, кого Хенрик не мог видеть.
 
Через две стремительных минуты он добрался до конца обычно оживленной поздним вечером набережной, где заканчивался и его навес. От этой точки - на перекрестке в центре города - до квартиры было добрых пять минут. К сожалению, ему было трудно понять, достаточно ли укрытий на этом маршруте.
 
Вот это да! Еще одна дрожь пробежала по конечностям Хенрика. Этот парень со странным желтым зонтом шел за ним вплоть до тротуара на противоположной стороне дороги! Теперь он остановился прямо на краю перекрестка перед дорогой, ведущей к дому Хенрика.
 
Дождь хлестал по стройному мужчине, который спокойно смотрел на Хенрика. На нем был темно-синий пиджак и черные брюки. Кроме ярко-желтого зонтика, он ничем не выделялся.
 
У Хенрика пересохло во рту, как он полагал, из-за бега, а не из-за страха. Его глаза обшарили пространство вокруг мужчины. Может быть, он ждал зеленого света? Ерунда, пешеходные светофоры были выключены!
 
Чтобы успокоить себя, Хенрик прикинул: должно быть объяснение тому, куда он направился, простая, решающая причина, которую он не сразу распознал из-за своего волнения. Может быть, этот мужчина и есть тот самый человек, которого он видел ранее в фойе торгового центра? При таком размытом обзоре нельзя было исключить возможность галлюцинаций...
 
Но независимо от того, был ли это бред преследования, галлюцинации или что-то еще, парень неподвижно стоял на вершине противоположного угла перекрестка, в грозу, в которую никто не стал бы заходить надолго ради забавы или удовольствия.
 
При виде своего предполагаемого преследователя Хенрик снова положил пиджак на голову и решил отвлечься - даже если это означало, что домой придется возвращаться совершенно промокшим. В этот момент, уже собираясь уходить, он увидел, что незнакомец направляется прямо к нему по бульвару, который ненадолго освободился от транспорта.
 
Хенрик бросился бежать. На перекрестке он свернул направо с того направления, по которому бежал, и, не совсем понимая, что происходит, нацелился на светофор, расположенный в ста метрах от него. Он уже мчался через дорогу. К проявившейся панике теперь примешивалось дополнительное, весьма неуместное в данной ситуации чувство - игривое, почти веселое возбуждение.
 
Он изменил курс и направился по улице, которая привела его в оживленный район, полный дискотек, баров, кафе и развлекательных заведений. Этот район мог ему пригодиться, если парень продолжит его преследовать. Из предосторожности, чтобы еще больше запутать своего преследователя, Хенрик вслепую побежал по узкому, тускло освещенному переулку. На полпути справа показалась прямая темная лестница, на вершине которой он увидел защитный козырек. Он проверил, не остался ли парень позади, подождал еще несколько секунд и поднялся по укромной лестнице.
 
На самом верху психолог затаил дыхание. Ливень... Сердце заколотилось. Он с тревогой прислушивался, не приближается ли кто к нему по наклонной аллее, не появится ли внизу тень. Оглянувшись через плечо, он увидел, что находится прямо перед входом в небольшую парикмахерскую.
 
Его пиджак промок насквозь. Он посмотрел на дверь парикмахерской, затем на витрину, которая занимала всю стену здания на втором этаже прямо у перил - свободно в воздухе, без крыльца. Обычное окно здания было превращено в витрину. Все здание фактически представляло собой многоквартирный дом, в котором отдельная лестничная клетка была использована для переоборудования квартиры на втором этаже под парикмахерскую. Обычный вход для жильцов находился в нижней части здания.
 
Он рассеянно разглядывал фотографии тщательно подобранных моделей парикмахерской. Причудливые формы, яркие и насыщенные цвета, угловатые стрижки, странные прически - так, как в повседневной жизни не причесывается ни одна женщина.
 
Его внимание привлекла фотография поменьше. Кудрявая красавица-блондинка с безупречным макияжем и безупречным лицом. Он непроизвольно вспомнил молодую женщину в фотокомнате, у которой была такая же кудрявая прическа. На основе этого сравнения Хенрик теперь ясно осознал, что в основе его прежнего внимания должно было лежать чисто сексуальное желание - не чувство доверия, а вульгарное эротическое вожделение, не более того.
 
Отвернувшись от образов, он вдруг почувствовал резкую боль в правом виске - мигрень вернулась. Быстро среагировав, он зажмурил глаза и приложил руку к голове. Боль длилась удивительно короткое время, и через две секунды она странным образом полностью исчезла.
 
Бросив взгляд на лестницу, он понял, что дождь уже ослаб. Дождь еще шел, но уже не как из ведра. Он подождал, пока поток осадков превратится в струйку, и решился спуститься по узкой лестнице. Посмотрев налево, он проверил путь, по которому пришел, и пошел по оставшейся части туманной аллеи.
 
Невольно в голове Хенрика промелькнуло одно из высказываний Бахшпиля: "желать защищать себя шпионами в случае беды". Хенрик быстро отмахнулся от своих мыслей: он не был готов поддаться заблуждениям своего пациента, тем более применить их к собственной ситуации. И тут он заметил, что идет по слабым, едва заметным отпечаткам обуви, они блестели на мокром от дождя асфальте. Неужели здесь только что кто-то проходил? Он никого не видел.
 
В конце пустынного переулка Хенрик вышел на ярко освещенную аллею, оживленную барами, пабами, клубами и ресторанами, типичными для этой части города. Он посмотрел на часы: уже за полночь?
 
Хотя дождь еще моросил, тротуары снова начали наполняться жизнью. Прохожие выходили из различных заведений, некоторые направлялись домой. А Хенрик все еще чувствовал, что его преследуют. И он подумал, не зайти ли ему в один из пабов. Так он сможет расслабиться и полностью отдалиться от своего охотника. Это также даст ему возможность осмотреть бары, которые так нравились ему в студенческие годы. Здесь же он познакомился с Дианой.
 
Постояв у верхнего выхода из тусклого переулка, Хенрик решил пойти по проспекту направо, чтобы не уходить далеко от своей квартиры. Мимо по мокрой от дождя проезжей части проносились машины, их фары слепили глаза. Он подумал, что фары установлены слишком высоко, но отражение от мокрой дороги только усиливало блики.
 
Наконец Хенрик остановился у окна случайного бара и заглянул внутрь. Относительно пустое заведение выглядело довольно приятно. Быстро оглядевшись по сторонам и убедившись, что он избавился от возможных преследователей, он вошел в паб. Он сел за один из многочисленных круглых керамических столов в центре помещения размером примерно 25 на 30 метров. На деревянной подставке с серебристо-металлическим покрытием лежала завернутая в пластик карта заведения, состоящая только из лицевой и оборотной сторон. Второе, отдельное меню спиртных напитков лежало на несколько потрепанном, почти незаметном меню мороженого. Как и следовало ожидать, цены на напитки были завышены, а товарный знак Coca-Cola был перечеркнут толстым черным маркером - продано?
 
Он сориентировался в салоне. За прилавком никого не было. Его внимание привлекли несколько занятых столиков, за которыми беседовали, смеялись или читали что-то за бокалом в одиночестве посетители. Работников не было видно ни вдалеке, ни вблизи - может быть, за перегородками, установленными для украшения? Он слегка наклонился вперед, чтобы заглянуть за богато украшенные перегородки и декоративные безделушки.

Незнакомец
 
"Добрый вечер, господин Мертен!» - сказал спокойный голос Хенрику. От неожиданности он чуть не упал со своего шаткого стула. Вздрогнув, он обернулся. За одним из столиков позади него сидел мужчина и изучал меню напитков. Окинув взглядом его фигуру, Хенрик понял, что тот смотрит в лицо своему преследователю.
 
«За мной следят", - более уместное замечание, как в банальном детективе, он в тот момент не смог произнести.
 
Незнакомец, сидевший за столом, скрестив ноги, совершенно спокойно, смотрел на Хенрика с естественным, почти знакомым выражением лица. Хенрик моргнул: неужели это тот самый парень, который следил за ним? На мгновение он засомневался. Он попытался восстановить образ преследователя из неясных фрагментов своей памяти.
 
Вот он, желтый зонтик! Он лежал на полу!
 
"Я не преследую вас. Более того, я пытаюсь вас отыскать".
 
Хенрик непонимающе покачал головой и возразил, дернув уголками рта: "Вы хотели меня отыскать? Извините, но это не совсем похоже на поиск", - и стал громче: "Вы преследуете меня! Вы выслеживаете меня! Вы...», - он негодующе рассмеялся, - "Похоже, вы не все здесь".
 
Тем временем Хенрик обратил внимание на седые волосы на висках этого господина, а также на его стройную фигуру и возраст - его собеседник был тем самым парнем из бассейна! Возможно, это тот самый человек из вчерашней пятницы, который пытался испортить его машину на больничной стоянке. К своему неудовольствию, Хенрик осмелился на это намекнуть: "Вы были сегодня в бассейне. А вчера вы также стояли перед моей машиной на парковке клиники. Вы пытались...?»
 
"Почему бы вам не присесть ко мне за стол?» Незнакомец отодвинул правый стул рядом с собой и кивнул один раз. Он не проявлял никаких эмоций и оставался удивительно тихим и спокойным.
 
Не похож он на сумасшедшего, подумал про себя Хенрик, но быстро подавил эту мысль, так как вряд ли это было правдой. Набравшись смелости, он успокоил странного собеседника: "Вы знаете, что не очень-то пользуетесь моим доверием?»
 
"Догадываюсь", - улыбнулся джентльмен и задумчиво опустил глаза.
 
Готовый пойти на компромисс, Хенрик подготовил предложение: "Ну, допустим, я останусь здесь, а вы расскажете мне со своего места то, что вам так срочно нужно мне сообщить". Хенрик нахмурил брови. "Или здесь никто не сможет этого услышать?»
 
"Именно! Это недостаток", - спокойно возразил незнакомец.
 
"Ну, но здесь всего несколько человек". Хенрик демонстративно посчитал: "Четыре, пять, восемь человек, а официантов, возможно, десять". Работников за стойкой по-прежнему не было. "Итак, что вы хотите мне сказать?»
 
"Вам лучше присесть ко мне. Я говорю исключительно из ваших интересов. И интересов всех людей".
 
Хенрик ответил агрессивно: "Всех людей? Да что вы такое несете?» Он подавил вымученный смех, который тут же застрял у него в горле.
 
"Вы ответственны за зловещие вещи". У Хенрика перехватило дыхание от этого безумного заявления. Теперь он рассматривал фигуру незнакомца целиком, сверху донизу. 55-летний человек по-прежнему смотрел на него со спокойным, почти расслабленным спокойствием, ожидая, что Хенрик сядет и будет его слушать.
 
Вместо этого Хенрик еще раз огляделся по сторонам. Где же официантка? Повернув голову обратно к незнакомцу, он внимательно осмотрел видимые предметы, которые тот нес: зонтик на полу, пиджак за спиной на спинке сиденья...
 
"Как вас зовут? И что вам нужно?»
 
"Прежде всего, я хотел бы, чтобы вы присели ко мне. Не волнуйтесь, я не воткну вам нож в живот и не сделаю с вами ничего подобного. Мне просто нужно поговорить".
 
"И поэтому вы все время следили за мной? Ждали меня у клиники, в бассейне, а потом гнались за мной через весь город?»
 
Пожав плечами, мужчина оправдался: "Вы не остановились". Он подчеркнул свой глупый аргумент притворно-сладкой усмешкой - вокруг глаз образовались небольшие морщинки. Хенрик подражал необоснованным доводам: "Он просто хотел поговорить...» и протестующе закрутил головой: "Я не могу в это поверить".
 
"Ну что вы, господин Мертен. Мы же не агенты на подхвате. Давайте, я угощу вас выпивкой, а потом все объясню".
 
Чтобы подчеркнуть приглашение жестами, незнакомец несколько раз толкнул стул рядом с собой. Хенрик посмотрел на поверхность барного столика, покачал головой и глубоко вздохнул. Он еще раз огляделся, затем встал и медленно прошел к столику пожилого человека.  Он отодвинул металлический стул на несколько сантиметров и сел. Мокрый пиджак он пока оставил на себе.
 
"Ну, кто вы? Как вас зовут?»
 
"Меня зовут Вагнер. Рафаэль Вагнер. Зовите меня Вагнер. Что вы хотите выпить?»
 
"Ну, это уж совсем полный гротеск: "Зовите меня Вагнер» и «что я хочу выпить». Не похоже на агента в преследовании, правда? Вот черт...» Хенрик скрестил руки перед грудью и выразительно рассмеялся над абсурдной ситуацией.
 
"Да, я согласен, это действительно выглядит немного глупо. Тем не менее, все это не имеет ничего общего с фарсом".
 
«Хм, ну тогда хорошо». Хенрик кивнул с насмешливым пониманием, снова раскрыл сложенные руки и скрестил ноги. Он хотел как можно больше походить на зеркальное отражение своего преследователя, чтобы вызвать симпатию, которая, вероятно, еще понадобится ему в общении с этим странным человеком - в зависимости от того, когда он обезумеет и приставит пистолет к его голове.
 
"Вы мне не доверяете. Я вас не виню, - снисходительно усмехнулся Вагнер, - я просто хочу с вами кое о чем поговорить".
 
Хенрик отмахнулся от деликатно сформулированной просьбы: "Я знаю, что виноват в некоторых неблаговидных делах. Благодарю вас, я уже хорошо осведомлен о сути вашей просьбы". Вагнер на мгновение замолчал. Он принял гнев Хенрика с задумчивым, но понимающим выражением лица. Он снова обратился к нему с мягким вопросом: "Господин Мертен, не могли бы вы оказать мне одну услугу?»
 
"Какую?» - раздраженно спросил Хенрик.
 
"Никакой иронии или сарказма с вашей стороны, вы согласны? Пожалуйста, отнеситесь к тому, что я хочу вам сказать, с должным уважением и серьезностью. Вы не против?»
 
Хенрик был почти смущен пристойно изложенной просьбой Вагнера; губы Хенрика сжались, едва заметно для внешнего мира. Поколебавшись, мужчина наконец кивнул в знак согласия.
 
«И вы окажете мне еще одну услугу?  Абсолютно необходимую услугу".
 
Хенрик снова кивнул.
 
"Вы выслушаете все, что я вам скажу, все, что я вам скажу, до конца". Вагнер потянулся в левый нагрудный карман своего темно-синего, элегантного пиджака и достал серебристую металлическую пачку сигарет.
 
На последнюю просьбу Хенрик не ответил. Она показалась ему довольно провокационной. Одно только его молчание должно было означать согласие. Тем не менее, прикуривая сигарету, которую он достал из металлического портсигара, спичкой из коробки спичек, Вагнер спросил еще раз: "Вы согласны? Вы выслушаете все до конца?» .
 
"Да, я буду сидеть здесь и слушать все. Хотя бы потому, что иначе вы опять будете бегать за мной...»
 
"Хорошо...» Вагнер сделал несколько длинных затяжек - как будто хотел продемонстрировать свое превосходство и авторитет, а возможно, и сыграть на своей скрытности. Просто глупо, напряженно подумал Хенрик, это только усилило его нежелание. Он агрессивно бросил ему вызов: "А теперь продолжайте", намереваясь заставить этого мужчину казаться таким же непредсказуемым, как и он сам. Однако в сложившихся обстоятельствах реакция Хенрика выглядела достаточно неадекватной.
 
"Нет необходимости повышать голос", - холодно ответил Вагнер. Хенрик скрипнул зубами, сложив руки на скрещенных ногах. Незнакомец снова затянулся сигаретой.
 
"Хотите?»
 
Хенрик отказался, не сказав ни слова.
 
"Что ж, господин Мертен, будет лучше, если я начну с того, что вам лучше всего понятно, ... с того, что вам уже давно знакомо".
 
"Пожалуйста". Хенрик откинулся назад в небрежной, непринужденной позе и слегка наклонил голову вправо.
 
"Не только со времен изучения психологии вы питаете слабость к - назовем это так - изучению эзотерических тайных учений. Что само по себе не является основанием для того, чтобы преследовать вас в этом отношении". Непринужденно представленные Вагнером детальные знания шокировали Хенрика. Наступил своего рода паралич, который, по иронии судьбы, понадобился психологу, чтобы сдержать желание убежать.
 
"Хотя моя просьба связана с вашим хобби, причина, по которой я пришел к вам, на самом деле совершенно иная. Я имею в виду, что, даже изложив мою просьбу, вы совершенно не представляете, что именно за ней стоит - и насколько она важна". Вагнер снова улыбнулся Хенрику в блаженной уверенности. Хенрик, казалось бы, равнодушно прокомментировал появившийся рассказ о своей личной жизни: "Очень интересно, что вы обо мне выяснили. Впечатляет! Наверное, это потребовало больших усилий. И о чем же идет речь? Что-то связанное с моим хобби, но опять же нет? И, ... если вы объясните свою просьбу, я все равно не пойму, о чем идет речь? Все это звучит нелогично и непонятно".
 
"Ну, господин Мертен, это тоже не так. Не считая того, что это невозможно изложить в нескольких предложениях. Поэтому я и попросил вас дослушать меня до конца".
 
К столику подошла официантка. Хенрик заказал зеленый чай, а Вагнер - кофе с молоком и сахаром.
 
"Вы уже несколько лет активно работаете над расшифровкой пророчеств Нострадамуса и уже сделали несколько поразительных открытий. Помимо классических толкований и недомолвок провидца, которые можно интерпретировать всеми возможными способами, несколько дней назад вы открыли совершенно новый метод, с помощью которого можно получить поразительные результаты. Более точные, чем все, что когда-либо удавалось получить из видимых текстов центуриев. У вас есть мета-ключ - ключ, открывающий точную информацию о следующих 1800 годах человеческой истории".
 
У Хенрика возникла мысль, что Вагнер может быть журналистом, которому рассказал неприятный коллега-клиницист.
 
"Да, я открыл функцию дешифровки, - уверенно сказал Хенрик, не показывая своей нервозности, - но я пока не смог использовать ее в полной мере. Ее можно использовать только на компьютере. Очень сложно. Кроме того, нужен большой опыт в использовании старо-французского языка, иначе ничего не поймешь". Заявление о том, что для понимания печатных текстов нужен старо-французский язык, было призвано проверить, насколько Вагнер действительно знает о формулах Бахшппиля. В конце концов, все опубликованные до сих пор тексты были на немецком языке.
 
Мужчина снова мило улыбнулся: "Вы хорошо знаете старо-французский...? Так же хорошо, как и родной немецкий?» и затянулся сигаретой.
 
Итак, Вагнер знал, что на старо-французском языке ничего не издается - что еще мог предполагать этот холодный диагноз?  Но что на самом деле знал этот парень, особенно о нем самом? Хенрик воспрянул духом, готовый сложить все яйца в одну корзину. Откровенно говоря, он мог бы более достоверно выяснить, что на самом деле хочет от него незнакомец, и начать переговоры.
 
"Я владею формулами, лишь некоторые из которых мне пока удалось успешно расшифровать. Их секрет в том, что они работают только на основе центуриев Нострадамуса. За формулами стоят обычные тексты, неоднозначные высказывания, такие же невразумительные, как сводка новостей или параграф из учебника истории. Первую формулу я разгадал всего три дня назад и...» Внезапно Хенрик кое-что понял. Вагнер впервые появился на свет вскоре после исчезновения Бахшпиля, не так ли? Должна быть причинно-следственная связь.
 
"Скажите, как долго вы следите за мной?»
 
Вагнер добродушно улыбнулся и спокойно ответил: "Я слежу за вами уже около четырех недель".
 
"Что?» Это совсем не соответствовало предположению Хенрика: "Вы следите за мной... - он сморщил нос, - дольше, чем у меня вообще есть метод?»
 
Вагнер затянулся сигаретой и выпустил дым: "Господин Мертен, это сложно. Однако я слежу за вами только с пятницы".
 
"Тогда почему вы за мной следите? Вас кто-то послал?»
 
"Не волнуйтесь. Это не слежка и не внедрение друзей, знакомых или коллег по работе".
 
"Тогда в чем дело? А теперь признавайтесь! Не надо меня больше обманывать. В чем дело? Говорите прямо!»
 
Незнакомец усмехнулся, а затем серьезно ответил: "Мы знаем все о пророчествах".
 
Кого он имел в виду под "мы"?
 
"Отлично. И что это значит в конце концов?... Хотите, чтобы я рассказал вам, как применять формулы?»
 
Вагнер снова затянулся сигаретой и покачал головой, не впечатленный. Заказанные напитки оказались на столе, и тут Хенрика осенило. Бахшпиль сказал ему, что ему не дают опубликовать свои знания? Еще одна мысль промелькнула в его голове. Ну конечно! Он был втянут в какую-то историю между Бахшпилем и этим парнем! Они должны были иметь какое-то отношение друг к другу, обладать одним и тем же заблуждением или бороться друг с другом с помощью своих предопределенных "знаний". Забавляясь своей неопровержимой комбинацией, он прямо заявил Вагнеру о своем предполагаемом требовании: "Вы хотите, чтобы формулы оставались под замком. Результаты не должны быть опубликованы, верно?»
 
Незнакомец посмотрел на Хенрика, кротко улыбнулся, его рука потянулась к кофе.
 
"Господин Мертен, вы понимаете, что публикация подобной информации будет означать для будущих событий?» С раздраженным подтекстом Хенрик логично ответил: "Изменение истории". Он снова увидел полосы ауры.
 
"Верно! Но не только это". Вагнер стал более серьезным. "Это также означает, что вы действовали в соответствии с навязанными вам условиями".
 
Хенрик задумчиво сделал глоток из своего стакана с чаем.
 
"Я не понимаю. Как я, ... как я должен был действовать?»
 
"По плану вы должны были обнаружить мета-код и приступить к его расшифровке. Однако значимость вашей персоны планировалась как некая альтернатива и больше не имеет для вас никакого значения. Вы больше не предназначены для расшифровки кода".
 
Хенрик перестал пить и поставил чашку с чаем на стол. Правильно ли он все понял? Он должен был найти все это, но в то же время не должен был? Ему пришла в голову мысль, что его собеседник - кто-то из эзотерической организации или что-то подобное. Некий странный парень, который вместе с единомышленниками предается оккультизму или сверхъестественному, ориентируясь на самоопределенные способы функционирования. Непредсказуемые.
 
"Вы состоите в какой-то тайной научной организации? Ну, знаете, сумасшедшие псевдоученые? Или масоны?» Хенрик сделал еще один глоток из своей чашки с чаем. Само собой разумеется, что Вагнер не состоял ни в какой подобной организации, он просто хотел немного польстить ему.
 
"Нет, - невозмутимо покачал он головой. "Ничего подобного. Я просто хотел бы попросить вас уничтожить расшифрованные данные вашего мета-кода и формулы, находящиеся в вашем распоряжении. И сделать бесполезной любую информацию, которая могла бы привести к этому, или которая могла бы помочь восстановить и повторно использовать формулы и данные". Вагнер почесал уголок рта и нерешительно добавил: "А вы сами должны забыть об этом".
 
Хенрик счел эту просьбу дерзостью. Его также раздражало обязательное и краткое объяснение Вагнера. Оно звучало просто неубедительно. Психолог ненадолго задумался, не стоит ли за этим кто-то другой, может быть, коллега?
 
"И почему я должен подчиниться? Назовите мне действительно вескую причину для уничтожения материала. Кроме того, я все равно буду использовать результаты только для себя".
 
"Вы не будете. Вы не будете использовать результаты только для себя. В свете некоторых событий, которые произошли, вы будете склонны что-то раскрыть".
 
"Откуда вы это знаете?»
 
Вагнер подождал, прежде чем объяснить спокойно, но бессмысленно для Хенрика: "Потому что это человек".
 
Хенрик посмотрел на своего собеседника скептически, с оттенком унылой невозмутимости. Незнакомец доверительно стал объяснять ему причины: "Нострадамус не был ни гадателем, ни магом, ни мистиком, ни пророком. Ничего подобного. Его дар не имеет ничего общего с тем, что можно было бы отнести к сверхъестественному. Он - своего рода проект, один из многих проектов... Как и вы".
 
Вагнер поправил стул, почесал тыльную сторону левой руки и, наконец, затушил недокуренную сигарету в переполненной настольной пепельнице. В следующее мгновение он достал из портсигара еще одну папиросу. Слегка пошатываясь, он взял с соседнего стола пустую пепельницу и снова достал маленький коробок со спичками.
 
"Мишель де Нотрдам - как вы знаете, настоящее имя Нострадамуса - был обычным врачом, у которого были свои увлечения. Как и у вас". Вагнер указал спичкой на Хенрика, улыбнулся и продолжил свои замечания с наводящими на размышления аллюзиями: "Не правда ли, он был удивительно хорош в качестве провидца? Предположительно конфиденциальные знания из тайных обществ и священных наук, очевидно, генетически привитые его бабушкой и дедушкой? Поездка в Египет, во время которой он сделал великие открытия? Вы знаете его историю. Что обычно говорят о нем люди: Сомнения и тайны. Не кажется ли вам, что легенды, связанные с ним, классические, почти типичные для таких приписываемых предсказателю способностей?»
 
Вагнер зажег сигарету и погасил пламя спички. Хенрик пожал плечами. Какое отношение это должно было иметь к предполагаемой публикации будущих событий? Он устало погладил лицо и глаза.
 
"Ну, я не хочу больше держать вас в напряжении". Вагнер прочистил горло. "Все свои пророчества Нострадамус делал сам, но всю информацию о будущем он получал из будущего, от третьих лиц. Он никогда не пророчествовал. Образно говоря, он просто заглядывал в некий учебник истории и думал о том, как на основе этого содержания, с одной стороны, создать свои пророческие стихи, а с другой - как убедительно оставить потомкам свою личность и свой якобы прорицательский талант в максимально сомнительном, но все же загадочном виде... Не предполагали ли вы когда-нибудь нечто подобное в отношении провидца?»
 
"Интересно! Но как насчет формул? Как Нострадамус ввел мета-код в центурии? Он использовал компьютер?» Сейчас перед ним был Вагнер, хотя Хенрик точно знал, что формулы создал Бахшпиль.
 
"Мета-код генерировался только после создания центуриев - из существующего текстового блока центуриев. Используя эту буквенную основу и определенный алгоритм, создавались формулы из сообщений о будущих событиях... Но вы уже сами догадались об этом".
 
Это было очевидно, подумал Хенрик, действительно творение Бахшпиля и этого Хайни. Вагнер продолжал: "Перед Нострадамусом стояла задача исказить читаемые стихи до неузнаваемости запутанными формулировками. Тем не менее, даже в этих запутанных описаниях прослеживается четкая картина истории. Не резкая, скорее непрозрачная, иногда двусмысленная и даже заведомо ложная. Если бы людям говорили всю правду об их будущем, все вышло бы из-под контроля, поэтому Нострадамус был вынужден писать зримые стихи так, чтобы их можно было отвергнуть как сомнительный вздор - как суеверие, мистику, бред, интерпретацию, всегда психологически объяснимую. . Безупречный, не вызывающий подозрений камуфляж, потому что ничто не может быть однозначно доказано".
 
Удивительно, но Вагнер достал из кармана пиджака сложенную посередине записку и положил ее на стол перед Хенриком, сопроводив жестом, чтобы тот пока не открывал ее.
 
"Поэтому все предполагают - и обыватели, и научная психология, и даже парапсихологи и эзотерики, - что четверостишия Нострадамуса в конечном счете являются простыми приемами интерпретации. Это важно, почти необходимо для того, чтобы сохранить полезность проекта".
 
Хенрик прервал Вагнера в его объяснениях: "Вы предполагаете, что это манипуляция временем? Кто-то дал Нострадамусу учебник по истории, из которого он составил центурии?» Хенрик пожал плечами. "Но тогда кому выгодны эти предсказания, на что они годятся?»
 
Вагнер помешал свой кофе и выпил. Затем пояснил: "Да, в более тонком смысле это можно назвать манипуляцией временем. Потому что стихи означают, что на будущее Нострадамус влиял, намеренно или нет. Он видел будущее, на которое сам косвенно влиял через популярность своих стихов. Другими словами, цикл, который порождает и исполняет сам себя - подобно математическому уравнению".
 
Усталость Хенрика неумолимо нарастала. Вагнер снова затянулся сигаретой и спросил: "А теперь к вам: как вы думаете, в какой степени сам Нострадамус знал, какую шестеренку он играет в этом часовом механизме? Знал ли он, к чему все это приведет?... А вы знаете, о чем идет речь?»
 
Хенрик понял - Вагнер уже отвел ему более глубокую роль в своем безумии. Психолог пристально посмотрел на незнакомца и предположил, что тот может быть только бывшим психиатром. Вполне логично, что когда-то он был пациентом его клиники.
 
"А что это за записка?» - отмахнулся Хенрик.
 
"Оставьте ее себе. Откройте ее, когда захотите. Это прояснит ситуацию".
 
Не впечатлившись, Хенрик взял записку и положил ее в карман брюк рядом с бумажником. Втайне он размышлял о том, как можно было бы избежать этой жуткой встречи.
 
"Эта записка должна прояснить мне ситуацию? И что же она проясняет?» Хенрик снова отпил чай.
 
"В данный момент более подробная информация была бы преждевременной. Это может напугать вас".
 
На данный момент? Вагнер собирался встретиться с ним снова?
 
"Ну что ж, - устало объявил Хенрик, - вы не будете возражать, если я на минутку отлучусь в туалет?» Хенрик поднял брови и шутливо добавил: "Не волнуйтесь, я вернусь. Я должен избавиться от вас разумным способом, иначе потом вы снова окажетесь у меня на заднице".
 
Вагнер настороженно улыбнулся, как бы сочувствуя желаниям собеседника - куда бы ни привел его теперь этот путь. Хенрик встал, пробрался через полосу препятствий из керамических столиков и пошел по указателю с надписью "Мужчины". В задней части паба он свернул в узкий коридор, который продолжался вниз по лестнице. Когда он достиг нижней ступеньки лестницы, перед ним раскинулся скудно освещенный, почти клаустрофобный подвальный коридор. Резкое чувство страха заставило его непроизвольно вздрогнуть и осознать свое положение. Продвигаясь по узкому туннелю, сопровождаемому тихой скрипучей музыкой из старых мини-колонок, Хенрик открыл правую дверь мужского туалета, расположенного в конце мрачного тупика. Ручка была заклиненной. Он вошел в помещение и прислонился к входу изнутри. Суетясь, он достал из кармана брюк мобильный телефон.
 
Нет приема сети!
 
"Черт", - сказал он шепотом. Не верилось, что такая глупая история бывает не только в триллерах или криминальных романах.
 
Пахло теплом и влагой, немного напоминающей мочу. Хенрик нахмурился, оглядывая предбанник обветшалого мужского туалета. На стене красовался старый умывальник с вращающимся краном - без мыла, бумажных полотенец, зеркала и сушилки для горячего воздуха. На противоположной стене висел дурацкий плакат с изображением земного шара с гигантским ртом, откусывающим верхнюю половину Земли - реклама йогурта.
 
Слабо гудящая неоновая трубка, расположенная между зоной мытья рук и туалетной секцией, была единственным источником света в этих неуютных помещениях. За небольшой перегородкой Хенрик заглянул в туалет: три писсуара у стены и закрывающаяся туалетная кабинка. Резко толкнув пальцем полуоткрытую дверь туалета, Хенрик открыл вид на унитаз с сиденьем. Над ним находилось большое, легко открывающееся окно. Слава богу, он находился в подвале, значит, был выход!
 
С отвращением, но твердо решив бежать, он быстро вдохнул, сбил вниз туфлей сиденье унитаза, которое все еще выглядело чистым, забрался на него и схватился за ручку большого окна. Оно распахнулось с глухим "флюп» и захлопнулось перед Хенриком. Слегка захлебнувшись мокрой росой, он сумел удержаться на сиденье унитаза своими черными туфлями. Подумав о том, насколько грязным должен быть этот оконный проем, Хенрик нехотя ухватился правой рукой за раму, левой уперся в кафельный выступ окна, изо всех сил подтянулся и, наконец, остался сидеть в оконной раме в положении сидя на корточках. Как и ожидалось, он увидел под собой мокрый пол темного двора в двух с половиной метрах. Он ведь ничего не оставил на столе наверху? Нет, и мокрый пиджак был надет на тело. Он подождал еще несколько секунд, затем прыгнул.
 
С минуту он искал выход из мрачной обстановки. Черт! Неужели здесь нет ни ворот, ни двери? Даже запертой? Черт! Об этом он не подумал в своем стремлении убежать - тогда он окажется в ловушке, ведь во дворе не было ни одного крупного, штабелируемого предмета, который позволил бы ему вернуться через окно туалета высотой больше человеческого роста.
 
И тут Хенрик заметил приоткрытую железную дверь, за которой слышался шум проезжающих машин. Он распахнул ржавую, скрипучую дверь и вышел на тротуар. Недолго думая, он узнал это место. Если бы он пошел по крутой тропинке вверх, а затем повернул направо за угол, то оказался бы перед баром.
 
И хотя из чистого любопытства ему захотелось посмотреть на сидящего там Вагнера и поинтересоваться, что с ним, Хенрик не поддался этому желанию. Он хотел сохранить свое преимущество. Взглянув на часы, он увидел, что с момента его исчезновения прошло около трех минут. Значит, он еще не должен был вызвать подозрений Вагнера.
 
Позади осталась шумная суета зала игровых автоматов, и Хенрик с замиранием сердца покинул жуткое место встречи - точно в направлении переулков, которые привели его в этот район около 20 минут назад. Несмотря на облегчение, его начали мучить неизбежные вопросы: встретится ли он еще раз с этим сомнительным человеком и будет ли эта встреча такой же ненасильственной? Оставалось надеяться, что у Вагнера нет его адреса. Но гораздо важнее было то, для чего этот псевдосекретный ученый вообще придумал эту историю. Как он все это придумал? Это должно было быть связано с игрой Бахшпиля.
 
Релятивизация
 
Когда он приехал домой, его тревоги усугубились уверенностью в том, что Вагнер мог быть просто бывшим пациентом его клиники. Завтра, в психиатрическом отделении, он докопается до истины. Однако он не мог удержаться от того, чтобы не позвонить сегодня вечером дежурному врачу и не поинтересоваться о бывших пациентах. Может быть, его коллега что-то знает.
 
Высушив феном волосы и надев что-нибудь сухое, Хенрик поискал в гардеробе прихожей свой пиджак на предмет промокших вещей. Затем он прошел в гостиную, достал из карманов брюк мобильный телефон, ключи и бумажник и положил все вместе на небольшой телефонный столик рядом с диваном. Маленькая записка Вагнера выскользнула и незаметно для Хенрика упала на паркетный пол гостиной. Он сел на диван, снял трубку беспроводного телефона и набрал номер клиники.
 
"Добрый вечер, Оливер, - начал он свою извиняющуюся речь, - простите, что звоню так поздно, - его взгляд упал на лежащий на полу листок бумаги, - но у меня есть несколько очень срочных вопросов". Хенрик поднял бумагу. "Это касается одного из пациентов клиники". Он бесстрастно развернул листок. "Знаете, всегда можно...» Хенрик сделал паузу.
 
На записке было написано 0.55. Его взгляд автоматически переместился на настенные часы - они показывали точно то же время, которое было указано в записке. Еще до того, как он сообразил, что к чему, он интуитивно понял, что означает записка. Он рассеянно посмотрел на журнальный столик.
 
"Хенрик, в чем дело? Ты все еще здесь? Все ли в порядке?» - доносилось из трубки. Палатный врач пытался повторить запрос еще несколько раз, пока Хенрик наконец не спохватился: "Да, Оливер, - продолжил он свою просьбу, - извини, что позвонил тебе так поздно. Сегодня ночью у меня произошла очень странная встреча, которую я не знаю, как классифицировать. Мужчина средних лет - он назвался Рафаэлем Вагнером - последовал за мной в бар. Там мы разговорились, и он рассказал о некоторых очень странных вещах".
 
Оливер обратился к Хенрику: "Ты хочешь что-нибудь узнать о нем? В такое время?»
 
"Ну, я просто хотел спросить, были ли у нас за последние несколько лет пациенты-мужчины по фамилии Вагнер. Ты помнишь кого-нибудь из них? В возрасте от 50 до 60 лет. С предполагаемой параноидально-шизофренической клинической картиной".
 
"Трудно сказать. В любом случае, такого пациента ты бы не знал? Я не могу вспомнить никого подобного. Кроме того, это слишком большой период, слишком много пациентов. Хотя, по-моему, два года назад у нас был гебефренический пациент по фамилии Вагнер. О нет, ерунда, ... он был там из-за депрессии. Но не исключено, что была сопутствующая патология. Я не уверен. Скоро мы сможем это выяснить в тишине и покое".
 
«Ты можешь взглянуть - сейчас?»
 
«Ты хочешь, чтобы я спустился вниз и прочесал все старые файлы? Я даже не знаю, что именно я должен искать".
 
"Не старые файлы, а только более поздние дела - то, что хранится в базе данных".
 
"Да, но послушайте, сегодня нам предстоит трудная ночь. Сегодня вечером поступила новая запись, и нам приходится играть в консультанта до самого утра. Я не могу сейчас заниматься ничем другим. Я просто не могу больше, я просто хочу немного прилечь. Ты никогда не дежуришь по ночам".
 
Растерявшись, Хенрик понял, что продолжать донимать Оливера бесполезно и бессмысленно. Но тут психологу пришло в голову самое простое решение: "Я могу сам зайти и посмотреть".
 
С вялыми словами доктор согласился с этим предложением. Хенрик сказал ему, когда примерно он приедет, чтобы Оливер передал ему ключи от запертых папок в подвале.
 
Хенрик положил трубку, взял с телефонного столика мобильный телефон и взял в гардеробе новую сухую пиджак.

По дороге в клинику
 
Как и днем, вечером Хенрик тоже поехал по автомагистрали. И только выехав на съезд с дороги, он понял, что мог бы воспользоваться центром города, где в это время суток не было пробок. Раздосадованный своей привычкой, он повернул налево и переместился в правую полосу пустой автострады.
 
Через три минуты он заметил в зеркале заднего вида, что к нему на большой скорости приближается автомобиль, то и дело мигая фарами. Чтобы избежать опасности от приближающегося автомобиля, Хенрик в целях предосторожности направил свою "Тойоту»на обочину, не исключая при этом возможности, что водитель машины был пьян.
 
Машина пронеслась мимо него со скоростью не менее 240 км/ч. Не обращая внимания на это, водитель продолжал ехать по центральной полосе двухполосной автомагистрали, продолжая торопливо мигать фарами. Хенрик покачал головой и сердито пробормотал про себя: в конце концов, этот идиот своим безумным стилем вождения безрассудно ставит под угрозу жизни других людей!
 
В этот момент показался въезд в клинику. Он спокойно направил машину к узкому повороту, через несколько сотен метров полоса движения слилась с выездом в противоположном направлении. Он перестроился в левую полосу и свернул на дорогу, которая вела прямо к психиатрической клинике.
 
Когда он проехал безлюдный шлагбаум на въезде на территорию больницы, снова пошел дождь. Не успел он завести машину на участок парковки, как моросящий дождь перешел в умеренный ливень. Хенрик некстати взял с собой новую замшевую пиджак.
 
Припарковавшись между двумя небольшими машинами, он стал искать в бардачке зонтик. "Должен же он где-то быть", - раздраженно проворчал он, пока рассеянный взгляд за пассажирское сиденье не положил конец его поискам. Он с трудом достал маленький складной зонтик и обхватил его ручку вокруг запястья. Он еще раз проверил, не забыл ли он положить свой мобильный телефон, и открыл водительскую дверь.
 
Психолог осторожно ступил на мокрый от дождя асфальт. Уже немного промокший, он неуклюже раскрыл складной зонтик и по радиосигналу заблокировал дверь своего "умного»автомобиля. Небрежный взгляд на другую машину, припаркованную справа от его Toyota, заставил его заметить вмятину на капоте своего автомобиля. Удивленный, Хенрик обошел вокруг своего автомобиля, а когда подошел ближе, то был поражен. По всему правому переднему крылу была большая неглубокая вмятина! Шокированный и обеспокоенный, он осмотрел вмятину рукой и понял, что к этому могли иметь отношение только Бахшпиль или Вагнер. Однако повреждение не могло быть нанесено в предыдущую пятницу, когда Вагнер слонялся возле его машины, - оно должно было произойти позже, когда машина стояла перед домом! Хенрик с неуверенностью расстался со своей разбитой "Тойотой", поскольку повреждения безошибочно указывали на одно обстоятельство: эти двое с недавних пор знали, где он живет.
 
Недельный отпуск
 
Вопреки всем ожиданиям, поиски Хенрика в хранилище документов в ту ночь не увенчались успехом. Напротив, в это же время дома его компьютерная программа начала создавать "сценарии будущего»на основе формул из записной книжки, что впоследствии подтвердило его подозрение, что все произошедшие с ним события были частью игры, срежиссированной Бахшпилем и Вагнером - невозможно было сказать, играют ли они в нее друг с другом или против друг друга.
 
Поэтому вечером в воскресенье, когда все закончилось, он взял недельный внеплановый отпуск: Из-за этих туманных, угрожающих происшествий обычный рабочий день стал просто невозможен. Одна только хитроумная договоренность с Вагнером оставляла слишком много вопросов без ответа.
 
Но Хенрик не собирался терять голову. Прежде всего, он хотел воспользоваться недельным отпуском, чтобы разобраться с дальнейшими подсказками, полученными от этих двух людей. Выдержки из их пророчеств должны были раскрыть детали их характеров, а также подсказать их планы и мотивы. С этой целью он даже обратился к записке из бассейна с нацарапанным на ней полусловом - в конце концов, вряд ли это было случайным совпадением, что он нашел этот листок рядом со своим полотенцем, когда Вагнер находился в непосредственной близости от него. Возможно, это послание от человека, который, как и Бахшпиль, подозрительно любил возиться с записками.
 
Изучение этого письма натолкнуло Хенрика на мысль вставить слово "Мюрилент» в формулы Бахшпиля в виде переменных. Сначала он вставлял в формулы различные комбинации букв - безрезультатно. Тогда он попробовал алфавитно-цифровой эквивалент букв, и это сработало! Но только по отношению к старым формулам Бахшпиля на листе бумаги, формулы в буклете не изменились.
 
Однако результат не дал никаких новых подсказок относительно личности или намерений этих двух людей. Опять же, это было просто плоское упоминание прошлой истории: "Покушение на Рейгана: президент США получил револьверный выстрел в левое легкое". По крайней мере, совместимость записей Вагнера и Бахшпиля подтверждала, что эти два человека играли в одной команде. Поэтому можно предположить, что Вагнер также способствовал исчезновению Бахшпиля из клиники.
 
Когда из оставшихся слов в полуфразе больше ничего нельзя было разобрать, Хенрик снова принялся за расшифровку формул пациента. Компьютер упорно работал над этой задачей. Расшифровка заняла несколько часов. В результате, как и после возвращения из файлохранилища, получились забавные откровения из предполагаемого будущего: новости и события 24-го века. Бахшпиль умело поместил свои сообщения в далекое будущее, чтобы они оставались хоть сколько-нибудь устойчивыми к явным обвинениям в подлоге. В любом случае эти "послания»фиксировали лишь банальные представления о будущем - прогрессе, привязанном к современным социальным и техническим условиям. Дешевый трюк, рассчитанный на то, что читатели, ориентирующиеся в фактах и событиях настоящего, единодушно поверят его неуклюжим прокламациям. То колонизация планеты Марс, то смешение всех человеческих этносов, то преодоление процесса старения. А потом в этих "новостях» всегда присутствовали тонкие ретроспективные перекрестные ссылки на катаклизмы далекой третьей мировой войны и ужасающие глобальные природные катаклизмы. Хенрик читал и смеялся. Как это похоже на Бахшпиля и Вагнера! И снова психолог почувствовал, что наибольший кайф для этих двух мужчин должен быть в том, чтобы увидеть, как другие относятся к этим абсурдным ужасным сценариям.
 
С аналитической точки зрения некоторые вещи теперь стали для него более понятными. Но помимо мотивов этих двух мужчин, Хенрика по-прежнему озадачивала, если не сказать - смущала, сомнительная личность Вагнера. Он продолжал размышлять о том, с какой необычной личностью ему довелось столкнуться в прошлые выходные и встретится ли он с ним снова, если решится выйти на улицу в течение какого-либо времени?
 
Во время недельного перерыва Хенрик чувствовал себя в безопасности только в многолюдном центре города, а в остальном по мере возможности оставался в своих четырех стенах. В то же время ему не терпелось узнать побольше о прошедших выходных и странной встрече. Он хотел, он должен был поговорить с этим человеком еще раз, получить уточняющие слова, даже если расследование может оказаться не слишком благоприятным.
 
И вот поздним вечером пятницы, когда наступила неделя внепланового отпуска, Хенрик решил, что десять минут до полуночи - самое подходящее время, чтобы снова встретиться со своим преследователем в указанном баре. Вагнер, скорее всего, уже ждал его где-то на улице - возле своей "Тойоты".
 
Поскольку ночь была сухая и теплая, Хенрик на этот раз не взял с собой пиджак - все равно, неряшливая экипировка или нет. На нем была темная футболка, черные джинсы и кроссовки. Прежде чем поспешить на стоянку для жильцов дома на противоположной стороне длинной улицы, он проверил тротуары слева и справа, стоя на ступеньке своей входной двери. В этот час здесь было пустынно, людей не было, никого не было видно.
 
Охваченный страхом быть перехваченным Вагнером в этом уединении, он бросился на другую сторону улицы, в спешке открыл свою машину, сел в нее и запер двери. Быстро завел двигатель и рванул с места. По дороге он отвлекся на увиденную ранее по телевизору рекламу, глупый слоган которой всегда раздражал его. Но отвлечься удалось ненадолго. Он уже живо представлял себе, как Вагнер может угрожать ему ножом сзади.
 
Через пять минут беспокойной езды Хенрик припарковался прямо перед баром, где несколько ночей назад столкнулся со своим преследователем. Если, вопреки ожиданиям, Вагнер не присоединится к нему, он намеревался хотя бы выяснить, знаком ли кто-нибудь из персонала или завсегдатаев с этим джентльменом или помнит ли он что-нибудь странное о том вечере. Конечно, шансы наткнуться на подсказку или хотя бы зацепку с того вечера были невелики. Но важнее было то, что встреча с этим местом могла помочь ему избавиться от смутного чувства страха.
 
Он вышел из машины и осмотрел тротуар в поисках кого-либо, напоминающего Вагнера. Он запер машину и вошел в заведение, которое, как и шесть ночей назад, было относительно безлюдным: за маленькими столиками почти никто не сидел. Возможно, потому, что, в отличие от дискотек и пабов в этом районе, здесь царила более спокойная и расслабленная атмосфера, без громкой музыки и дешевых развлечений.
 
Хенрик пересек паб, заглянул за перегородки зала, затем снова сделал несколько шагов назад и критически осмотрел расшатанные столы. Спонтанно он сделал выбор в пользу барной стойки. Он присел на один из обитых ретро-кожей табуретов, а его внимание невольно привлекла картина со встроенной световой анимацией, висевшая справа от барной стойки. На картинке был изображен водопад, каскадом низвергающийся с тропического острова, покрытого лесом, а по левому краю картины - пляж с голубым морем. Просто китч, - так оценил иллюстрацию Хенрик. Для него она была пропитана почти пролетарским чувством вкуса: такую фантастическую карикатуру сегодня еще можно встретить только в баре.
 
Какой бы безвкусной ни казалась Генрику иллюстрация, она начала действовать на него неуловимым образом. В состоянии транса он наблюдал за движущимися волнами встроенной водной иллюзии, а из динамика над баром доносилась едва слышная песня - он не мог точно определить, но знал ее. Мигрень тут же начала новый приступ. Может быть, ее спровоцировал яркий волновой свет? Во всяком случае, головная боль Хенрика усиливалась с заметной периодичностью.
 
Хотя он знал, что массаж и другие подобные меры не помогут, он схватился за голову и крепко прижал все пальцы к правому виску. В течение следующих нескольких минут, пока он с искаженным от боли лицом ждал официантку, помутнение зрения вновь стало лишать его полной зрительной ориентации. Как ни странно, в этих условиях Хенрику было гораздо легче определить, что за песня играет на заднем плане: "Up where we belong", дуэт Джо Кокера и Дженнифер Уорнс.
 
Где же находится официантка? Постепенно поведение обслуживающего персонала становилось все более раздражительным. Чтобы улучшить стремительно ухудшающееся зрение, он прищурился и громко постучал рукой по стойке бара: "Здравствуйте, есть кто-нибудь?»
 
"Подождите!» - раздался удивленный женский голос через открытую дверь за стойкой, - "Я сейчас приду". Хенрик услышал, как женщина быстро скользит по полу в плоской обуви, убирая чашки и стеклянную посуду в посудомоечную машину. Затем она появилась в дверном проеме и вытерла руки о фартук. Хенрик не знал, фартук это или шарф, он смог различить только очертания. К ауре присоединилось головокружение, в левом ухе слышался яркий скрипучий звук. Хенрик понимал, что его плохое состояние не может быть заметно со стороны, поэтому он короткими жестами указал буфетчице на свое положение.
 
"С вами все в порядке?» - обеспокоенно спросила она. По тому, с каким вниманием она произнесла эти слова, он понял, что она молода. Вопреки своему предыдущему наблюдению, он понял, что на ней не фартук, а кашемировый пояс вокруг бедер, под ним что-то вроде полотенца, которое она теперь положила на стойку.
 
«Всё хорошо, всё хорошо. Просто... Очень сильный приступ мигрени. Я почти ничего не вижу". Он чувствовал, как постепенно теряет способность строить внятные предложения.
 
"Да, мигрень - это ужасно, - посочувствовала девушка, - у меня она тоже была - во время полового созревания". Хенрик перевел на нее взгляд, но увидел ее достаточно хорошо, чтобы понять, что она кивает головой в знак согласия. Она поставила несколько бокалов рядом.
 
"Я думаю, - заикаясь, проговорил Хенрик, - приступ спровоцировали блики - свет".
 
"Картинка? Блики?» Сомневаясь, она повернула голову назад и внимательно осмотрела прозрачно освещенную картину. Она снисходительно согласилась с мнением Хенрика: "Верно, она, ну, немного цветастая?» Она поискала что-то за рамой и спросила: "Может, выключить? Все равно на сегодня она свое дело сделала".
 
"Выключить?»
 
Она щелкнула выключателем. "Да, она была включена весь день".
 
"Почему бы вам не купить что-нибудь более подходящее? Кажется, это что-то из 80-х".
 
"Да, мой босс купил. Мне тоже не нравится. Это перебор. Для людей с райскими желаниями".
 
Хенрик почесал подбородок, подумал немного и добавил: "Точно, можно подумать, что картина сделана по заказу Свидетелей Иеговы. Их брошюры с картинками тоже украшены подобными иллюстрациями, и все улыбаются друг другу от небесного счастья".
 
Женщина весело усмехнулась, потом поджала губы.
 
"Что вы хотите выпить?»
 
Хенрик ответил деморализованно: "У вас есть напиток, содержащий аспирин?»
 
"Ну, что я могу вам предложить - и это может сработать в более широком медицинском смысле - это зеленый чай".
 
"Хорошо, тогда зеленый чай".
 
В этот момент в бар вошел молодой человек и прошел за стойку - коллега по работе. Оказалось, что барменша подменяла его первые два часа смены. Они непринужденно поболтали.
 
Хенрик понял, что это хорошая возможность эффективно задать свои вопросы персоналу. Он быстро объяснил, что его беспокоит: "На самом деле я сижу здесь, чтобы расследовать сомнительный инцидент, который произошел на прошлой неделе, и прояснить его. Шесть дней назад - в субботу вечером - я уже был здесь, в этом баре. Совершенно непреднамеренно я познакомился с одним человеком. Вон там, за столиком". Дезориентированный, Хенрик указал на центр зала. "Этот господин попросил меня, или, скорее, предложил мне сесть с ним. У него были редеющие волосы, приветливые черты лица, немного морщин, стройный, лет пятидесяти. Поведение его было приятным и ненавязчивым. Он представился, что его зовут Рафаэль Вагнер... Узнаете ли вы джентльмена с таким описанием?»
а удивленно посмотрели друг на друга, мужчина-официант спросил: "А что с ним?». "Вы его знаете? Он часто здесь бывает? Слышали ли вы раньше его имя?»
 
Молодая женщина держала чайник под краном раковины и качала головой. Задумавшись, она ответила: "Понятия не имею. Никогда раньше не слышала этого имени. Оно ведь не обычное?» . Она посмотрела на своего коллегу, но тот ответил: "Не могу сказать. Это описание может относиться ко многим людям". Когда именно, по вашим словам, вы были здесь с ним?»
 
"В прошлую субботу вечером - 14-го, сразу после полуночи, на самом деле это было 15-е. Это был вечер воскресенья. Мы сидели здесь примерно до половины двенадцатого, я полагаю".
 
"Извините, но у меня тогда не было смены. Мария, а у тебя как?»
 
"У меня был выходной".
 
Полуослепленный, Хенрик слушал, не отрывая глаз от прилавка, чтобы не реагировать на жесты обоих. Чтобы отвлечься, он играл с ковриком для пива, лежащим перед ним.
 
"Я не думаю, что мы сможем вам помочь, потому что мы не знаем, какие смены были на прошлой неделе. У нас постоянно меняется время работы, а график смен для всех сотрудников находится внизу, в офисе. У нас нет ключа от этой комнаты. Просто позвоните завтра в офис, и наш начальник будет там". Молодой человек достал из декоративной чашкина стойке коробок спичек и протянул его Хенрику. На обороте были написаны номер телефона и адрес. "Если его в данный момент нет на месте, вы услышите на автомате объявление с номером его мобильного телефона, по которому вы сможете связаться с ним в случае необходимости".
 
Служащий скрылся в комнате за стойкой, а его коллега последовала за ним. В уединенной комнате он отвел ее в сторону и сформировал губами слово "полиция", обозначив тем самым, что Хенрик - полицейский в штатском. Она усмехнулась. Она успокоила его, похлопав коллегу по руке, подхватила поднос с мокрыми, ополоснутыми чашками и вернулась в бар.
 
Тем временем завеса ауры Хенрика нерешительно начала смещаться в верхнюю часть поля зрения, где ему не обязательно было что-то видеть. В нижней части он вновь ощутил четкие контуры.
 
Повернувшись лицом к гостю, буфетчица осушила чашки и стала ждать, когда закипит вода для чая. Зрительная сила Хенрика продолжала восстанавливаться, пелена в центре зрения постепенно исчезала, и он снова мог точно определять некоторые предметы. Тем удивительнее было осознать, что очертания официантки принадлежат той самой девушке, которая так ярко бросилась ему в глаза в бильярдном кафе в прошлую субботу: белокурой кудрявой красавице.
 
Преодолев кратковременное оцепенение, он продолжил радоваться счастливому совпадению этой встречи. Какая необыкновенная случайность - снова увидеть эту очаровательную особу здесь, в любом месте! Он еще некоторое время наблюдал за ней, не обращая внимания на то, что зрение уже восстановилось. Вытирая на подносе вымытые чашки, она с приятной улыбкой вновь начала расспрашивать о причине его визита: "Итак, вы ищете мужчину. Что между вами произошло?... Были ли какие-то трудности? Какие у вас с ним были проблемы?» .
 
Несмотря на то что Хенрик ранее давал понять, что не хочет упускать никаких подробностей разговора с Вагнером, он ответил на ее запрос - потому что она ему понравилась. Ее внешность - взрослая и в то же время кукольная и очаровательная - оказывала на него необъяснимое притяжение. Это удивило его, потому что он никогда не испытывал особого влечения к таким женщинам. Но было и другое: как и в бильярдной, его снова охватило чувство, что он ее знает.
 
На этот раз она незаметно подкрасила веки глаз, чтобы подчеркнуть их размер. Возможно, ее лицо было присыпано пудрой, но он не мог сказать точно. Под облегающим топом пастельного цвета виднелись ее мягкие, стройные изгибы. Прежде всего, его завораживал объем ее золотистых светлых локонов, кончики которых тянулись вокруг ее головы на разную длину и достигали чуть выше плеч.
 
Полностью поглощенный ее привлекательностью, Хенрик вдруг вспомнил о своей жене. Он виновато потупился, но тут же поборол свои эмоции, ведь это было не первое подобное чувство. В любом случае, испытывать сексуальное влечение к другим людям - это естественно, и Диана наверняка чувствовала то же самое. Но они не признавались друг другу в этих чувствах. Конечно, они говорили на эту тему, это было просто частью хорошего брака: быть честными друг с другом и не объявлять друг другу бойкот из-за детской ревности. Но в повседневной жизни все было не так просто, как описывалось в общих правилах брака.
 
Его оправдательные размышления резко прервала красотка: "Дарджилинг» или «Сенча»? У нас только эти два сорта?» . Она протянула два пакетика чая.
 
"Дарджилинг», пожалуйста, у него больше аромата", - прокомментировал Хенрик, немного растерявшись от своего выбора.
 
"На мой взгляд, он тоже вкуснее. Не такой мелкий, как «Сенча", - и бесхитростно уточнил происхождение сорта чая: "Из Индии". Он был в восторге от ее наивного дополнения.
 
"Сложности с этим господином возникли из-за чего-то не слишком ясного", - вмешался Хенрик в ответ на ее несколько запоздалый вопрос. Она улыбнулась, налила горячую воду в большую чашку, положила пакет на прилагающуюся подставку и поставила все это на стойку перед ним.
 
Она посмотрела на него заинтересованно: "У вас был спор или ссора?»
 
"Можно сказать, что да", - ответил Хенрик - на грани флирта с ней.
 
"Значит, у вас был конфликт мнений?»
 
Хенрик кивнул с усмешкой, она казалась изобретательной - ему нравились такие вещи. Возможно, он просто находил разговор с молодой женщиной менее эмоционально насыщенным, без груза полноценных неврозов.
 
"Это было связано с секретами?» - спросила она, и ее очарование перекрыло наглое любопытство.
 
"Да, именно в этом дело". Хенрик больше не был озабочен собственными проблемами, вместо этого он наблюдал за ее движениями, за ее медленными движениями глаз и за ее очаровательной манерой улыбаться. Она насухо вытерла чайным полотенцем стойку раковины и продолжила: "Это было о времени? У вас был с ним разговор о времени?» Вытерев еще одну чашу, она ждала с задумчивым видом. Хенрик был удивлен ее проницательной точностью; она каким-то образом должна была узнать, что его беспокоит. Такие методы анализа существовали и в психологии. Очарованный ее способностью угадывать, он позволил ей продолжить свою загадку: "Вы говорили с этим джентльменом о времени... Пророчествах, верно? И об истории человечества". Она взяла с подноса последний бокал, осушила его и с официальным выражением лица стала ждать ответа. Хенрик был застигнут врасплох вопросом, не зная, что с ним делать, не говоря уже о том, что сказать в ответ.
 
"Откуда вы знаете...? Вы знаете этого человека?»
 
Она промолчала, вытерла чашку насухо и поставила ее рядом с другими на раковину. Даже не взглянув на Хенрика, она исчезла в комнате за стойкой с пустым подносом. Ее коллега все еще переодевался там.
 
Что это было за представление? Неужели его просто окружили бродячие сумасшедшие? Или он что-то упустил из виду, забыл о своем собственном послании?
 
В отличие от того, как он всегда реагировал на подобные странные события в прошлые выходные, на этот раз Хенрик не хотел высказывать никаких подозрений. Особенно в отношении этой очаровательной девушки. Должно быть, во время приступа мигрени он нечаянно проболтался о случившемся. Возможно, она тоже случайно проболталась.
 
Он положил чайный пакетик в чашку, взял маленькую ложечку из стеклянной чашки на стойке и размешал горячую воду. Через две минуты из подсобки вернулась девушка. Освободившись от рабочих принадлежностей, она теперь несла на спине небольшой дамский рюкзак, лямки которого крепко сжимала своими стройными руками. Она обошла стойку, встала перед психологом с белокурой гривой и пристально спросила его: "Вы хотите знать, почему я об этом знаю?»
 
Хенрик замер. Что она имела в виду, чего хотела? Не совершил ли он оплошность? И неужели она в этом замешана?
 
"Да, - согласился он, смутившись, - именно это я и хочу узнать".
 
Набравшись решимости, молодая женщина направилась к одному из столиков в задней части бара. Нехотя Хенрик взял свою чашку и подставку и последовал за ней. Она села за один из керамических столиков и поставила свой небольшой рюкзак рядом с местом. Правой ногой, на которой теперь была туфля на не слишком высоком каблуке, она отодвинула стул, чтобы Хенрик мог беспрепятственно сесть за стол с горячим напитком.

Не оставив ни малейшего сомнения в том, что она имела в виду нечто иное, чем предполагал Хенрик, она серьезно добавила: "Итак, вы хотите знать, почему в вашем районе в последние несколько дней происходят всякие необъяснимые вещи?»
 
"Да, я хотел бы знать!" - сказал он в полном замешательстве, стараясь как можно лучше скрыть свою растерянность. Он не мог поверить, что даже эта девушка села ему на хвост. О подобных диковинных ситуациях могли рассказывать только конспирологические фантазии его пациентов.
 
Он уже подозревал, что это может быть злая шутка его коллег, которые хотят проучить его за ту шутку, которую он позволил себе сыграть с ними в прошлом. Во время его учебы в университете было довольно распространено доводить сокурсников до состояния некоторой изможденности с помощью незаметных наркотиков. Запоздалая месть казалась вполне правдоподобной. Хенрик был почти рад этому - наконец-то он мог поставить точку в этом деле и почувствовать облегчение. Больше никакого раздражения на работе, никаких двусмысленных встреч и преследований в повседневной жизни. Но повреждение машины - могли ли это быть его коллеги? Ну, если так, то они явно зашли слишком далеко!
 
Его девушка-компания, похоже, хотела, чтобы все было как можно более захватывающе. Она откинулась на спинку стула и посмотрела на заваривающийся чай Хенрика. Глубоко вздохнув, она начала говорить, но тут же снова замолчала. Она моргнула и провела пальцами по своим роскошным волосам. Она не знала, с чего начать? Хенрик начал проявлять нетерпение, но он не хотел подвергать ее излишнему давлению, задавая ей вопросы, даже если ее нерешительность удручающе закрепляла ситуацию. Возможно, ее участие в этом деле окажется губительным.
 
Наконец, она осторожно спросила его: "Почему вы интересуетесь пророчествами?»
 
Хенрику пришлось взять себя в руки, чтобы не сорваться с места. Однако ему удалось спокойно отодвинуть в сторону нахлынувшие эмоции и ответить - как на терпеливом собеседовании - с профессионализмом: "Почему вы хотите это знать? Что вам это даст? Разве не достаточно всего этого?... Просто скажите мне, что стоит за этим глупым фарсом. Теперь вам и тем, кто в этом участвует, будет не так уж весело".
 
"Господин Мертен, я действительно не знаю, как мне мягко объяснить вам это".
 
"Просто скажите. Просветите меня. Удивите меня. Кто стоит за этим балаганом?»
 
Психолог выглядел бодрым, отчасти для того, чтобы развеять опасения молодой женщины. Он ожидал признания, возможно, раскаяния, даже просьбы о прощении. По крайней мере, какого-то понимания от имени банды коллег, отправивших бедную девушку на грязную работу в этот театр подлога. Ему стало почти жаль ее.
 
"Я имею в виду, что не знаю, с чего начать, чтобы вы меня
+оняли".
 
Хенрик приветливо кивнул, наморщив лоб и приподняв брови; он старался сохранить успокаивающее выражение лица, свидетельствующее о том, что он не вынесет слишком сурового приговора.
 
Она уточнила: "Чтобы вы снова не сбежали".
 
Что это значит?
 
«Обещайте, что больше не убежите". Его собеседник подозрительно взвесил свой ответ. Ее просьба вызвала у него раздражение, и он сел чуть удобнее.
 
«Обещаете?»
 
"Да, конечно". Хенрик пожал плечами и смущенно посмотрел в сторону. Внешне он не хотел показывать своего напряжения, стараясь не выдать своей неуверенности. Он сложил руки и положил их на живот. Только глаза, устремленные на рот женщины, выдавали его недовольство. Он незаметно сглотнул и еще раз подчеркнул: "Да, ... Я обещаю".
 
Она нарочито медленно начала: "Хорошо. Меня зовут Мария Партель. Я знаю о вас довольно много. Но не по тем причинам, которые вы предполагали до сих пор и, возможно, продолжаете предполагать в данный момент. Забудьте о своих мыслях последних дней. Все, что вы себе представляете, в корне неверно или идет не в том направлении".
 
Хенрик почти презрительно возразил, мол, откуда она может знать, что он себе представляет. Однако в последний момент он прикусил язык, чтобы оставить эту язвительную мысль невысказанной.
 
"Для последующих объяснений важно, чтобы вы поверили мне безоговорочно. Я также должна попросить вас разрешить мне проводить вас домой после моих объяснений. Опасности для вас не будет".
 
Единственная причина, по которой он не почувствовал угрозы или принуждения от этого нахального требования, заключалась в том, что он сидел напротив очаровательной женщины. Хенрик устало вздернул подбородок и снова пожал плечами: "Почему?»
 
"Сейчас я вам объясню".
 
Хенрик согласился, но уже догадывался, что за объяснения последуют. Она улыбнулась, в ее глазах блеснуло облегчение, и добавила: "Вы можете мне доверять". Хенрик тем временем обратил внимание на ее искусно накрашенные ногти.
 
"Итак, я начну сначала, но с того же самого вопроса: почему вы занимаетесь пророчествами? Это связано с научными исследованиями? Или это чистое любопытство? Что вас действительно интересует?»
 
Хенрик разжал руки и решил ответить на вопросы как следует. Со стороны это выглядело так, словно между ними завязался флирт, который никак не мог сдвинуться с мертвой точки.
 
"Я думаю, что это и то, и другое, и любопытство, и знание... Даже Гете уже читал пророческие писания и пытался что-то в них понять... Да, это исследовательское любопытство, несомненное стремление найти что-то, возможно, уникальное или необычное, даже если, будучи убежденным ученым, уже не ожидаешь ничего необъяснимого". Его полусерьезное признание также должно было подчеркнуть для его сослуживцев, предположительно стоявших за розыгрышем, что он не ушел в область эзотерики без самоанализа.
 
"А теперь вы нашли что-то - что-то необъяснимое". Хенрик был ошеломлен. Это грубое заявление его не задело. Оно было направлено исключительно на то, чтобы признать, что он нафантазировал что-то более глубокое в полученных им формулах.
 
"Нет, не совсем", - расчетливо ответил он. "Поначалу я полагал, что с помощью этих формул смогу создавать новые четверостишия - переставляя местами существующие строки в центуриях Нострадамуса. Чтобы найти возможные интерпретации, которые...»
 
Девушка язвительно перебила его: "Возможные интерпретации, которые дадут совершенно новую информацию... и, наконец, дали ее!»
 
Принужденный, он позволил проницательности возобладать: "Да, - казалось, девушка знала, что он нашел, - буквы центурий используются как основа, как своего рода кроссворд для создаваемых текстов... Вы это знаете! Так зачем еще одна игра в вопросы и ответы?»
 
Улыбка расплылась по ее лицу. Хенрик тем временем обернулся и бросил короткий взгляд на стойку бара, его стул скрипнул. Затем он бросил женщине вызов: "Откуда вы так много обо мне знаете? И, главное, какой в этом смысл? Чего вы хотите? В чем тут розыгрыш? Я не очень хорошо себя чувствую. Вы это хотели услышать? Так что давай прекратим эти глупости, ладно? Все равно это уже не весело".
 
"Как и вы, я чувствую себя так же неловко".
 
"Что?» - возмутился Хенрик, услышав этот лепет. Девушка упрямо добавила: "Скоро вы поймете, почему".
 
Хенрик догадался, что она имела в виду: «Скажите мне, неужели вы, как и Вагнер, будете говорить мне, что должны что-то предотвратить? Вы тоже верите в эту чепуху? Знать что-то о будущем, уметь влиять на него...? Если так, девочка, то вы действительно не в своем уме".
 
"С чего бы это?»
 
Скрежеща зубами, он ответил: "Предположим, что Нострадамус действительно мог видеть будущее, тогда он также должен был видеть, что кто-то в будущем взломает его шифры и опубликует результаты. Нострадамус должен был знать, как это предотвратить, приняв соответствующие меры предосторожности со своими центуриями, потому что иначе это повлияло бы на весь ход времени".
 
"Вот именно, - спокойно возразила девушка и продолжила: - Так что же, по-вашему, мне от вас нужно? Вы можете хотя бы предположить? И не основывайтесь на своих первоначальных догадках".
 
Хенрик покачал головой, но, несмотря на жест, ответил твердо: "Вы хотите забрать у меня формулы мета-прочтения. Вы хотите, чтобы я их уничтожил".
 
"Мы хотим, чтобы вы держали руки подальше от скрепляющих формул, да".
 
Реакция Хенрика была совершенно не похожа на то, как он обычно реагировал бы в этот момент, но он промолчал. Он не мог объяснить свою совершенно неуместную реакцию, простое пожатие плечами, возможно, было интуитивным. Он нервно погладил затылок и провел пальцами по кончикам волос.
 
"Я бы хотела рассказать тебе больше. Я должна это сделать, иначе вы снова столкнетесь с трудностями, отказываясь принимать и сотрудничать... Просто привыкайте верить в то, что поначалу кажется вам полным абсурдом. Чтобы помочь вам, всегда помните, что все это может закончиться только в том случае, если вы не будете отмахиваться от моих объяснений".
 
"Откуда вы знаете, что я отмахиваюсь?»
 
На лице привлекательной женщины появилось укоризненное выражение, но Хенрик настойчиво повторил свой вопрос: "Да, действительно, откуда вы знаете?» .
 
Она не ответила. Коллега Марии подошел к столику и попросил сделать заказ. Она взяла кофе, чашка Хенрика была еще полна до краев.
 
"Значит, ты собираешься рассказать мне то же самое, что Вагнер пытался рассказать мне несколько дней назад?»
 
"В принципе, да, но с одним важным дополнением".
 
"И каким же?»
 
"Я хочу, чтобы вы предприняли немедленные действия. Вы уничтожаете формулы, за уничтожением которых я слежу, или вы соглашаетесь с тем, что мы будем продолжать работать по отношению к вам в будущем... и с вами произойдут гораздо более тревожные вещи".
 
Хенрик задумался. Могут ли они все еще быть его коллегами? Он еще раз обдумал факты. Может быть, эта последняя фраза? Но такая нелепая угроза? Это было уже не смешно! Или это были какие-то сумасшедшие из секретной организации?
 
"Ну ладно. Я вам подыграю. От меня не ускользнуло, что вы меня преследуете. Похоже, у меня все равно нет выбора...»
 
"Не совсем, нет. Мы всегда найдем вас, независимо от того, где, как и когда. Для вас это не столько выбор, сколько обязанность. Но не нужно чувствовать себя загнанным в угол. Просто отбросьте свое аналитическое мышление, и вы сможете лучше понять ситуацию".
 
"А если бы я отказался, что бы тогда произошло? Если бы я просто проигнорировал вас и ушел?»
 
Сердце Хенрика забилось быстрее, и Мария решила успокоить его, так как не хотела подтолкнуть его к необдуманной реакции.
 
"Я думаю, что вы неправильно поняли. Речь идет не о том, чтобы причинить вам вред или преследовать вас, а о том, чтобы помешать вам что-то сделать. Не более того".
 
На несколько секунд он замялся с неловким видом. Ему не хватало четкой формулировки, все казалось таким половинчатым, без намека на логическую связь.
 
Пришел коллега Марии по работе с кофе; пока он был в пределах слышимости, блондинка молчала. Она задумчиво помешивала кофе и продолжила: "Вы унаследовали необыкновенный талант, который позволяет вам открывать то, что другие люди даже не могут обнаружить. Эти способности у вас не случайны. Это своего рода средство достижения цели".
 
Она потянулась за кофе и осторожно начала пить. От напитка шел пар.
 
«Ты имеешь в виду, что у меня есть необычные способности, высшие способности?»
 
Хенрика это позабавило, но его скептицизм остался. Она дерзко ответила на его ощутимое сомнение: "Да, есть, - повысила она голос, - но вы привыкли все высмеивать. На этом далеко не уедешь".
 
Хенрика раздражали эти замечания, но ему нравилась ее колкость.
 
"Как уже сказал Вагнер, через некоторое время вы опубликуете кое-что, не предназначенное для широкой публики. Речь идет о взломе метаинформации, полученной из центуриев Нострадамуса. Вы будете обращаться с этой информацией так, как будто общественность имеет право знать подробности о будущем. Еще долго после публикации вы будете убеждены, что сделали что-то хорошее для мира, что-то, что внесло бы решающий вклад в улучшение ситуации. Но это неверно, точнее, было неверно, как бы вы ни хотели это видеть. Из-за фрагментарной публикации этой информации формируется другой ход истории человечества, негативный".
 
Хенрик усмехнулся: "А, ... так вы тоже из будущего, да?»
 
"Нет, не так. Я такая же, как все, за исключением одного маленького отличия - я такая же, как и вы... Но это касается только вас: вы в некотором роде привилегированы. Точно так же, как в истории всегда были люди с незаметными, но необыкновенными способностями. Ваш талант заключается именно в том, чем вы сейчас занимаетесь: изучаете тексты, головоломки, математику и метафизику. По сути, вы предопределены для того, чтобы разгадать центурии".
 
"Предначертано? Я...?»
 
"Да, вы действительно созданы для этого. Ни для чего другого - это ваша жизнь. Вся остальная жизнь, как у психолога в клинике, - это лишь побочный аспект, даже если вы видите это с другой стороны. Работа даже помогает не слишком верить во все, что вы делаете в качестве хобби. . Ваша работа помогает вам маскировать ваше самовосприятие".
 
Хенрик нахмурил брови, демонстрируя непреодолимое сомнение.
 
"Пока вы заняты изгнанием чужих заблуждений, вы всегда знаете, как объяснить в психологических терминах все непонятное в своей собственной жизни. Ваша история и жизненный путь полезны и необходимы для того, чтобы не дать вам углубиться в собственную личность. А также для того, чтобы впоследствии вы могли отбросить все случившееся как бессмыслицу - чтобы в конечном итоге продолжать жить как прежде".
 
Лицо Хенрика выражало задумчивость, но Мария поняла, что его мучают сомнения. Она развернула прилагавшийся к кофе сахарный пакетик, опустила его кусочки в напиток и покрутила ложкой в чашке.
 
"Вы своими публикациями спровоцировали бы иной ход событий. Но то самое будущее, которое вы пытаетесь предотвратить, предопределено человечеству - несмотря на все катастрофы".
 
Хенрик задумчиво ответил: "Тогда зачем существуют эти метаданные? Для чего они были созданы? И если я все равно не должен был предотвратить это, то какую роль я вообще играю?»
 
"Господин Мертен, - возразила она почти деловым тоном, - вы, как личность, существуете или существовали для того, чтобы вмешаться в случае чрезвычайной ситуации. Для этого у людей вашего типа есть приказы и распоряжения. Они активируются, чтобы остановить или прекратить определенные действия. И деактивируются, когда в них больше нет необходимости. Вы, как и Бахшпиль, представляете альтернативный ход времени. Ваша миссия заключалась в том, чтобы предотвратить грядущие катастрофы человечества. Но теперь ваша задача превратилась в проблему для грядущего хода истории. Ведь то, что должно произойти, обязано произойти".
 
"И в кого мы должны в итоге превратиться?»
 
"В конечном итоге в нечто жестокое. Я не могу сказать, во что именно. Тем не менее, все эти ужасы в конечном итоге приведут к великим переменам, в которых нуждается человечество. Но эти перемены будут предотвращены, если вы опубликуете точный ход этой катастрофы в книге. Сначала вам не поверят, потом ваши точные предсказания преумножатся, и к вашим пророческим посланиям прислушаются. Таким образом, вы даже помогаете убрать с пути неизбежные катастрофы".
 
Он понял, что ее указания совпадают с объяснениями Бахшпиля. Он смело заключил: "Вы имеете в виду стихийные бедствия - если точно известно время и место их возникновения". Мария кивнула. Однако последовательность этого утверждения подтвердила Хенрику, что здесь что-то не так. Убедить его в обратном могли только веские доказательства. Без таких доказательств он не был готов отказаться от расшифровки. В конце концов, кто знал, не являются ли эти объяснения просто наглой попыткой украсть у него что-то.
 
"Скажу честно. Вы меня впечатляете! Но я не уверен, что могу вам поверить. Все это звучит настолько фантастично, что только четкое доказательство может завоевать мою веру. Так докажите мне это: есть ли какое-нибудь недавнее катастрофическое событие, которое я мог бы использовать для проверки ваших утверждений?»
 
"У вас уже есть доказательство".
 
"Какое?»
 
"Записка, которую Вагнер дал вам в этом баре в прошлые выходные". Она снова подняла чашку с подставки, отпила кофе и настороженно посмотрела на Хенрика. "Вы помните, что было написано в записке?»
 
"Время".
 
"И какое время?»
 
"Это было... текущее время на тот момент".
 
Мария поставила свою чашку и лаконично спросила: "И что это может означать?»
 
"Что вы случайно попали в яблочко?» Хенрик рассмеялся своему умозаключению, но тут же сложил губы в серьезную мысль: "Это значит... это может означать, что вы знали, когда я посмотрю на записку".
 
"Да, именно так. И дальше. Как вы думаете, что именно это пытается вам сказать или доказать?»
 
Хенрик снова рассмеялся над этим детским вопросом: "Что вы уже знаете время... что вы уже знаете будущее?»
 
Мария удовлетворенно кивнула, так как по его смеху она поняла, что он наконец-то проявит больше понимания при этом мысленном толчке.
 
"То есть вы хотите сказать, что знали, когда я собираюсь посмотреть на него? Если предположить, что вы действительно знали об этом, то как вы смогли это узнать... или, что еще лучше, как вы смогли наблюдать за тем, что я сделаю это в будущем? Неужели вы или ваши люди заглянули в окно и увидели, когда я посмотрел на часы, а затем передали эту информацию Вагнеру из прошлого?»
 
Она игриво усмехнулась и покачала головой. "Нет, для этого нам не нужно смотреть в окно. Как вы думаете, сколько раз мы потенциально сидели здесь вместе, и я пыталась вам что-то объяснить?» Мария с усмешкой посмотрела на него, как бы показывая, насколько хорошо она его знает.
 
"Что вы имеете в виду? Что вы имеете в виду под "потенциально"?»
 
"Существует множество временных последовательностей, которые мы перебираем. Мы выбираем только наиболее подходящую или наиболее полезную для нас историю. В случае с листком бумаги, который дал вам Вагнер, мы продолжили процесс, в котором время, отмеченное на листке бумаги, совпало с вашим внимательным взглядом на настенные часы. Вы понимаете...? Пробы и ошибки» - разбор неудачных попыток. Более того, мы всегда можем найти вас в любое время. Мы везде и нигде".
 
"Это значит..., - с трудом рифмовал Хенрик, - что были случаи, когда в листке стояло совсем другое время? Но эти случаи были отменены?»
 
"Да, были. Потенциально. Но, опять же, не совсем".
 
Он попытался скрыть растущую неуверенность. Как им удалось провернуть этот трюк?
 
"Итак... Повелители времени?»
 
"Так сказать. Но время - это далеко не все".
 
Впечатленный, Хенрик потянулся за чаем и отпил. Он уже горчил, пакетик слишком долго заваривался. Рядом с Марией он вдруг снова увидел вспышки в глазах, которые мешали ему сосредоточиться. Закрыв глаза, он попытался отгородиться от вспышки мигрени, надеясь, что воспалительный процесс в мозгу успокоится - предполагая, что нервозность и напряжение спровоцировали приступ.
 
Он снова осторожно поставил чашку, прижал пальцы к глазам, чтобы унять боль, и попросил: "Только не это".
 
"Что? Что это?» - спросила Мария, не выглядя особенно обеспокоенной.
 
"Опять вспышки и полосы в глазах - мигрень".
 
"Мигрень - это перебор, не волнуйтесь". Она улыбнулась и... Подмигнула ли она ему? Пыталась ли она теперь убедить его в том, что его психическое расстройство - это сверхъестественный знак? Он избегал задавать дальнейшие вопросы. Мария сделала еще один глоток кофе.
 
Тем временем Хенрик осознал, что его левая рука начинает проявлять признаки паралича, как будто часть тела испытывает недостаток крови. Он погладил онемевшую руку: "Не может быть... больше никаких ощущений". Как будто это означало серьезную проблему, лицо Марии потемнело: "Вы не чувствуете своей руки? Насколько это сильно?»
 
"Чувствую, но это немного необычно. Раньше у меня никогда не было такого побочного эффекта от мигрени".
 
Она снова выглядела успокоенной. Теперь она положила на стол свою маленькую дамскую сумочку и достала из нее порошок. Несколькими быстрыми движениями она присыпала переносицу. Хенрик наблюдал за ее спокойным поведением. Вдруг он почувствовал, что внутренняя поверхность рта тоже немеет, а все тело начинает покалывать. Его посетило неприятное подозрение: возможно, его накачали наркотиками, а затем подвергли внушению, своего рода гипнозу, который запрограммировал его вести себя так, как он вел себя сегодня и весь день!
 
Чай! Что-то было в воде? Он только что выпил половину чашки!
 
"Обязательно ли сейчас пудриться? Я имею в виду, сейчас, как в любое другое время?» Он не мог придумать ничего лучшего, как рассказать о своих страхах. "Мне кажется, меня сейчас стошнит".
 
"Не волнуйтесь, это пройдет. У меня все начинается немного по-другому, не с мигрени". Она убрала косметичку в сумку и помахала рукой своему коллеге. Он не обратил внимания на ее жест. Голова закружилась, Хенрик настаивал: "У вас все началось по-другому? Что это?» Ему снова стало трудно произносить слова.
 
"Как я уже сказала, я такая же, как и все, но есть одно маленькое отличие. Вопреки внешнему виду, в данный момент я не осознаю своего истинного "я". Я являюсь этой персоной, но не полностью. Это скорее вторая личность. Но вы этого не понимаете... Да и не нужно".
 
Так что это действительно внушение! Гипноз под наркотиками! Теперь и Хенрик понял, почему они так странно шумели в бильярдном кафе в прошлую субботу вечером. Он притворился непонимающим: "Я не понимаю. Вы не моглм бы объяснить мне весь процесс?»
 
Изящная женщина неожиданно самодовольно усмехнулась, и выражение ее лица подтвердило его подозрения.
 
"Можно я не буду дальше объяснять, это все испортит и создаст для вас неприятные обстоятельства".
 
В горячке он сложил все яйца в одну корзину: "Тогда я тоже не могу вам ответить. Буду дальше расшифровывать. Или вы думаете, что после всех твоих страшных историй я просто прекращу и оставлю все на самотек?»
 
Мария напряженно сидела, поглаживая лоб тыльной стороной ладони, между бровями образовались небольшие хмурые морщинки. Она снова помахала рукой своему коллеге, который, наконец, заметил ее знак и подошел к столу.
 
"Счет, пожалуйста", - сказала она насмешливо, как будто была в числе посетителей. Молодой человек шутливо забрал у нее чашку с кофе и элегантно ответил: "С удовольствием". Он исчез за стойкой с посудой.
 
"Что вы теперь хотите делать?» - ошарашено спросил Хенрик.
 
"Я не знаю». Она прикусила нижнюю губу, повернув голову направо, чтобы посмотреть в окно бара. "Что-то произойдет, чтобы вы отреагировали так, как ожидалось". Она посмотрела в глаза Хенрика и успокоила его: «Вы не должны бояться".
 
"... не должен бояться", - почти дословно повторил Хенрик. Как ни странно, он представил себе, каково это - лежать с ней в постели. Возможно, его привлекала ее непредсказуемость. Но, наверное, именно ее внешняя привлекательность натолкнула его на эту мысль.
 
«Что в нас двоих есть такого - люди, которые косвенно работают на что-то, но не знают об этом?»
 
Мария глубоко вздохнула: "Как бы мне ни хотелось, я не могу сказать вам больше того, что уже сказала. А больше вам и не нужно. Когда я выйду из этой роли, я даже не буду знать, в чем, собственно, заключается моя работа. Просто важно, чтобы вы...»
 
"Именно это я и имею в виду, - жестко прервал он ее, - что это за влияние на людей? Похоже на психическое рабство".
 
"Я понимаю, что все это звучит странно. Но могу вас заверить, что ваши опасения излишни. Не волнуйся, мы с тобой не рабы. Это просто вопрос уничтожения вашей работы по расшифровке. В отличие от меня, вы переживаете все это относительно осознанно, без более сильных человеческих манипуляций".
 
"Тогда почему бы вам просто не манипулировать мной, чтобы отдать мне приказ уничтожить тексты пророчеств?»
 
"Нет, это то, что я только что сказала - вот в чем дилемма! Вы ведете себя не так, как я. На вас можно влиять лишь в ограниченной степени, чтобы вы не провалили свою миссию. Поэтому сейчас мы должны убедить вас отпустить свои действия в ваше самостоятельное обыденное сознание".
 
"А что будет, если я откажусь от этого пожелания?»
 
Она на мгновение задумалась, словно ожидая вдохновения: "Если выполнение задания отменяется, а объект не хочет исполнять его, как ожидалось, мы должны принудить его к исполнению нашей просьбы".
 
"Это значит?»
 
"Мы убиваем человека". Она дала своим словам на мгновение осмыслиться, а затем с нежностью посмотрела на него: "Таких, как вы, ликвидируют в результате несчастных случаев, иногда из-за физических проблем и болезней... Мы работаем на заднем плане".
 
В горле Хенрика неизбежно возник болезненный комок. Значит, она была серьезна. Даже самый черный юмор не зашел бы так далеко.
 
"Вы помните случай с агрессивным пациентом полгода назад? Когда вы так смело вмешались? Подобный инцидент может быть инициирован как ваша смерть. Но мы все же надеемся, что вы образумитесь, и нам не придется вычеркивать вас из жизни. Но если вы полностью уничтожите записи о своей работе, то останетесь живы и рано или поздно забудете обо всем, что произошло, отнеся это к безумию сумасшедших". Она смотрела на него с непривычной теплотой.

В голове у Хенрика стало теплее, страх сдавил грудь. Растущее онемение проникало изо рта в горло. Он попытался отвлечься и продолжил свою линию вопросов: "Значит, вы влияете на людей, чтобы изменить ход мира в свою пользу? Ход истории?»
 
Мария на мгновение замешкалась и попыталась уйти от ответа: "Вы удивитесь, если я скажу вам...»
 
"Диктаторы, Гитлер, например?»
 
"Нет, на этот счет я могу вас успокоить, такие люди - продукт цивилизации. Мы должны, вернее, обязаны допускать такое развитие событий. Мы можем вмешиваться и реагировать только при определенных обстоятельствах. . Диктаторы и правители, т.е. крайне негативные личности в истории, происходят не от нас. Наши люди действуют почти исключительно в фоновом режиме, очень редко попадая в поле зрения общественности. Однако если присмотреться, то их можно сразу узнать. Но вернемся к вам, господин Мертен. Вы поняли, что я сказала? Вы хотите умереть только потому, что не желаете отказаться от этой глупой расшифровки?»
 
"Откуда мне знать, что в какой-то момент меня не заберете вы или кто бы то ни было? Как я могу быть уверен?»
 
"Господин Мертен, - Мария почувствовала в его голосе некое беспокойство, а может быть, и нетерпение. "Пожалуйста, подумайте немного о моей честности. Я понимаю, что то, о чем я вас прошу, трудно понять и, возможно, еще труднее поверить. Но я уверяю вас, что это делается для вашего же блага. Здесь нет ни заговора, ни тайной организации, ни каких-либо негативных последствий для вас или ваших близких. Я глубоко сожалею, что не могу рассказать о происходящем подробнее. Если бы я это сделала, для вас уже не было бы пути назад. И я сомневаюсь, что вы хотите рисковать, потому что...»
 
В порыве гнева Хенрик вдруг закричал: "Мне все равно!» Гости в недоумении огляделись вокруг: "Скажите мне, что все это просто искусная мистификация. Или так оно и есть. Кто за этим стоит?»
 
"Я так и подумала", - раздраженно добавила Мария.
 
"Что? Что ты подумала?» - энергично возразил блондинке Хенрик, и его стул опрокинулся.
 
"Что с вами снова будет все сложнее, что вы сорветесь. Ни с кем еще не было так трудно".
 
"Ты права, потому что я сейчас ухожу. Заберите счет!»
 
Хенрик встал, опустил стул за стол и направился к выходу. В одно мгновение к оцепенению присоединилась общая тяжесть. Рука, которую до этого покалывало, теперь оказалась в состоянии полного паралича. Мария увидела его удивленную реакцию.
 
"Так вот как мы это делаем", - позвала она его вслед. Люди за столиками уже перешептывались по поводу столь необычного поведения предполагаемой пары. Хенрик обернулся к сумасшедшей, которая собиралась положить деньги на стол. Торопливо, в туфлях средней высоты, она пошла за Хенриком и догнала его, прежде чем он остановился у дверей бара. Пошатываясь, он прижался к ней, когда его мигрень превратилась в черноту.
 
"Я... Я ничего не вижу. Помогите мне...»
 
Он угрожающе медленно опускался на землю, Мария изо всех сил пыталась удержать его верхнюю часть тела. Наконец, мужчина, который был выше ее на 10 см, полностью вывалился из ее рук и оказался сидящим на асфальте с протянутыми ногами. Он не мог вымолвить ни слова.
 
Она дергала его и пыталась уговорить встать: "У вас есть машина? Ну же! Я отвезу вас домой". Глядя ему в глаза, она добавила: "Эй, посмотрите на меня! Такие припадки долго не длятся. Просто постарайтесь не терять сознание, хорошо?»
 
"А как долго они обычно длятся?» Ослабевший, он слепо смотрел на Марию. Прохожие замечали их, но смотрели только на него: алкоголик, у которого, видимо, случился приступ меланхолии.
 
"Где ваша машина?» Хенрик нескоординированно показал в какую-то сторону, сказал: "Там, вот, на стоянке", - и потерял сознание. В первую очередь, ему требовался отдых.

 После того как давление у Хенрика снова нормализовалось, они вдвоем сели в его машину. Мария - со стороны водителя. Под его руководством он провел ее через центр города, и через несколько минут они прибыли на стоянку напротив его жилого дома. Она поставила машину на ручной тормоз и припарковалась на значительном расстоянии от впереди идущего автомобиля. Хенрик неподвижно смотрел в ветровое стекло, его водитель действовала так же. Несмотря на то, что он испытывал тревогу и недоверие к этой девушке, он продолжал общаться с ней - почему? Может быть, дело в наркотиках, которые он принял и которые так явно вызвали его паралич? Или его подчинение было более инстинктивным, своего рода профилактической осторожностью, потому что он втайне чувствовал, что ему все еще нужно противоядие от того, что ему дали?
 
Наконец, при свете уличного фонаря, скупо освещавшего машину, они договорились, что на первых порах он будет представлять свои результаты только ей для изучения.
 
"Ваша жена дома?»
 
Хенрик с напускным дружелюбием ответил: "Разве вы не должны это знать?»
 
"Нет, я не ясновидящая. Я не знаю, что ждет нас в будущем. Ход времени мог измениться, и на этот раз ваша жена вернулась бы из Ганновера раньше".
 
"Ах, - закатил глаза Хенрик, - именно об этом я и хотел бы узнать побольше: Что стоит за вашими подробными знаниями... и мое возможное влияние?» и снисходительно добавил: "С таким же успехом можно признать, что вы заранее наблюдали за мной и моей женой".
 
Мария быстро повернула голову в его сторону и начала повторять тот же набор слов, который она уже рассказывала ему в баре. Поняв ее намерение, Хенрик преждевременно остановил ее слова: "Ну, я имею в виду... Вы можете это признать. И все же я выполню вашу просьбу и уничтожу все данные, формулы и копии. Сегодня же и на ваших глазах. Я даже скажу вам, где они находятся. Я ничего не утаю. Только скажите мне, наконец, в чем дело!»
 
"Поверьте, мы бы узнали, если бы вы что-то утаили".
 
С невозмутимым выражением лица Хенрик оставил разговор, у него просто не было сил на дальнейшие глупости. Мария передала ему ключ зажигания, отстегнула ремень безопасности и сказала ему: "Ну, пошлите?»  Она открыла водительскую дверь и вышла из машины. Хенрик тоже открыл свою дверь, радуясь, что снова может ходить без проблем. Остатки паралича полностью исчезли! Пораженный, он повел Марию к парадной двери.
 
Стоя перед шкафом в длинном коридоре квартиры, Хенрик показал своей гостье на место в гостиной. Немного стесняясь, но не боясь, белокурая женщина вошла в просторную комнату - он тем временем включил торшер. Она села на большой диван и стала рассматривать картины на стенах.
 
Хенрик позвал ее из кухни: «Желаете что-нибудь попить? Воды, апельсинового сока, может быть, томатного? Что вам принести?»
 
"Воды. Этого будет достаточно", - ответила она.
 
Он задумчиво посмотрел на ее выбор напитка: Возможно, она хотела исключить возможность того, что он таким же образом накачает ее наркотиками - активные вещества лучше чувствуются в чистой воде.
 
"Газированную", - добавила она.
 
Подтвердив ее просьбу кивком в сторону, он перевел взгляд на блок ножей у кухонного окна. Задумавшись о том, как он сможет защитить себя с помощью этих режущих инструментов, он наполнил чашку минеральной водой и апельсиновым соком для себя.
 
В гостиной он передал ей воду и сел в кресло напротив. Они оба отпили из чашек, посмотрели друг на друга и на мгновение замолчали.
 
"Прекрасная квартира".
 
"Спасибо. Мы давно искали подходящую квартиру в центре города".
 
И хотя Хенрик тут же пожалел об этом, он неловко заметил: "А вы  не боитесь, что я что-то подмешал вам в воду?»
 
Мария усмехнулась, но ничего не сказала в ответ, уверенно наклонив голову вперед. На что она намекала? Хенрик посмотрел в сторону шкафа в гостиной, немного опустился в кресло, снова отпил из бокала и задумался, не обвиняет ли она его в слабости.
 
"Миссис Партел. Итак, ... Мария? Могу я тебя так называть? Так будет немного проще". Мария поставила бокал на журнальный столик, Хенрик перевел взгляд на нее и постарался говорить прямо: "Почему ты так спокойна? Почему ты не боишься?»
 
"Вы спрашиваете, потому что думаете, что мы контролируем вас с помощью наркотиков и внушений?... Лучше подумайте о своей мигрени, вот где секрет".
 
Откуда она знала, что он считает, что находится под воздействием наркотиков? Высказывал ли он уже это подозрение? Может быть, во время паралича движения на выходе из бара? Тем более что он считал, что она пытается отговорить его своим предложением. Успокоившись, Хенрик пояснил: "Боже мой. Я знаю разницу между наркотиками и мигренью. Я страдаю от мигреней с аурой с двенадцати лет. Кратковременные, обратимые мини-воспаления мозга - частичная потеря зрительной коры, проявляющаяся в виде зрительных полос. Само по себе это никогда не смогло бы спровоцировать такие сбои в умственной и физической деятельности. Не в таких масштабах!»
 
Без дальнейших возражений девушка выслушала его убежденное мнение, лишь ехидно заметив после небольшой паузы: "Значит, мы все-таки что-то вам дали". Она еще раз окинула взглядом гостиную, ничего не опасаясь.
 
Умная девчонка, подумал про себя Хенрик, просто без эмоций сдалась, чтобы еще больше его расстроить. Но он не собирался так быстро давать ей отговаривать себя. Он протянул в ее сторону апельсиновый сок, оттопырив указательный палец от чашки: «Ты должна понимать, что я не могу поверить ничему из того, что ты говоришь, учитывая твою крайне сомнительную историю".
 
"Почему?» Она не согласилась с его убеждением. "Что вам не нравится? Вы все еще думаете о тайной организации? Как может тайная организация быть хозяином времени? Вы совсем запутались, ходите кругами. Просто перестаньте пытаться объяснить все обычными моделями".
 
"Тогда, пожалуйста, объясни мне, в чем дело".
 
Мария посмотрела более серьезно. Она взглянула на свои колени, сложила руки и предложила компромисс: "Хорошо. Посмотрим, как далеко я смогу зайти. Но сначала, как и договаривались, я хотела бы взглянуть на ваши записи".
 
Хенрик был настроен скептически. Тем не менее, если речь действительно идет только о формулах и извлеченных текстах, то передать их не составит труда. После нешуточных раздумий он согласился и поднялся со стула: "Я покажу их тебе и отдам. Результаты все равно никогда бы не были опубликованы мной".
 
"Конечно, не в этих временных рамках, нет", - ворчала Мария.
 
Хенрик проигнорировал подозрительное замечание своей гостьи и вышел из комнаты. Белокурая женщина робко последовала за ним в кабинет. В свете коридорного света Хенрик включил остальные компьютеры, а Мария включила потолочный свет в кабинете. Он с удивлением увидел, что его главный компьютер завершил очередную длительную процедуру дешифровки.
 
Кипы бумаг и книг в тесном помещении поразили девушку. Она молча сориентировалась, где можно присесть, и в конце концов устроилась на синем вращающемся стуле рядом с дверной коробкой. Хенрик проверил результаты дешифровки.
 
Внимание Марии привлек висевший на стене годовой календарь, сплошь испещренный датами. Хенрик с упреком обратился к ней: «В чем дело? О чем ты задумалась? О маленькой милой комнатке? Вот почему она называется кабинетом, а не опрятной спальней. Если хочешь, можешь пожаловаться моей жене". Он снова обратил внимание на экран и добавил: "Она всегда готова выслушать".
 
Мария усмехнулась, жестикулируя, отвергла его упрек и почесала нос. Со своей точки обозрения он заметил ее движение и проанализировал: «Тебе это действительно не слишком мешает?» Он снова посмотрел на нее. "И все же у тебя чешется нос? - Знаешь ли ты, что когда собеседник почесывает нос в неловкой ситуации, это свидетельствует о внутреннем конфликте, о лжи? Итак, ты не против конфликта?»
 
"Мой конфликт связан исключительно с формулами и расшифрованными текстами".
 
Он совместил: "Значит, ты боишься, что я все-таки не захочу дать тебе материал?»
 
"Нет, не совсем. Меня больше интересует, какие из расшифрованных разделов ты уже видел. То, что ты передашь мне эти данные, можно не сомневаться. Я бы не сидела здесь, если бы этот результат не соответствовал нашей цели".
 
"Что ты имеешь в виду?» Он посмотрел на нее с вызовом и сделал паузу. Вопреки всем своим убеждениям, Хенрик вдруг начал сомневаться. Впервые он всерьез задумался над ее странными утверждениями. Что, если она права?
 
Может быть, ему все привиделось? Может быть, он что-то упустил из виду, что-то забыл? Единственное, что можно было сказать с относительной уверенностью, - это то, что он, должно быть, ошибался в обмане, в котором обвинял своих коллег; они никогда не зашли бы так далеко, это была бы фантазия де-факто. Но могло ли это означать, что Вагнер и сидящая здесь девушка были правы? Может ли их история - какой бы простой она ни была - оказаться правдой? В принципе, Хенрик все еще сомневался в этом, но ее непоколебимое спокойствие заставляло его чувствовать себя все более и более неуверенно.
 
"Я сделал свою первую расшифровку около полутора недель назад. Она касается прошлого. Хочешь послушать?» Он пристально смотрел на экран, его рука вращала колесико прокрутки мыши.
 
"С удовольствием. Начинайте».
 
"Хорошо, это что-то вроде новостного сообщения о начале второй мировой войны. О нет, это не прямая информация о начале войны, а скорее сообщение о второстепенном театре военных действий. Я не всегда сортировал все полностью в хронологическом порядке... Итак, в каждом случае есть только краткие упоминания: "4 ноября 1939 г.: США ослабляют политику нейтралитета. Рузвельт подписывает новый закон о нейтралитете". И далее: "Воюющие стороны могут продолжать закупать в США оружие и боеприпасы без участия Соединенных Штатов в европейской войне". Вот и все".
 
Мария прокомментировала зачитанное сообщение: "1939 год? Это когда вторую мировую войну еще называли европейской? Неужели все тексты такие короткие?»
 
"Да, в основном. В стиле телеграмм. Но не все", - ответил Хенрик, недоумевая, было ли ее замечание о краткости сообщений утверждением или вопросом. Словно почувствовав его задумчивость, Мария снова начала добиваться от него понимания: "Как вы думаете, кто это написал?» Хенрик не понял, и она уточнила: "Как вы думаете, кто поместил туда этот код, чтобы скрыть сообщения о будущем?»
 
Хенрик уверенно отодвинул свое кресло, вытянул ноги и скрестил руки. Мария встала, подошла к нему и внимательно изучила текст рядом с ним. "Не могли бы вы показать мне еще несколько результатов?»
 
Он все еще подозревал, что она хочет, чтобы ей показали метакод и как применять формулы, чтобы впоследствии она могла извлечь информацию из самого текста. Хенрик спросил с вызовом: «Ты хочешь использовать этот материал в своих целях?»
 
Мария выпрямилась из согнутой позы для чтения. Чтобы подчеркнуть глупость его идеи, она наградила его гипотезу ядовитым взглядом. На стене позади него она заметила широкий квадратный плакат с изображением центурия, на котором крошечными буквами были начертаны стихотворные блоки Нострадамуса. Она медленно подошла к листу бумаги, и Хенрик последовал ее примеру.
 
"Это ведь центурии, верно?»
 
"Почему ты спрашиваешь? Разве ты их не знаешь?»
 
"Разве я уже не объяснила, что, хотя я знаю многое, в некоторых деталях я так же ограничена, как и все остальные?»
 
"Ах, да! Конечно! Понятно, - насмешливо протянул Хенрик, - или у тебя просто нет наготове подходящей отговорки?... Скажите, что и сколько вы, вернее, ты можешь рассказать мне обо всех этих загадочных обстоятельствах?» Он вызывающе почесал подбородок с умным видом. Мария вернулась к своему вращающемуся креслу и села. "Я рассказала вам пока все, что мне разрешено. Как я и обещала, посмотрим, чего еще я могу от вас ожидать. Если я скажу вам что-то более существенное, это будет означать, что вам придется уйти отсюда".
 
"Придется уйти", - брюзгливо кашлянул Хенрик, - "Если вы собираетесь использовать цветистые выражения, чтобы намекнуть, что хотите меня убить, то можете использовать менее туманные выражения", - и снова повернулся к монитору.
 
"Сколько отрывков текста о ближайшем будущем вы уже извлекли?»
 
Хенрик щелкнул мышью по программе дешифровки.
 
"О далеком будущем...», - буркнул он, в очередной раз осознав, какую чушь он несет, - "...я извлек семь отрывков о далеком будущем. О ближайшем будущем, по-моему, пока ничего нет", - и начал читать расшифрованный отрывок текста, который был создан сегодня вечером в его отсутствие.
 
Попутно, в ответ на его просьбу пояснить, Мария придумывала новые, извращенные детали: "Мы сможем воздействовать на вас, только если вы выйдете из-под защиты своего уединения. Однако, поскольку за последние несколько дней Вы ни разу не гуляли по городу в одиночестве, сегодняшняя встреча была пока единственно возможной. К счастью, вы, похоже, вовремя вышли за порог дома - до того, как смогли расшифровать и прочитать самую сложную часть".
 
Хенрик не очень-то слушал, он был занят последним фрагментом текста. Пока он читал, а Мария разговаривала с ним со своего места, он снова почувствовал головокружение. Очередной приступ мигрени, на этот раз проявившийся свистом в левом ухе. Он не стал об этом говорить, вообще ничего не сказал - свежевычитанный текст предоставил ему пищу для размышлений.
 
Полосы и вспышки снова ухудшили зрение. Он непроизвольно потрогал лоб. Она заметила его физические изменения: "В чем дело, вам опять стало хуже?»
 
"Да, очень сильно". Его восприятие сузилось, но он все еще пытался читать дальше.
 
"Ты видишь молнию?»
 
Его голова качнулась, и он отвернулся от экрана. "Я ничего не вижу".
 
Мария боролась с ситуацией, она зловеще бормотала: "Что-то идет не так, иначе не было бы никаких помех, ... мы сейчас находимся в контролируемой секции".
 
"Потенциальный временной сдвиг", - констатировал Хенрик язвительно-насмешливым тоном.
 
"Одна из многих возможных прогрессий, да. Вы воспринимаете это как физическое напряжение, в виде своего рода цивилизационной болезни, которая затуманивает ваши чувства. Но я не понимаю, почему точка вмешательства установлена именно сейчас". Она подошла к нему и пощупала пульс.
 
"Вы что-то планировали? Вы хотели сделать что-то другое, а не передавать документы? У вас где-то были копии?»
 
Хенрик откинулся на спинку стула.
 
"Нет, ничего такого. Меня тошнит, - застонал он, - кажется, меня сейчас вырвет".
 
"Что именно вы собирались делать, когда начался приступ?»
 
"Я просто хотел зачитать результат формулы, которую я рассчитал сегодня вечером. Текст был закончен ранее". Он указал на ящик стола. "Будьте добры, дайте мне с нижней полки упаковку таблеток с микроэлементами".
 
Мария открыла ящик, порылась в нем, достала нужную ей упаковку и протянула ему. "Таблетки вам не помогут". Если он принимал наркотики, то, возможно, она была права. Он выломал таблетку из блистера и проглотил ее всухомятку.
 
Она подошла к одному из других компьютерных столов, скрестила руки и пояснила: "Ваш приступ указывает на то, что здесь по какой-то причине был сделан разрыв". Прислонившись нижней частью к компьютерному столу, она погладила рукой несколько аккуратно разложенных вокруг монитора кип бумаг. Потом ей пришла в голову мысль: "Покажите мне результаты, которые вы прочитали", - и она подошла к пораженному мужчине. Он старательно щелкнул мышью на значке программы, и перед ним открылся список отрывков текста.
 
"Вот, можете посмотреть все". Хенрик положил руки на подлокотники и поднялся. Мария заняла место перед компьютером.
 
Головокружение позволило ему дотащить себя до кресла у входа. Инвалид опустился на него и истошно застонал: "Сделайте любезность, мне бы лучше еще одну таблетку из пачки. Подайте мне, пожалуйста, коробку". Он указал на упаковку, лежавшую рядом с клавиатурой на его столе. Он чувствовал себя просто несчастным.
 
"Минутку!» - ответила она. Она с нетерпением пролистала извлеченные им фрагменты текста.
 
"Я опять почти теряю сознание, будьте добры". Мария ничего не ответила.
 
От напряжения он выдохнул и с величайшей осторожностью попытался встать сам. Но он снова упал.
 
Неожиданно сочувствуя ему, она ответила: "Хенрик, тебе больше не нужны таблетки". Она отвернулась от экрана, и он даже не заметил ее сдержанного высказывания. Она встала со стула и подошла к нему. Над ним, на стене, ее внимание привлекла фотография. Она спокойно посмотрела на женщину, стоящую рядом с Хенриком на фотографии: "Это ваша жена?»
 
Почему она вдруг назвала его по имени и также перешла на «ты»?
 
Пронзительная головная боль прервала размышления Хенрика - он все больше терял силы держать голову ровно. Но он ответил на вопрос: "Да, моя жена, - пробормотал он, - в отпуске... В Южной Америке".
 
"Парагвай", - закончила она.
 
Услышав явное подтверждение ее осведомленности, он добавил: "Мы думали купить там дом... потом, когда-нибудь".
 
Мария улыбнулась и внимательно посмотрела на скалистый массив на фотографии.
 
Осторожно опустившись перед ним на колени, она вторглась в его оставшуюся видимость. "Как же мне объяснить тебе это?» Ее речь сопровождалась какой-то определенной грустью.
 
"Что?»
 
"Я проверила твою коллекцию текстов и поняла, что несколько дней назад ты извлек и, должно быть, прочитал тексты о 24-м веке. В них события ближайшего будущего, грядущие катастрофы, раскрываются в ретроспективе и по совокупности". Она сделала небольшую паузу. "... Прости, я не понимала, как много ты уже знаешь - слишком много деталей".
 
"Что... что ты имеешь в виду?»
 
"Мы не можем этого допустить".
 
Хенрик запаниковал: "Как. Что ты имеешь в виду?» Однако ему не удалось воспротивиться ей своим телом таким же образом. "Какое это имеет значение? Это изобретения пациента", - и он повысил голос. "Бахшпиль Бахшпиль их изобрел!»
 
С осторожностью и мягкостью она стала ласкать его руки - нежно, как будто она была его любовницей. Беспомощный и безнадежный, психолог искал в своем безысходном параличе предметы, которые он мог бы использовать в качестве колющих орудий.
 
"Не бойся, - шептала она, - твои силы угасают, потому что я собираюсь взять тебя в путешествие...» Она сделала паузу, чтобы еще раз окинуть взглядом фотографию его жены.
 
"Что ты мне дала?» - прохрипел он.
 
"Дала? Ничего».Она продолжала нежно гладить его руки, лежащие на бедрах, затем щеки. Согласованность его зыбких остаточных движений стала неконтролируемой. Хенрик увидел звезды, цвета окружающего мира изменились.
 
Мария сидела перед ним вплотную. Почему она держала его так близко?
 
Теперь ясность его мыслей тоже стала уменьшаться, контуры стали расплывчатыми, ничто не имело для него четких очертаний и не поддавалось четкому определению. Наконец, он вообще потерял способность мыслить ясно - как в лихорадочном сне. Его глаза застыли, рот открылся в замедленной съемке.
 
Мария показалась ему окруженной ярким светом, в котором она медленно исчезала с нежной улыбкой. Но вот яркость снова померкла и померкла до черноты. Потом стало совсем темно... и тихо.
 
Возвращение домой
 
Хенрик мог чувствовать. Он чувствовал... он видел сон?! Да, то, что он воспринимал, исходило от него самого... его эго отражалось в несдерживаемых гранях его личности. Многочисленные, разрозненные, кажущиеся бессвязными, без сознательного прерывания и направления.
 
Все чаще и чаще он начинал заново осознавать свой предполагаемый сон, который, возможно, был лишь одним из многих, приснившихся ему до сих пор, как таковой - в отраженных ссылках на свое сознательное "я". Его сознание становилось более ясным. Постепенно он перешел из сна в другое состояние. Состояние, в котором он не мог четко разграничить сновидение и реальный мир. Где сон и реальность сливались друг с другом так, что их трудно было разделить.
 
Он проснулся. На кровати в совершенно затемненной спальне. Сколько, по его мнению, он проспал? Он не знал. Недолго? Может быть, несколько минут? С таким же успехом это могла быть целая ночь, целый день, даже недели.
 
Было спокойно, все ощущалось освежающе и безупречно новым - беззаботным, безупречным, в чистой атмосфере.
 
Он не думал о том, как он сюда попал, не помнил, что его откуда-то забрали или куда-то привезли. Он думал только о том, что чувствует себя физически отдохнувшим, и о прошлом сне, который оставил в нем такие приятные ощущения, хотя он уже не помнил никаких подробностей этого сна.
 
Он решил включить свет - где же выключатель? В каком положении он находился в постели? Лежал ли он вверх ногами, у изножья кровати? Или поперек? Он пошарил руками в темноте. Он за что-то ухватился. Еще одно одеяло, возможно, его жены. Неизбежно приходили мысли: Когда он лег спать, сколько сейчас времени и что вообще произошло до того, как он лег спать? Он даже не знал, какой сегодня день.
 
Минуточку! На какой работе он работал? Его возраст, его имя - он ничего не знал о своей жизни! Чем больше он думал об этом, тем труднее ему было войти в свое сознание. В темноте он паниковал, судорожно ища способ включить свет.
 
Поворочавшись некоторое время в постели, он успокоился и начал концентрироваться на своем дыхании. Пожалуй, лучше пока не нервничать. Он отключился от своих мыслей, опустил голову и сосредоточился на биении сердца. Прошло некоторое время, прежде чем он вернулся к изучению ситуации, не обращая внимания на то, что до сих пор не может вспомнить, кто он такой на самом деле. И тут он ухватился за шнур рядом с кроватью, с левой стороны. Электрический кабель с выключателем! Несомненно, лампа. Он включил свет.
 
Неестественно яркий белый свет залил комнату. Настолько яркий и белый, что это не могла быть прикроватная лампа. Ослепленный Хенрик держал руку перед закрытыми глазами. Но он не видел своей руки! Даже предметы, которые, как ему казалось, он ощущал мгновение назад, не существовали! В шоке он открыл глаза. Все было белым! Ни пола, ни стен, ни потолка... Никаких ощутимых признаков.
 
Но больше всего его потрясло отсутствие руки. Да, он чувствовал ее, но ее не было! Не было и теневых очертаний лица: кончика носа, зачатков скул и глазниц! Он не мог их узнать! Он даже не слышал своего дыхания!
 
Казалось, что он парит в этой комнате - без тела и без образа себя. Но, несмотря на эту реальность, Хенрик не чувствовал страха, по крайней мере, в классическом понимании. Его охватывал только ужас, а также удивление и заторможенность от яркого света, который равномерно сиял вокруг него, словно он был бесконечным.
 
Он посмотрел влево, вправо, потом вверх и вниз. Честно говоря, он не знал, вверх или вниз он смотрит в этой белизне, только по своим еще физическим ощущениям ему так казалось. Он осторожно двинул руки и ноги навстречу друг другу - но потянулся сквозь них, как будто их и не было! Казалось, что ничего не существует!
 
В глубоком раздражении он задался вопросом, что он здесь делает и, главное, сможет ли он когда-нибудь выбраться отсюда? Это точно не могло быть сном.
 
"Хенрик!»
 
Голос позади него! Он не узнал его. Вопреки всякой логике, он был ему знаком. Чрезвычайно знакомым! И это помогло ему узнать свое имя! Хенрик обернулся... и не увидел ничего, кроме белого, яркого света.
 
И еще слова: "Потерпи".
 
Затем он понял, что не может определить, мужской это голос или женский. Как если бы он мог видеть, но был дальтоником. Тем не менее, ему показалось, что голосовые звуки имеют четкую половую принадлежность.
 
"Где я?» - спрашивал он, но где был его голос? В нем не было ни звука, ни резонанса. Видимо, только разум знал, что он что-то сказал.
 
"Тебя готовят".
 
"К чему?»
 
"Чтобы ты мог понять... Чтобы ты мог вернуться".
 
"Почему я ничего не чувствую в себе? Почему я не знаю себя? Кто ты?» Блестящий свет усиливался, казалось, что от него меркнут чувства.
 
Он снова услышал голос: "Ответы последуют".
 
Хенрик почувствовал, что растворяется, скорее, исчезает. Остатки его самовосприятия начали исчезать. Стоило ему только понять, о чем он думал, как в следующее мгновение он полностью утратил эти мысли. Не выдержав, он почувствовал, что его автоматическое дыхание остановилось, и ему пришлось заставить себя дышать. Дышал ли он вообще? Нужно ли ему вообще дышать, есть ли у него легкие? Как долго ему придется здесь оставаться? И... о чем он только что думал?
 
Пытаясь упорядочить свои мысли, он потерял способность размышлять. Сам того не замечая, он потерял вдохновение. Эмоции и чувства опустели, воля и стремления угасли. Затем прекратились и движения, тело, вернее, то, что он еще воспринимал как тело, поблекло, стало неподвижным и безответным. Оставалось только смотреть в бесконечное белое сияние, чтобы наконец полностью слиться с этим совершенным светом.

 
"Открой глаза".
 
Хенрик проснулся. Неужели он растворился? Все, что происходило раньше, все еще присутствовало. Как это могло сочетаться? Сон? Неужели он проснулся? С удивлением он осознал, что над его глазами склонилось лицо, которое он не мог ни потрогать, ни опознать.
 
Он лежал на каком-то подобии кровати и... он знал, кто он!
 
"Ты задаешься вопросом, что с тобой случилось. Почему ты здесь".
 
Голос принадлежал лицу, нереальной, неправдоподобной женщине. Находясь так близко к нему, она казалась почти абстрактной, как нарисованная фигура. Хенрик хотел ответить ей, но не мог найти слов. Он мог думать, но не мог ничего сформулировать, как будто у него отняли язык.
 
Тем не менее, он не впал в ярость, он знал эту женщину или то, на что он смотрел. Если он слегка наклонял голову, то, казалось, каждый раз воспринимал ее по-разному. Если в один момент она еще сохраняла вид красавицы, то в следующий момент вызывала в нем крайне неприятные чувства - как будто в ней появилось сразу несколько личностей, объединенных в одно существо.
 
Улыбаясь, женщина увеличила расстояние до лица Хенрика. Его взгляд снова изменился. Теперь ее существо уже не казалось абстрактным - в неточно уловимых нюансах характера, - а застыло в физическом облике человека, которого Хенрик знал по смутным воспоминаниям и к которому испытывал глубокое доверие.
 
"Твои иллюзии и вызванное ими замешательство - нормальное явление. Не удивляйся. Ты сам создаешь их, потому что узнаешь что-то во мне".
 
Он не слышал ее слов. Вместо этого он, казалось, мог читать ее мысли и впитывать ее чувства. Хенрик чувствовал, что она также постигает его внутреннюю сущность, как если бы он был прозрачным.
 
Его тело по-прежнему лежало на кровати. Что-то или кто-то побуждал его осмотреться. Не вставая и не поворачивая головы, он внимательно осмотрел комнату. Сначала он не понял, что это физически невозможно.
 
На первый взгляд, это была спальня, по крайней мере, именно так он представлял себе ее в своем воображении. Трудно было понять, действительно ли это спальня или она показалась ему такой только потому, что он ожидал увидеть такую комнату.
 
Вдруг он заметил свое скрюченное тело. Удивляясь невозможности своего расширения, он оглядел комнату в поисках ориентиров, которые могли бы ему помочь. Но наведенные предметы только еще больше запутали его - они менялись, самопроизвольно принимая другие формы, знакомые ему по личному окружению.
 
Почему это происходит, почему они меняются? Неужели это его рук дело?
 
Вдохновленный этой странной ситуацией, он задумался. Он представил себе, можно ли сменить комнату, можно ли лечь на диван в своей гостиной. Сконцентрировавшись, он огляделся в поисках образа своей мечты и увидел себя сверху, расслабленно лежащего на кожаном диване. Но не успел он более подробно рассмотреть домашнюю обстановку, как женщина окликнула его: "Пойдем!» и ласково протянула руку: "Я тебе все покажу". Гостиная и диван исчезли.
 
Несмотря на то, что для этого ему пришлось сначала подняться из горизонтального положения, Хенрик двинулся прочь от кровати, движимый силой, как будто не он сам принял решение об этом движении, а что-то еще на нем или в нем - некий внешний контроль. Но чем дольше он так двигался, тем больше это влияние становилось его собственной волей - как будто к нему возвращалось что-то знакомое.
 
Теперь он стоял рядом с женщиной. Говорить он по-прежнему не мог. Он сгорал от интереса, почему все выглядит так сюрреалистично, как во сне, при самых невозможных физических и психологических обстоятельствах.
 
"Ты возвращаешься в свое собственное состояние, которое пока не можешь полностью контролировать. Как при пробуждении из комы - еще без полного владения всеми жизненными функциями, физическими и умственными способностями".
 
Хенрик задумался, не привиделся ли ему этот голос. Может быть, это телепатия? Он не мог распознать ни одного движения ее губ.
 
"Функциональная речь, телепатия и воображение находятся здесь на одном уровне. Ты пока не можешь ими управлять. Что тебя беспокоит, так это твоя структура, которая мыслит простыми категориями... как у человека. Потому что ты воспринимаешь себя и свое окружение как материю и считаешь, что все еще состоишь из нее".
 
Хотя это объяснение вновь вызвало недоумение, Хенрик смог принять ответ. Не потому, что он логически обосновал его, а потому, что новая и в то же время знакомая часть его самого согласилась с этим фактом. Та часть, которая, казалось, также пробуждала сюрреалистические способности Хенрика.
 
Внезапно он узнал ее - это была Мария! По крайней мере, так она ему показалась, потому что уже в следующее мгновение это впечатление размылось, и блондинка стала непоследовательно напоминать бывшую знакомую. Еще мгновение - и он снова узнавал только лицо Марии. Ее облик был непостоянным, всегда зависящим от угла зрения Хенрика и его сопутствующих мыслей.
 
Сейчас она расположилась прямо перед ним, в непосредственной близости от его взгляда. С чувственным выражением она взяла его руки в свои и заглянула ему в глаза: "Исток и источник".
 
По его телу пробежал теплый поток. Гораздо более сюрреалистично, чем раньше, Хенрик воспринимал странные появления Марии, он был втянут в мир ее мыслей и чувств, столкнулся с переживаниями и характеристиками различных личностей - ее личностей.
 
Время казалось растянутым, как будто он листал книгу, в которой мог по желанию остановиться на любой из ее личностей, чтобы поразмышлять и осмыслить каждого персонажа в свое удовольствие. Каскады безмерного счастья проносились через его чувства, затем невыразимые муки - интенсивные, просветляющие. Одурманенный многообразными воспоминаниями Марии, Хенрик начал болезненно смеяться: "Это чудесно".
 
Видение закончилось мягко. Он пришел в себя и посмотрел на измученную Марию. Он понял, что должны были показать ему эти физические явления: Каждое из этих представлений было самой Марией, каждое обладало ее душой!
 
И он понял еще кое-что: "Я не человек...»
 
Охваченная глубокой связью, Мария обрадовалась его осознанию и улыбнулась: "Пройдет некоторое время, прежде чем ты будешь готов вернуться в свое первоначальное состояние. Поэтому для перехода необходимо объяснить твоему ещё человеческому разуму произошедшие события в привычном земном образе мышления. Это послужит плавному изменению. Обретению".
 
Она благожелательно посмотрела на него, после чего они вдвоем и содержимое комнаты стали исчезать. Через несколько мгновений он завис в воздухе, погруженный в черноту, подобно тому, как он смотрел невоплощенным взглядом в сверкающую белую пустоту.
 
И снова он не заметил ничего особенного ни в себе, ни в окружающем пространстве. Он старательно вынашивал намерение исследовать и испытать свои сюрреалистические способности в этом небытии. И вдруг под ним... или над ним? Звезды. Вокруг него сияли огни Вселенной, поражающие своей красотой!
 
Неужели это его рук дело? Была ли это иллюзия, симуляция? Никогда прежде он не видел звезд в таком объеме. Как будто он мог прикоснуться к ним. Просто невероятно!
 
И тут он почувствовал, что Мария рядом: "Это космос... не симуляция".
 
Где она была? Она касалась его мыслей - необычных, совершенно иных! Ближе и интенсивнее, чем мог бы быть физический контакт, - слились воедино.
 
"Вот откуда мы пришли. Это все мы".
 
В голове Хенрика пронеслись образы, перед которыми он не мог устоять. Образы, ситуации и люди, непонятные существа и состояния бытия, которые казались ему знакомыми, но грозили оттолкнуть своей инаковостью. Кроме того, он все еще был потрясен видом гигантской Вселенной. Выход в открытый космос вызвал у него прилив радости, его охватило сияющее блаженство, и он даже не подозревал, что когда-либо испытывал подобную радость.
 
Лишь несколько мгновений спустя его сознание стало больше концентрироваться на тех формах жизни, которые ему показали. Он испытывал к ним более глубокие чувства, чем простое знакомство, - он знал этих искаженных, странных существ досконально! Тем не менее, к их форме, в большинстве своем даже не похожей на гуманоидную, нужно было привыкнуть. Теперь он заметил среди них и несколько людей.
 
"Ты знаешь, кто они", - добавила Мария к его ощущениям.
 
Они были так близки ему, так знакомы, как будто он мог симулировать их истории жизни, их мысли, реакции и чувства, имитировать их для себя.
 
«Ты был или остаешься всеми ими. Во многих местах Вселенной, на других планетах... и на Земле". Сообщение Марии почти не встревожило его. Впечатления казались естественно знакомыми. Так же, как если бы родители подарили ребенку кадры из фильма, снятого в более ранний период его жизни. Однако постепенно, по мере того как он все яснее понимал происходящее, в нем возобладало знакомое чувство - страх, человеческий страх. Оно и его длительное созерцание привели к последовательному самоосознанию, выразившемуся в полномасштабном ужасе, который сначала принял форму сопротивления, а затем отрицания.
 
Но прежде чем чувства успели полностью захлестнуть его, он обнаружил себя расслабленным в исходной точке своей маленькой космической прогулки - посреди уютной спальни. Вскользь он заметил, что на самом деле это была вовсе не спальня, а комната с красивой мебелью, сделанной по образцу нынешнего стиля жизни.
 
Странно, подумал Хенрик, но его эмоциональное потрясение исчезло, просто испарилось!
 
Мария встала рядом с ним. Они вместе смотрели через широкое, но обычное на вид окно дома на землю. Голубой шар освещал половину оконного стекла своими насыщенными цветами, рядом с шаром - абсолютная чернота космоса. Хенрик в очередной раз осознал, насколько величественно темна Вселенная!
 
При виде этой красоты Мария вновь указала ему на его сущность: "Твой нынешний облик - лишь один из многих на Земле. Мы оба действуем там вместе, каждый в виде многих личностей одновременно, ... чтобы влиять на человечество".
 
Он мечтательно размышлял над ее словами, но не знал, правильно ли он ее понял.
 
Вокруг них двоих вдруг раскинулось ярко-голубое небо, под ним - белые облака, сквозь которые они ныряли стоя. Показалась суша Африки и части Южной и Центральной Европы. Снижение замедлилось, пока они вдруг не остановились в воздухе, как будто стояли на прозрачном, прогулочном диске.
 
Хенрик был немного смущен этим зрелищем - земля прямо под ними! Он никогда раньше не видел планету в таком виде. Он рассмеялся и стал искать свой дом. Но неожиданно, словно на него навалилось странное чувство, он понял, что эта планета - не его дом. Его смех улетучился. Так откуда же он взялся на самом деле? Кем он был? Должен ли он быть всеми теми странными существами, которых он видел раньше? Его чувства стали тягостными. Что же все-таки произошло? Должен ли он был продолжать существовать здесь и сейчас, где бы он ни находился?
 
«Твое возвращение домой будет медленным. Потребуется индивидуальное время, чтобы понять. Но не беспокойтесь о времени. Время не имеет для нас никакого значения. Во время перехода не пройдет ни одной секунды".
 
Теплое чувство разлилось по его груди, он почувствовал свое сердце. По крайней мере, он полагал, что чувствует его, так же как думал, что все еще видит своими глазами.
 
"Время не идет?»
 
"Время никогда не идет, если мы сами этого не захотим".
 
Мария улыбнулась, выражение ее лица было пленительным, неописуемо любящим, настолько, что Хенрик не мог сравнить ее ни с одним земным человеком.
 
"У меня так много вопросов".
 
Она закрыла и открыла глаза: "Ты можешь их задать. Задавай их все".
 
Откровение
 
Он не знал, с чего начать.
 
Не заметив перемены, они вдруг оказались сидящими рядом на берегу реки, свесив ноги с деревянного мостика, не сводя глаз с водной глади.
 
Нереально мягкая погода окружала холмистую местность, поросшую зеленым лишайником. Рядом с ними росли деревья, листва которых мягко колыхалась на фоне насыщенного синего неба. Природа, похожая на сон, издавала тихие звуки животных, вид которых невозможно было определить.
 
Это не могла быть земля, свет выглядел иначе, имел более теплую цветовую гамму - все казалось на тон темнее. Хенрик смотрел на белые, мягкие облака, формы которых радовали его, как ребенка.
 
"Кто мы такие? И что мы делаем с людьми?»
 
"Мы оба принадлежим к двум самым древним видам во Вселенной. Но мы уже давно перестали существовать в том виде, в каком существовали когда-то: как разумные существа, миллиарды лет назад, на далеких планетах. Вся физическая форма давно ушла в прошлое и больше не имеет для нас никакого значения".
 
Хенрик смущенно улыбнулся и выжидающе посмотрел на речную воду.
 
"С самого начала существования каждой разумной формы жизни во Вселенной оказывалась помощь. Без этой помощи многие из этих разумных существ были бы уничтожены, подверглись бы ужасному обращению или регрессировали. С момента своего создания, а то и намного раньше, каждый из этих разумных видов подвергается воздействию. Это происходит до тех пор, пока в один прекрасный день они не будут готовы, физически и духовно, стать частью нашего существования".
 
Она повернула голову в его сторону и посмотрела на него. Хенрик не выглядел удивленным, но был сосредоточен. Его внимание по-прежнему было приковано к кристально чистой поверхности ручья.
 
"Разумные космические виды получают помощь?... Как давно человечество находится под наблюдением?»
 
"Дольше, чем оно существует. Любое появление разумной жизни на Земле должно поощряться и сохраняться. Любой высший разум, который должен развиться на этой планете. С нашей защитной помощью приматообразные существа наконец-то начали сознательное духовное развитие».
 
"А кто именно я? Откуда мы взялись?»
 
"У каждого из нас с вами есть свои изначальные формы жизни. Эти виды также возникли в разные временные периоды в нынешней Вселенной. Но все это не имеет для нас никакого значения. С момента нашего перехода давным-давно мы равны друг другу, можем быть кем угодно, находимся везде и существуем вечно. Время и наше собственное физическое происхождение не играют никакой роли в этом измерении".
 
Хенрик молчал, потрясенный и удивленный. Мария продолжила объяснять: "Как это уже не раз бывало в истории эволюции, человеческому роду предстоит сделать огромный эволюционный шаг. Гораздо более радикальный, чем на заре своего существования, когда первые гоминиды с самодельными орудиями труда вступили в коэволюцию с осязаемым, в результате которой они в перспективе превратились в разумных людей. В то время связь между людьми и вещами порождала все более точные инструменты, все более специализированные методы и навыки. Значительно позже появились сложные машины, системы и компьютеры, а также искусственный интеллект. Но прежде всего эта коэволюция всегда способствовала социальному и интеллектуальному развитию человека, поскольку он физически приспосабливался к орудиям труда, совершенствовал свой ум и вынужден был все более сложно организовывать свою социальную жизнь. Как и для большинства разумных видов в космосе, коэволюция - взаимодействие с орудиями труда и инструментами - является важным фактором эволюции в направлении сознательного духовного существа».
 
"Мы помогли ранним людям эволюционировать в сознательные существа?»
 
Она кивнула и проследила за взглядом Хенрика, обращенным к воде: "Настало время возвестить о следующем эволюционном шаге человечества. Это будет рассвет нового уровня мышления и существования, восхождение в наше измерение. Мы готовим, сопровождаем и стимулируем их к этому развитию".
 
"Но в чем будет заключаться это развитие - это пробуждение? Кем они станут? Как они должны войти в это измерение? И почему не сразу? Почему бы нам не привести их сюда сразу?»
 
"Сейчас ты даже не можешь себе представить, что значит быть выше измерений. Ты как был, так и остался человеком". Мария коснулась его руки, которой он опирался на край деревянной дорожки. Хенрик наблюдал за ней со стороны.
 
"Выход из нашего измерения и достижение его требует духовной зрелости - сознательной ментальной установки. Однако это не должно пониматься в обычном смысле - ни исключительно религиозном, ни чисто научном. Например, было бы неполным стремление постичь это измерение исключительно с точки зрения понимания, используя классические способы мышления и процедуры в рамках известной физики - с уже определенными правилами и представлениями, академическими и научными. Столь же неполным было бы считать, что это измерение может быть достигнуто только через духовность или догматические религиозные учения".
 
Мария немного понаблюдала за выражением его лица и добавила: "Пожалуй, яркой иллюстрацией этого может служить сравнение с древними элементарными теориями, утверждавшими, что все существующие объекты состоят из элементов огня, воды, воздуха и земли в различных пропорциях. Это древнее заблуждение примерно описывает масштаб того, насколько человечество в настоящее время еще далеко от открытия того, что ему предстоит открыть. Особенно в том, что касается его духовно-научного развития: объединения духа, души и веры с наукой, техникой и физикой. Неописуемо великая и сложная задача, именно потому, что человек не предполагает, что эти вещи принадлежат друг другу, что они совместимы и что ему вообще нужно искать объединение этих сегментов. Но именно это и есть путь и цель".
 
Растерянный просвещением Марии, Хенрик снова посмотрел на воду. В силу своей еще человеческой чувствительности он с некоторой тоской подумал о том, как когда-то представлял себе будущее развитие человечества на Земле, более архаичное и физическое: прогресс в медицине, улучшение производства продуктов питания или покорение космоса с помощью космических кораблей для колонизации Вселенной. Рано или поздно на колонизированных планетах разгорелись бы те же конфликты, что и сейчас на Земле. И все было бы совсем по-другому, по-иному? В существовании, которое было бы выше физического? Захватывающе, на самом деле, потому что более обнадеживающе...
 
Мария ответила на его мысли: "Все технически высокоразвитые виды представляют себе свое будущее на материально-физических основах. Оно основано на опыте: то, что уже известно, всегда может прийти в несколько измененном виде. На короткое время, иногда на несколько сотен лет, предсказания будущего находящимся в процессе развития интеллектом примерно соответствуют произошедшей реальности. . Ваши представления о будущем не являются чем-то далеким от реальности, поскольку человечество действительно будет повышать свой уровень жизни. Какое-то время оно даже будет путешествовать по космосу, как в классических научно-фантастических историях".
 
Мария, как бы утешая его, ласково положила левую руку на плечо своего задумчивого друга: "Не волнуйся больше об этом. То развитие, которое мы сейчас затеяли, будет тем, к чему все всегда стремились".
 
Хенрик неловко распрямился. Чувствуя себя неловко, он некоторое время почесывал подбородок и наконец спросил: "Значит... значит, это и есть рай?»
 
"Да, - усмехнулась Мария, обрадованная его пониманием, - и это не подмена и не случайное воплощение земной надежды на Небесное Царство. Это именно то, о чем говорит любая земная духовность и традиционная религия. Миф и вера в рай возникают и основываются исключительно на этом, на существовании этого бытия".
 
"А как же мы? Что мы такое?»
 
"Согласно человеческим религиозным представлениям и тому, что мы делаем, мы - ангелы, упоминаемые во всех религиозных доктринах. Но мы не всегда можем быть таковыми в положительном смысле. Особенно если учесть, что мы не можем допустить дальнейшего существования человечества в таком виде и должны помочь инициировать его преобразование - мир будет уничтожен".
 
Хенрик был удивлен ее решимостью. Ошеломленный, он снова перевел взгляд на воду.
 
Мария продолжила свои объяснения: "Ты был кем-то на Земле, кто был установлен как резервный вариант, как некая предупреждающая альтернатива надвигающемуся сценарию конца света. Однако в тебе больше не было необходимости. Чтобы освободить таких, как ты, от выполнения задания и дать им возможность жить дальше, мы используем отвлекающие события и вмешательства для корректировки их указаний. Если же человек, на которого возложена задача, все равно не отпустит цель, мы вынуждены вычеркнуть его из жизни. Такие земные вмешательства сложны еще и тем, что мы всегда стараемся никого не вырывать из жизни, ведь мы думаем и чувствуем как люди на Земле - мы и есть люди на Земле!»
 
Заинтересованный, Хенрик снова повернул голову к симпатичной девушке, Мария улыбнулась и добавила: "Если кто-то знает слишком много или все же хочет выполнить свою прародительскую миссию, у нас нет другого выхода, - она посмотрела ему в глаза, - Чтобы забрать кого-то из своих, мы используем смертельные болезни, ... Рак, астма, даже несчастные случаи или, чтобы иметь возможность острого вмешательства, классическая сердечно-сосудистая недостаточность - как у тебя. Мы используем и такие земные раздражители, чтобы активировать заказ. Мы всегда вмешиваемся незаметно и почти всегда косвенно, чтобы не слишком мешать самостоятельному процессу развития разумного вида".
 
Хенрик кивнул, но на его лице появилось выражение неловкой досады. Не потому, что его привели сюда, но что-то другое беспокоило его: "Если мы такие всемогущие и хотим помочь, то почему заставляем людей так страдать? Зачем?»
 
Мария молчала, она смотрела на воду, словно искала нужные слова, чтобы Хенрик понял это без сомнений: "Страдания - это часть материальной жизни и индивидуального развития. Это то, ради чего все и затевается на Земле. Мы не можем и не должны их менять или даже отменять. Именно потому, что эти переживания важны для того, чтобы иметь возможность существовать в нашем измерении - в котором этих страданий нет - как духовно развитое существо... Сюда приходят только те, кто смог самостоятельно преодолеть свои инстинкты. Только те, кто может признаться в скрытом эгоизме, злобе и низменном образе действий и мыслей, кто искренне раскаялся в своих поступках и, в свою очередь, простил за них своих ближних. Им позволено прийти, потому что они выше своего животного, инстинктивного наследия - они доказали это и усвоили. Они стали чем-то другим и поэтому могут продолжать свой путь здесь".
 
Хенрик угрюмо молчал, казалось, он был в отчаянии от ее откровения. Мария почувствовала, как в нем поднимается горечь.
 
"Но что будет с теми, кто поступил неправильно, кто совершал ужасные поступки по отношению друг к другу, кто поддался своим желаниям и умер, так и не преодолев их? Они никогда не смогут испытать этого здесь. Они отсортированы и ушли навсегда - в ад!»
 
Мария, как утешающая мать, крепко обняла его и придвинулась к нему вплотную. Она склонила голову набок.
 
"Никто не уходит из жизни. Никто. Вот в чем суть. Никто не страдает напрасно, ни один грешный человек не отбрасывается и не изгоняется навсегда... Вот для чего мы здесь, ведь мы позволяем им вернуться".
 
С обнадеживающим выражением лица он ждал, чем закончится ее вступление.
 
"Большинство людей не справляется с существующими на Земле условиями. Поэтому большинство усопших попадает в своеобразную ситуацию ожидания, поскольку их отправляют не на небо, а обратно на Землю. Им приходится повторять свое духовное развитие и испытания на Земле".
 
Он был поражен. Означало ли это, что существует нечто вроде приговора? Если ты потерпел неудачу, то должен был переродиться?
 
"Да, можно назвать это и так", - ответила она на его мысли. "Но мы не только даем каждой человеческой душе новый шанс снова и снова, мы, прежде всего, даем ей необходимые импульсы и сложные жизненные задачи на Земле».
 
Хенрик заметил классическое содержание ее высказываний - единообразие духовных учений и мудрости. Он покачал головой: все это идет отсюда! Но он уже снова спорил с тем, что ему говорили. Он сомневался в основе существующих на Земле религий. Не запутывают ли эти учения людей, вместо того чтобы помогать им? Они часто мучили и угнетали их.
 
Мария пояснила: "В духовных учениях закреплены многочисленные ценности, которые служат ориентиром, поддержкой и руководством. К сожалению, они часто неверно истолковываются, используются не по назначению, даже во вред или воспроизводятся в другом виде. Однако вредное влияние оказывают только человеческие дополнения к этим учениям. Именно это и является частью экзамена для каждого: распознать и отделить дополнения, сделанные руками человека".
 
"Но как люди могут в этом разобраться? Что это за задача, что за учение? Если уж на то пошло, то от этих учений они становятся еще безумнее и даже вредят себе. Как вообще может начаться духовное развитие людей при таком подходе? И как должны научиться понимать это те люди, которые рождаются снова и снова и снова совершают одни и те же ошибки? Что люди должны делать, чего достигать? Как они должны себя вести? Это безумие!»
 
Мария мягко успокоила его: "Ну, самое главное, чему должен научиться, что должен понять и что должен практиковать каждый человек без ограничений, - это любовь. И это ни в коем случае не означает сексуальность или партнерство - то биологическое, инстинктивное влечение, основанное на чисто физических, интеллектуальных и индивидуальных достоинствах, иногда даже вступающее в отношения из чисто эгоистических побуждений. Любовь также не включает в себя приобретенные качества - быть добрым, отзывчивым или справедливым по отношению друг к другу. Настоящая любовь - это способность отпустить свои инстинкты и суждения по отношению ко всем и всему, начиная с готовности простить своих ближних и смелости попросить прощения от чистого сердца. Любовь означает признание собственных целей, слабостей и недостатков своего характера, их переориентацию и прекращение использования, защиту всех людей в равной степени - даже тех, кто кажется никчемным или плохим, - принятие их и реагирование на них. Те, кто этого не делает, никогда не смогут ничего преодолеть в чисто физическом существовании и не смогут существовать по нашим стандартам. Любовь - самая важная и единственно возможная ступень на лестнице к нам. Другого пути нет".
 
Возмущение Хенрика сменилось смущением. Мария нежно погладила его по руке и продолжила: "Вот почему мы отправляем на Землю души, которые ещё не достигли зрелости. Некоторым требуется время, чтобы осознать и изменить свое поведение - они обнаруживают нас только тогда, когда их цивилизация сама начинает проникать в наше измерение. Поэтому, чтобы продвинуть духовное развитие человечества, мы сейчас в значительной степени будем разрушать этот мир. Мы принципиально очищаем его от дурных влияний, человеческих, духовных и материальных, которые преграждают путь к нам; мы уничтожаем скрытые силы мира, которые сделали всех больными. С одной стороны, мы делаем это для того, чтобы люди стали более восприимчивы к практике любви к себе и своему окружению, а с другой - для того, чтобы даже самые меланхоличные души смогли понять из новых областей физических исследований в ближайшие века, что речь идет о переходе от материального к духовному существованию: разум и душа, вера и любовь".
 
Хенрик не мог в это поверить. Во всем этом постыдном мире с его мерзкими, жадными и лживыми поступками, самодовольными и эгоистичными людьми единственное, что в конечном итоге должно иметь значение, - это практика безусловной любви? Прощать друг друга от всего сердца и просить прощения? Разве в этом, в конечном счете, все дело?
 
Мария кивнула.
 
В то время как Хенрик был ошеломлен, почти парализован ее объяснением, другая часть его сознания почти спокойно отнеслась к тому, что она сказала. Возможно, потому, что это было так ясно, так очевидно, как будто ему дали ответ на загадку, о которой он никогда не спрашивал, но всегда искал.
 
"Неважно, кем ты был, насколько красив, престижен, сколько у тебя было денег. Важны лишь обстоятельства, то, как ты преодолел себя, изгнал из себя эгоистические или жалеющие себя инстинкты и отпечатки, не подчинился им, чтобы сформировать подлинную, бескорыстную любовь к другим. Жадность, эгоизм и самовозвеличивание не имеют ничего общего с любовью. Признать свою вину и простить кого-то по-настоящему и навсегда - это и есть любовь. К сожалению, большинство людей не осознают своей ответственности. Даже когда вы говорите с ними напрямую. Они могут соглашаться, поднимать указательный палец, но при этом отгонять злое поведение от себя, подавлять его и продолжать вменять его в вину другим, что опять-таки является инстинктивным эгоизмом. Им не хватает последовательности и понимания собственной личности, но прежде всего веры, воли и любви к развитию своей души".
 
Ее слова вызвали у Хенрика знакомое видение, ощущение возвращения к старому чувству - своему истоку, своему дому. Хотя он не мог вспомнить умом ни одной детали из этого мира, возникло короткое связующее чувство с этим истоком. Мария поняла его эмоции и присоединилась к его мыслям. Вместе они почувствовали свои цивилизации, на ступенях которых когда-то проходили свои собственные испытания.
 
Через некоторое время Мария дополнила эти впечатления: "К сожалению, люди почти никогда не понимают, что их испытывают и что они должны принимать правильные, честные решения. Но именно эти трудные обстоятельства, которые на первый взгляд кажутся безвыходными, выполняют важнейшую функцию: только так человек доказывает нам, что он по собственной воле принимает решения вопреки тому, что ему удобно делать по примитивным инстинктам, жизненным обстоятельствам и невротическим, приобретенным чувствам. Это испытание, которое человек должен пройти на протяжении всей своей жизни. И только когда они не поддаются этим неблагоприятным обстоятельствам, проявляется их воля, их вера и способность к преодолению.... В некоторых местах мы помогаем косвенно. Но осознание и решение должно прийти к каждому самостоятельно".
 
Что-то в нем, казалось, признало это объяснение. Но его человеческий разум все еще не желал поддаваться этому настойчивому знанию. Почему одним людям на земле приходится гораздо труднее, чем другим? Почему для каждого человека в этом испытании были разные стартовые условия?
 
В поисках лучшего объяснения Мария села рядом с ним. Ее рука по-прежнему лежала на его плече.
 
"С точки зрения того, что отдельным людям приходится терпеть много несправедливости и страданий, вполне понятно, что вы смотрите на различия между людьми с подозрением. Однако мир ужасен не потому, что мы делаем его ужасным для них, а потому, что люди сами вызывают такое положение вещей. Мы никого не облагодетельствовали и не ущемляем, в том числе и потому, что с точки зрения реальной цели - индивидуального духовного развития - социальные и материальные проблемы имеют лишь крайне относительное и противоречивое значение. Например, избалованному ребенку из богатого мира труднее сформировать ясные представления о любви и прощении, чем ребенку из бедной страны. Земные рамки условий используются для возвращения душ, так как каждый человек на земле должен быть индивидуально затронут и вновь испытан: красивые и желанные, эгоистичные, комфортные и обеспеченные, ... Мстительные, убийцы, лицемеры и обманщики. Но также и боязливые, бедные, жалеющие себя, слабые и угнетенные, талантливые и их враги. В конечном счете, единственное, что имеет значение для всех, - это способность любить и уметь свободно и искренне прощать друг друга и просить о прощении. Эта ноша требует огромных сил, даже если ты знаешь, что делать".

Мария сделала паузу и со спокойным выражением лица посмотрела вдаль. Хенрик был воодушевлен ее объяснением, но к нему вернулись сомнения и раздражение. Например, что случилось с людьми, которые буквально совершали адские поступки на Земле?
 
Мария тут же прокомментировала его мысли: "Поступки и поведение каждого человека тщательно изучаются. Все, что касается каждого человека, фиксируется и анализируется, вплоть до самых глубин души и разума. Ни одно чувство, ни одна мысль не ускользает от нас, все учитывается и оценивается по справедливости. Никому не нужно бояться вечного наказания, поскольку ни один человек не несет принципиальной ответственности за те человеческие инстинкты, особенности генетики и жизненные обстоятельства, которые определяют его самые глубокие поступки, мысли и поведение. Тем не менее, при возвращении на Землю мы подвергаем каждого человека определенным обстоятельствам и испытаниям, иногда более жестким, соответствующим его прежним поступкам. Однако каждый человек несет ответственность не за сами поступки, а лишь за отсутствие их осознания и изменения поведения".
 
В этот момент Хенрик осознал нечто совершенно иное. Почти испуганно он посмотрел на Марию, неуверенно, словно не зная, как правильно выразиться.
 
"Бог существует...?»
 
Мария обняла его. "Конечно. . Люди должны искать Бога. Они найдут и узнают его только в том случае, если решат искать и будут убеждены в его существовании. Бог может проявить себя только тогда, когда люди не только хотят верить, но и готовы узнать, что он существует".
 
Хенрик трезво заключил: "Только когда вы убеждены в существовании Бога, вы можете его увидеть? Только когда вы ищете его, вы можете его увидеть?... Звучит как закон неопределенности Гейзенберга - как будто взятый из законов квантовой физики".
 
"Да, - восхищенно улыбнулась Мария, - направление верное!... Мы можем существовать только через Бога. Бог пронизывает, обусловливает и является всем: вневременной, безразмерный, не имеющий никаких ограничений - невообразимый, неописуемый. Никто не в состоянии полностью постичь это всемогущество".
 
Хенрик рассеянно смотрел в даль романтической реки. Вдалеке он увидел какую-то птицу, которая изящно плыла по воде, не обращая внимания на небольшие волны. Создание выглядело очень странно.
 
Мария добавила к своим словам: "Тот, кто пренебрегает инстинктами, неврозами и эгоизмом – и практикует безусловную любовь, - увидит Бога. Для таких людей возникает связь".
 
Хенрик пребывал в замешательстве. "Тогда что же такое Земля?»
 
Она молчала. Ясным взглядом она побудила его прийти к собственному выводу.
 
"Это... это ад?» Кивнув, она ответила утвердительно и завершила вывод: "Так же как земля - это ад, все дьявольское на земле исходит от самого человека. Дьявольское и демоническое - это метафоры, обозначающие животное начало в человеке. Дьявольское - это не что-то чуждое, влияющее на человека как третья сторона, оно находится внутри самого человека - в его влечениях и инстинктах". Она сделала небольшую паузу, чтобы дать Хенрику возможность осмыслить услышанное, а затем обратилась к нему с настоятельной просьбой: «Если у тебя есть еще вопросы, задавай их".
 
Он ненадолго задумался, не будет ли банальным задавать человеческие вопросы, ведь он явно не человек. Тем не менее, он продолжил.
 
"Как здесь все устроено? Я имею в виду, если мы можем все, ... каковы грани этого существования? Что мы можем делать, что мы есть? Должны быть параметры, содержание, способы жизни. Где границы, нравственные пределы?»
 
"Верно, - засмеялась она, - но ты не сможешь полностью постичь их как существо с человеческим разумом". Она сжала его руку. "Конечно, это не значит, что ты не смог бы даже начать. Но для тебя это звучит совершенно противоречиво и обманчиво. Как будто они пытаются сказать тебе, что чувство вины не является истинным чувством вины. Что ценности любого рода играют лишь подчиненную роль. Ты не смог бы этого понять, не смог бы осознать, потому что автоматически предполагаешь мирские ситуации и принципы - что здесь можно быть преступником или воспользоваться царящей свободой. В конце концов, ты будешь думать, что это самообман, своего рода пытка или отречение. Ведь и здесь приходится приучать себя к праведности, нравственности и порядку".
 
Хенрик кивнул, но ответил: "Я этого не понимаю".
 
"Например, когда я говорю тебе, что здесь мы никогда не умираем и являемся всем, чем хотим быть, ты испытываешь своего рода блокировку своего человеческого разума, потому что мысль о вечном, неограниченном существовании, в котором ты никогда не уходишь из жизни, вызывает инстинктивные страхи - страхи, вытекающие из принципов твоего мира. Ты предполагаешь, что здесь может быть скучно. Что ты можешь стать чем-то негативным или безумным - разрушительным, мешающим. Ты также предполагаешь, исходя из опыта своей материальной жизни, что счастье здесь можно испытать только в воображаемом состоянии - как от одурманивающего наркотика". Мария прижалась к Хенрику и ненадолго подняла голову, как бы вдыхая свежесть воздуха. "Это слишком сложно и почти невозможно объяснить материальным существам. Правила здесь действуют не так, как в мире, который основан на физических условиях и потребностях и, соответственно, формирует инстинкты своих существ. Гендерные роли, биологические инстинктивные ценности и любые способности, обеспечивающие выживание и придающие культурный смысл жизни, являются здесь лишь своеобразным акцентом, тем, что можно испытать, но что остается неполным и абсолютно неважным в этом измерении. Человеческий разум может лишь с трудом постичь это, точнее, он может лишь неверно описать это. Ты должен испытать это сам, это единственный способ объяснить это".
 
Хенрик восхищенно покачал головой.
 
"Но что, если два человека по собственной воле решат стереть друг друга с лица земли, сделать или организовать вместе что-то безумное, что-то необычное? Кто за этим следит? Не будет ли это проблемой, моральной проблемой?»
 
"Прежде всего, это проблема в твоей голове". Мария постучала по его лбу своим длинным указательным пальцем и обворожительно улыбнулась. "Острые ощущения и зачастую странные вещи, которые люди делают друг с другом на Земле, здесь не имеют смысла без того, что можно назвать "толчком". Чтобы понять это, нужно мыслить не категориями чувств живых существ, у которых от земного образа жизни развились страсти или невротические идиосинкразии и отклонения. На фоне нашего существования это не имеет смысла и привлекательности. Не потому, что мы этого не можем, глухи к этому или запретили бы, а потому, что нам эти варианты безразличны. Как я уже говорила, сравнения или примеры скорее запутают, чем просветят".
 
Хенрик задумался. Неужели не было людей, которые хотели бы прочувствовать свои инстинкты именно в силу их свободы? Прежде чем он успел облечь эту мысль в слова, Мария ответила: "Действовать не запрещено. Но, как я уже сказала, существует множество других возможностей. Возможно, тебе поможет сравнение - пусть и не прямое, - что это как если бы детская погремушка могла увлечь взрослого человека так же сильно, как она увлекает новорожденного. Как если бы человек мог заинтересоваться чем-то, что оставляет его совершенно эмоционально холодным... Это значит, что даже если жизнь с ее муками вырвала у нас какие-то страсти, то здесь они становятся совершенно неважными и банальными".
 
"Но ведь некоторым людям нравятся страдания и мучения".
 
"Да, как людям, с их запечатленными шаблонами мышления и чувств. Поэтому мы их и проверяем. Души, которые были приняты сюда, ранее осознали определенные вещи на Земле и добровольно их усвоили. Они больше не состоят только из того, что двигало ими как биологическими существами, поэтому здесь они могут начать становиться чем-то другим".
 
Волевая интернализация? Мария все время говорила о свободе воли? Что она имела в виду? Хенрик стал размышлять о теориях "свободы воли»и задумался. Так должны ли люди на Земле пользоваться свободой воли, несмотря на то, что современные психиатрические исследования уже явно опровергли ее с помощью магнитно-резонансной томографии? Как вообще возможно, чтобы человек "по собственной воле» принял решение в пользу милосердия и альтруизма?
 
"Действительно ли люди обладают свободой воли? Я имею в виду... Ученые обнаружили, что еще до того, как человек начнет активно реагировать, его мозг уже принимает решение о том или ином действии. И что еще более важно - все решения и поведение уже предопределены. Таким образом, человек может действовать и мыслить только в ограниченных рамках, а импринты и генетическая предрасположенность определяют большую часть его поведения и решений. . На этом фоне может ли вообще существовать свобода выбора? Все предопределено судьбой, ничто на Земле не может быть подвержено влиянию свободной воли. Для человека нет выбора, нет случайности".
 
"Хенрик, - она предполагала такой вывод, - судьба и случайность связаны друг с другом, они одно и то же, так же как вера и свобода воли - одно и то же. Судьба и случайность противоположны вере и свободе воли". Хенрик некоторое время размышлял, но ничего не понял. Он уже собирался продолжить, как вдруг Мария сообщила: "Судьба - это все, что в жизни автоматически влияет на тебя. Твои слабости, твои сильные стороны. Они возникают из твоей интуиции, твоих врожденных способностей, твоих собственных желаний, влияния семьи и общества, поэтому ты выбираешь определенный путь в жизни. Случайность помогает тебе исполнить свое предназначение. А оно, так или иначе, рано или поздно исполнится... Свободная воля, с другой стороны, может остановить твои инстинкты - страхи, желания, ненависть, автоматические способы мышления и поведения, которые готовы реализоваться. Так что если ты действуешь из страха, жадности, эгоизма или злобы, то твоя свободная воля должна быть достаточно сильной, чтобы остановить реакции этих инстинктов. Тогда у вас есть свобода воли. Свобода воли означает возможность изменить свое решение после того, как инстинкты и импринты уже приняли решение - еще до того, как твой мозг сможет осуществить фактическую реакцию. Если у тебя наконец-то появилась свободная воля, ты поддерживаешь ее превращение в настоящую любовь верой. Это единственный путь к успеху. Все это предотвращает твою обычную судьбу и перекраивает ее. Отныне все решаешь ты, а не твоя животная часть".
 
Хенрик моргнул глазами, пытаясь осмыслить сказанное ею.
 
"Но почему только свобода воли и вера должны давать положительные результаты? Ведь иногда бывает и наоборот, не так ли?»
 
Мария улыбнулась и продолжила: "Это правда. Поскольку судьба очень часто имеет положительный внешний вид, так же как и проявление безусловной любви может быть некомфортным, жизнь часто приводит к путанице и разрыву из-за голой целесообразности, что в конечном итоге приводит к растворению безусловной любви, - она посмотрела на Хенрика, - но в конечном итоге эгоистические инстинкты и приобретенное поведение всегда вызывают разрушительные процессы - ненависть, обиду и злобу. Только безусловная любовь, рожденная свободной волей и верой, предотвращает следование тупым инстинктам и импринтам».
 
"Но ведь эгоизм можно выбрать и по собственной воле, не так ли?»
 
"Нет. Потому что для того, чтобы быть эгоистом, сила воли не нужна. Эгоизм - это, прежде всего, подчинение своим инстинктам. Например, желание иметь привлекательного партнера или стремление к сексуальному разнообразию - это все инстинкты, направленные на более благополучное сохранение вида. Они остаются чисто животными. Жизненные импринты усиливают эти инстинкты, в конечном счете превращая их в страсти, желания, поведенческие неврозы или комплексы. Некоторые считают, что за этим стоит любовь... Однако безусловная любовь возникает только в результате волевого решения в ее пользу. И наоборот, можно сказать, что человек обладает свободой воли только в том случае, если он проявляет бескорыстное милосердие".
 
"Да, но ведь мать, которая кормит грудью и ухаживает за своим ребенком, тоже делает это в какой-то степени из инстинкта - из инстинктивной материнской любви, которая является позитивной".
 
"Она делает это прежде всего из инстинктивной любви, да. И в этом все дело: жить любовью не по инстинкту, а по свободной воле и вере в нее. Даже если биологическое поведение кормящей матери позитивно, оно остается инстинктивным - биологическим инстинктом сохранения вида, который не является альтруистической любовью. Однако это не означает, что все отношения между матерью и ребенком мотивированы только биологической пользой. Напротив, истинно любящим поступком было бы, если бы женщина, забеременев непреднамеренно, решила выносить ребенка до срока, несмотря на преобладающий эгоизм, удобство и корысть. Вопреки всем препятствиям, в волевом преодолении".
 
"Но как перестать подчиняться инстинктам и собственным потребностям? Как это сделать?»
 
Мария погладила его по плечу и расставила все по своим местам: "Прежде чем приступить к практике безусловной любви, важно простить друг другу обиды, возникшие из инстинктов и импринтов, и попросить прощения у ближних за свои ошибки - от чистого сердца, из осознанного решения. Это доказывает, что, несмотря на ненависть, обиду, стыдливость, высокомерие или упрямство, вы не поддались автоматизму".
 
Чувства Хенрика метались. "Разве практически невозможно реализовать требуемую готовность к самопожертвованию, разве не слишком многого требуется от людей?
 
"Да, трудно преодолеть в себе отвращение, страх и гнев, распознать хорошо отрепетированные шаблоны реакций и жизненные импринты, изменить их и перестать служить собственным целям. Трудно потому, что это меняет твою сущность, твою душу и мир вокруг тебя".
 
Она еще раз понимающе обняла его. "Ты скоро все поймешь, поверь".
 
Уверенный в том, что его сомнения разрешатся, когда он вернется в полном смысле этого слова, Хенрик решил задать несколько вопросов о воздействии на людей на Земле. Будучи еще человеком, он хотел узнать, как это воздействие работает. Например, как используют религии для влияния на события на Земле? И почему они делают это таким запутанным способом?
 
"Советы о любви, перерождении, хорошем и плохом поведении, которые можно найти в религиях, исходят исключительно от нас. Разрушительные и самоуничижительные вещи, или убеждение в том, что вера на истинной стороне, были добавлены в религии только людьми. Мы оставили это для того, чтобы люди могли доказать, что они способны самостоятельно распознать деструктивные примеси и отделить их от любви".
 
Конечно, все должно было быть именно так! Хенрик покачал головой и рассмеялся. Внезапно он воспарил, снова увидел под собой землю, бессознательная тоска породила это зрелище. Он почувствовал, какие свободы и возможности ждут его здесь, хотя банальные, инстинктивные мысли заставили его немного устыдиться - ожидать всего этого таким человеческим, ориентированным на себя способом!
 
"Что я могу сделать?»
 
"Пока ты остаешься человеком, твои способности будут восстанавливаться медленно и в очень ограниченном объеме. Это для твоей защиты, чтобы ты не перегрузился и не стал слишком могущественным".
 
Хенрик посмотрел на землю и сосредоточился на том, чтобы заметить там человека. Его зрение обострилось, он ощутил в себе способности орла. И точно, он увидел людей в той точке, на которой сосредоточился! Вдруг справа и слева от его рук - крылья... У него были крылья! Крылья орла! Что же произошло? Неужели ощущение, что он хочет быть похожим на орла, действительно материализовалось? Или это было воображение, видение?
 
Мария мысленно ответила ему: "По сути, это всегда то, чего ты хочешь: реальность или видение. Или сочетание того и другого. Твое мышление, основанное на категориях, в этом отношении неверно".
 
Трепещущими движениями он расправил крылья над сияющей землёй и понял, что для того, чтобы иметь орлиные крылья, ему не нужны мысли. Как будто ему не нужно ни тело, ни разум, а только любовь и душа! - Единственное, что ему было нужно для понимания и существования. В очередной раз он понял, почему так важно избавиться от инстинктов.
 
Под впечатлением этого опыта он снова погрузился в человеческое аналитическое мышление. Потревоженный, он тут же задал себе вопрос: сохранил ли он в этом потустороннем состоянии способность принимать решения относительно идей и желаний?
 
Но это беспокойство тут же сменилось другой порывистой интуицией: вопросом об очень старой идее - земной теории заговора. Он неуверенно покачал головой, не зная, как правильно сформулировать вопрос.
 
"А как же все эти НЛО... ну, знаешь, эти наблюдения. Это мы?»
 
Мария улыбнулась и ответила: "Как ни странно, хотя за человечеством действительно наблюдают со стороны, мы никогда не приземлялись на Землю в виде зеленых человечков. С учетом нашего всемогущества такой подход также был бы совершенно бессмысленным". Теоретики заговора НЛО и эзотерики в своих идеях только царапают поверхность. Однако их подозрения и учения служат катализатором, побуждая людей иметь дело с неосязаемым - что в конечном итоге приводит к нам обходными путями".
 
Хенрик хотел узнать больше о том, что здесь возможно. Без всякого заметного перехода он снова оказался в доме своего детства. Но в отличие от его радостного ожидания все выглядело размытым, как будто его земной дом не мог материализоваться для него идеально.
 
«Ты сомневаешься в своих способностях. Отпусти свою убежденность в том, что только память может что-то вернуть. Попробуйте сделать это без мысленного вспоминания".
 
Он подумал об орлиных крыльях.
 
Предметы вдруг стали более четкими, незамысловатыми. Баночки со специями стояли на полке перед ним, когда он стал перемещаться по кухонному помещению. Через стеклянную дверь веранды он вышел в большой сад. Глаза Хенрика блестели: его завораживало то, что он мог по своему желанию повторить что-либо из прошлого, как будто он обладал способностью путешествовать во времени.
 
"Мы над временем, мы им управляем", - подтвердила его мысль Мария.
 
Хенрик загорелся желанием снова увидеть свою жену, ощутить и почувствовать ее. Возможно, так, как когда-то, много лет назад, он узнал и полюбил ее.
 
"Это открыто для тебя".
 
Его желание и его ожидание сразу же изменили сад дома его детства. Эмоции и мысли сформировали место из прошлого, кусочек леса, где он часто любил проводить время с Дианой. Сможет ли он на самом деле пережить это во всех деталях?
 
Мария сидела рядом с ним на деревянной скамейке перед идиллическим лиственным лесом. Вокруг царила сказочная атмосфера. Солнце стояло высоко, на лугу паслось несколько лошадей. Он даже ощутил эмоции того времени. Единственное, что раздражало, - это то, что его жена все еще отсутствовала.
 
Мария же казалась размытой, нечеткой. Ее лицо двигалось, как рябь на воде, прежде чем застыть в четких контурах лица его жены.
 
Что это могло значить? Неужели Диана не могла переместиться сюда? Неужели Марии придется заменить ему жену в качестве профанирующего обмана? Значит, границы все-таки были!
 
"Их нет", - прошептала Мария в облике его жены. На глазах менялось ее поведение, ее внешность, и все в ней до мельчайших деталей стало напоминать Диану. Она еще долго смотрела ему в глаза и добавила: "Именно поэтому мы нашли друг друга".
 
Хенрик плохо слышал, у него кружилась голова, как будто мигрень вот-вот начнется снова. С той лишь разницей, что на этот раз головокружение было мнимым, как будто он сам его создавал.
 
«Дай этому случиться. Ты же знаешь", - подбодрила Диана его задумчивость. Хенрик почувствовал настоятельную необходимость. Наконец, как будто его подтолкнули, он понял: Диана - это Мария, и наоборот! Обе женщины были совершенно идентичны, одна и та же душа!
 
"Многие люди, которых вы встречали в жизни, были представителями нашей собственной семьи. Товарищ, друг, партнер по отношениям, по пробуждению унаследованных талантов друг друга. Мы даже выступали в роли врагов".
 
Хенрик изумленно покачал головой.
 
"Взаимодействуя вместе, мы можем гораздо более естественно и целенаправленно вмешиваться в жизнь Земли. Мы дублируем свое состояние души и разума, которые затем посылаем на Землю со специально наделенными характеристиками. Там мы рождаемся как обычные люди. Наши земные представители помогают друг другу найти свою задачу и выполнить ее. Одно только общение с реальными людьми могло бы ослабить или полностью разрушить наше предназначение. Поэтому во время земной человеческой жизни мы преимущественно общаемся и взаимодействуем с другими нашими посланными представителями... Твои представители всегда мужчины, мои - женщины. И только мы вдвоем отвечаем за людей, только мы вдвоем спускаемся на землю в разных формах".
 
В недоумении он задался простым вопросом: а была ли она каждой из его любовных связей?
 
"Да, я - для большинства твоих земных личностей. Так же, как и ты для меня. Это важно, потому что все наши вмешательства на Земле похожи на огромную шахматную партию, в которой у нас есть возможность сделать обратный ход, и пусть все сложится совершенно по-другому - до тех пор, пока мы не получим нужный нам результат. Однако нам вовсе не обязательно вмешиваться повсюду с дублированием себя. Многие вещи излишни... Мы можем посмотреть, может ли естественный человек также взаимодействовать один или только с одной из наших личностей. Косвенно, конечно, мы влияем и на этого естественного человека - как правило, на человека, для которого может быть полезно влияние в его духовной ситуации".
 
"Это значит, что все контролируется? Что все на Земле происходит так, как мы хотим, чтобы было здесь?»
 
"Не совсем так, мы влияем только на важнейшие сферы. На то, что необходимо для дальнейшего развития человечества, то есть на то, где мы можем остановить бесполезные катастрофы или разрушения и способствовать духовному развитию... Иногда мы просто позволяем катастрофам происходить - если из них вытекают благоприятные изменения. Или мы сами полностью инициируем разрушение, как это происходит сейчас с разрушением мира, которое мы инициировали".
 
Разрушение мира - вот что его интересовало: «Ты сказала, что я являюсь альтернативой, чтобы остановить разрушение мира. Но почему бы мне не остановить разрушение сейчас? В чем именно заключалась моя миссия? Почему они решили иначе?»
 
"Твоя работа над пророческими текстами привела бы к иному течению времени. Строго говоря, твоя задача состояла в том, чтобы показать нам, что было бы, если бы мы предупредили человечество о грядущих катастрофах опубликованными тобой пророчествами. В итоге правильно предсказанные тобой события повлияли бы на людей настолько, что удалось бы предотвратить природные катаклизмы и третью мировую войну. Население смогло защитить себя от природных катаклизмов и активно противостоять третьей мировой войне. Однако все это не привело к каким-либо существенным изменениям в жизни и поведении людей - не сработало то, ради чего, собственно, и создавались пророчества: изменить мышление и действия людей. Недолго думая, люди задались бы вопросом, что стоит за этими пророчествами, откуда они взялись и как могло получиться, что они предсказывают будущее. Никто не поверил бы, что это исходит от Бога. Людям не хватило бы соответствующего последовательного вдохновения... И тогда Бог решил отменить задуманный тобой альтернативный сценарий и вместо этого допустить разрушение мира. Все это теперь можно найти в Библии под общим термином финальной битвы, массового уничтожения - как "Армагеддон".
 
"Но почему вам потребовалось столько времени, чтобы остановить меня? Почему вы сначала просили меня остановиться, а потом, наконец, так резко вычеркнули меня из жизни?»
 
"Вот так мы всегда останавливаем наших персонажей. Сначала мы пытаемся повлиять на них поверхностно, используя неблаговидные события, чтобы заставить их изменить свои взгляды. Это срабатывает для большинства из них. Однако в случае с тобой у нас, в конечном счете, не было другого выхода".
 
Хенрик моргнул глазами: "А как же Бахшпиль? Его публикация?»
 
"Бахшпиль был выбран, помимо прочего, для того, чтобы привести в движение твой последний дар открытия. В то же время сама попытка его публикации содержала еще один альтернативный курс, который мы установили. Через твое и Бахшпиля существование, а также через множество других установленных персонажей, которые должны были объявить общественности о грядущем конце света на основе точных деталей, мы получили множество различных сценариев развития человеческой истории. Однако ни один из них не показал ничего положительного, поэтому мы либо вывели наших представителей из игры, либо помешали им выполнять свою работу".
 
Как будто Хенрик всегда знал об этом, он лаконично добавил: "Игра Бахшпиля - это я, еще одно представление самого себя?» Диана кивнула.
 
При этих словах настроение Хенрика изменилось, и лицо Дианы внезапно померкло, а лицо Марии вернулось. Они сидели уже не на скамейке на опушке леса, а перед зданием, в котором располагался бывший университет Хенрика.
 
"Тогда зачем вы вообще меня туда отправили? Если я все равно не должен был ничего останавливать. Почему вы просто не оставили все как есть? Разве нельзя было потом прекратить мое существование? Чтобы я вообще не существовал как Хенрик? Это сэкономило бы много труда и страданий".
 
"Ты должен был существовать в этой материально-временной реальности как фигура плана, чтобы мы могли оценить все возможные варианты развития событий и определить наилучший из них".
 
"Но... при том всемогуществе, которым вы наделены, разве вы не могли просто оценить всю временную последовательность с самого начала? Не планируя никаких фигур?»
 
"Нет. Одним из наших принципов является соблюдение правил материального мира, что означает, что нам позволено влиять на события в мире только в соответствии с определенными условиями - с точки зрения времени, материи и пространства. Эти навязанные нам законы позволяют не вмешиваться слишком активно в процесс индивидуального развития разумной формы жизни, чтобы гарантировать максимально естественное развитие. Это служит самовосприятию и самодостаточности вида".
 
Хенрик скривил уголки рта и спросил: "И как же выглядят эти требования?»
 
"Например, мы всегда заранее полностью вписываем всех посланных нами личностей в историю человечества. Уже сейчас понятно, когда тот или иной представитель родится и проявится как человек. Никто не посылается на Землю по мере необходимости. Обычно, однако, не все посланные личности используются, некоторые так и не активируются. Они служат джокерами в нашей шахматной игре, но в основном проводят свое существование совершенно обычно".
 
Хенрик заметил, что Мария одета в одежду его жены. Он подождал немного, а затем спросил: "Как будет начато уничтожение на Земле?»
 
"Для осуществления нашего плана наши представители на Земле бесчисленное количество раз отодвигали войны и заставляли их происходить по-другому. Наконец, мы все взвесили и соединили рукотворные события с запланированными природными, что привело к всеохватывающему, чудовищному разрушению. Это изменило отношение человечества и заставило его пойти по конструктивному пути".
 
"Почему это было, почему это произошло? Произошло ли это уже? Неужели это уже позади?»
 
"В принципе, да. Мы всегда смотрим на весь ход времени сразу, со всеми вмешательствами, взаимодействиями и последствиями наших персонажей для человечества. Все события мировой истории лежат перед нами одновременно, как план. Для нас же все происходит в один момент".
 
Хенрик вдруг погрузился в раздумья, уставившись перед собой. С сожалеющей ноткой сарказма, которую трудно было не заметить, он ответил, подводя итоги: "Так вот в чем был смысл моей жизни. Ну, по крайней мере, был". Мария сочувственно обняла его, не желая напоминать о том, что его человеческие чувства на самом деле не имеют никакого значения. Потому что это было не так - пока он был человеком.
 
Она продолжила свои объяснения: "Как я уже говорила, один из наших главных приоритетов - никогда не вмешиваться слишком глубоко в естественное развитие вида. Каждый вид уникален, и мы относимся к нему как к таковому. Мы хотим дать каждой биологической форме шанс на индивидуальное развитие. Но бывают и исключения".
 
Хенрик выплыл обратно в космос и посмотрел вниз на голубой свет мерцающей Земли. В том виде, в каком он видел ее раньше, сфера уже не напоминала привычную картину. Массивы суши выглядели иначе, они были намного зеленее. Была ли это вообще Земля? И тут голос Марии прошептал в его голове: "Гибель гигантских ящеров".
 
В следующее мгновение мощный, ослепительный взрыв захватил все внимание Хенрика. Он попытался прикрыть глаза, рефлекторно держа руки перед лицом, но снова понял, что их нет - оказалось, что это реактивный остаток его человеческой биологии.
 
Что это был за свет на поверхности планеты? Что сказала Мария? "Гибель гигантских ящеров"? И действительно, он стал свидетелем удара, который так резко изменил жизнь на Земле, - вымирания динозавров. Мария прокомментировала это событие так: "Почти у каждого вида, будь то разумный или нет, мы предотвращаем такие разрушительные события". Хенрик задумался. Почему же динозавры остались в стороне? Что она пыталась ему сказать?
 
"Мы внимательно изучили ход существования гигантских ящеров без астероидного удара, который их уничтожил. Однако в ходе их существования не произошло никаких изменений в их образе жизни; они остались такими, какими были, без высшей разумной искры. То же самое относится и к живым существам, существовавшим рядом с ними... Однако астероидная катастрофа положила начало совершенно иному развитию событий, которое в перспективе привело к появлению разумной формы жизни. Так что мы не предотвратили природную катастрофу ящеров".
 
Хенрик был озадачен. Но было в этом зрелище и нечто другое, что его заинтересовало: "Почему мы имеем возможность наблюдать за этим?» Он внимательно посмотрел на Землю, где огромный огненный шар прокладывал себе путь по земной коре от места столкновения. "Мы что, переместились в прошлое?»
 
"Вообще-то, для нас времени не существует. Нам не нужно было путешествовать назад, чтобы увидеть это. Это происходит сейчас, в момент столкновения". Категоризация времени в физические рамки, в которых с определенным понятием затем работают теоретически, - типично механистический способ мышления индустриального ума. Эти представления о времени уместны по отношению к пространству, материи и энергии, а также по отношению к относительности времени, но они достигают своего предела почти во всех расширенных формах физики. Особенно когда речь идет о том, что еще скрыто за традиционными физическими теориями".
 
"Как все это работает? Вся система, которую мы используем для воздействия на людей. Я хотел бы узнать и понять ее".
 
Рядом с ним появилась Мария. Перед ними внезапно открылось залитое ярким светом помещение: сверкающий белизной зрительный зал с несколькими ступенями, похожими на подиум. В этом помещении не было ничего - ни оборудования, ни мебели, ни ламп, ни компьютеров. Не было даже знака или символа, указывающего на то, что это центр воздействия и наблюдения. Также невозможно было определить, как на самом деле создавалось чрезвычайно редкое поверхностное освещение аудитории, которое своим чистым белым цветом напоминало клише неба.
 
Хотя Хенрик все еще стоял в дверном проеме снаружи зала, у него создавалось впечатление, что он одновременно находится в разных частях помещения. Как будто у него было много глаз, осматривающих зал под разными углами.
 
"Чтобы твой человеческий разум смог понять всю сложность воздействия на время и людей, мы сейчас будем использовать для тебя метафоры. Концепции и материальные понятия дадут тебе понять, как работает принцип нашего земного вмешательства".
 
Слева и справа стены аудитории вдруг стали растягиваться в бесконечность. Подобно эффекту, когда два зеркала, поставленные друг напротив друга, создают бесконечно длинную трубу - конца не видно. Возникла узкая, похожая на трубу комната с широкой передней стеной, в которую через большие круглые окна светили звезды. Хенрик понял, что это впечатление должно было символизировать интерьер космического корабля - своего рода контрольную или ретрансляционную станцию. Но так обнаженно и синтетически? Невозможно белые, но не ослепительные поверхности напомнили ему чистые декорации из рекламы средств гигиены, где женщины рекламировали чистящие средства на фоне безупречных ванных комнат и кухонь.
 
"Как ты правильно понял, это центр управления, из которого мы контролируем, организуем или косвенно влияем на все на Земле. Это космический корабль на околоземной орбите".

Они двинулись к одному из больших окон, которые через равные промежутки времени украшали бесконечный борт корабля. Вместе они посмотрели в окно, чтобы увидеть Землю и Луну. После того как они некоторое время смотрели на спутник Земли, Мария подчеркнула этот взгляд еще одним комментарием: "Земле были даны важные физические импульсы - Луна, чтобы жизнь на ней развивалась более прочно. Она служила для стабилизации оси и замедления вращения Земли. Это создало раздельную скорость вращения между ядром планеты и земной корой, что породило защитное магнитное поле". Хенрик был поражен, он с трудом верил в то, что небеса, нет, Бог приложил ко всему руку.
 
Они оба отвернулись от окна, и Мария начала рассказывать о том, как происходит воздействие на Землю: «Ты задаешься вопросом, почему этот космический корабль до сих пор не развалился на части. Представьте себе, что мы запустили его четыре миллиона лет назад, на заре человечества. В это раннее время мы прочно закрепили заднюю часть корабля - корму, а передним корпусом день за днем следили за тем, как человек обходит Землю, так что с момента старта наш корабль все дальше и дальше расходился и окутывал собой всю планету - не разрываясь, как туннель. В далеком будущем, примерно в 3800 году, мы наконец остановились и закрепили носовую часть вытянутого космического корабля. Теперь мы могли ходить по кораблю туда-сюда и из отдельных иллюминаторов рассматривать и воздействовать на соответствующий период времени на Земле - обзор всей истории человечества".
 
Хенрик ни на секунду не понял, было ли ее удивительное описание на самом деле лишь метафорой или же речь шла о реальном вмешательстве. Ведь Мария - даже если это изображение было абсурдным с физической точки зрения - учитывала известные соответствия в пространстве и времени. Но ответ на его мысли последовал незамедлительно: "Мы описываем это понятными для человека режимами работы. С помощью известных физических законов реальности и непрерывности. Метафора сильно упрощена и служит для того, чтобы облегчить твое ограниченное воображение. Реальную функцию и принцип действия невозможно даже представить в рамках консервативного человеческого мышления".
 
Хенрик понял - он как будто пытался объяснить древнему римлянину, как работает телевизор и как с его помощью смотреть телевизор. Мария поправила его: "Для нашего мира такая притча не годится, потому что римлянин - это такой же человек, как и ты. То, что это сравнение разных периодов развивающегося мира, также выставляет твою аналогию с нами в неверном свете. В нашем измерении - даже если это нельзя корректно выразить термином "измерение»- уже нет тех или иных технических или нравственных ступеней развития, как между римлянином и тобой. Здесь нет "дальнейшего»прогресса в общепринятом смысле, здесь не происходят процессы дальнейшего функционального развития".
 
"Но это продолжается и продолжается. В развитии?» - он сделал небольшую паузу, - "умственном, духовном развитии?» Хенрик застенчиво улыбнулся.
 
Словно ей нравилось отвечать на его человеческие упущения одним лишь фактом своего существования, она с любовью притянула его к себе, закрыла глаза и нежно поцеловала в губы. Хенрик был ошеломлен и растерян одновременно, потому что не чувствовал того, что обычно испытываешь, когда целуешь кого-то. Все его ощущения теперь сводились к одному - неописуемой бесконечности. Все инстинкты замерли в нем, вне времени, как будто он видел все, что когда-либо происходило, одновременно. И там, на крошечный миг, он действительно был самим собой - таким, каким он был на самом деле, частичкой неба, вечности.
 
"Ты думаешь, что все всегда развивается, что прогресс не знает конца. Но мы - это то, к чему движутся все цивилизации во Вселенной. Развитие и прогресс здесь уже произошли и завершены. Это не означает застоя, а является целью, является всем".
 
Хенрик все еще был смущен поцелуем. Чтобы отвлечься, он посмотрел вдоль вытянутого трапа корабля.
 
"Где именно во времени мы находимся?» Он указал на один из иллюминаторов.
 
"Выгляни", - ответила она.
 
Взглянув на землю под ним, Хенрик обострил зрение. Как и в орлином зрении, теперь он снова мог по своему желанию увидеть все, что находилось на поверхности земли, более того, он мог рассмотреть каждую деталь - деревья, улицы, предметы, машины. Внезапно он смог проникнуть и сквозь стены и крыши, его взгляд с высоты птичьего полета стал горизонтальным. Он уже мог видеть лица людей, появляющиеся в случайном порядке, автоматически подвергаясь воздействию их мыслей и эмоций. Невольно он настолько увлекся их эмоциями, что уже не мог четко различать свои и чужие переживания. Сердце заколотилось, и он попытался освободиться! Силой мысли он не мог выбраться из затора. В конце концов он отвернулся от иллюминатора корабля, отчего его так тряхануло, что он тяжело упал на пол космического корабля.
 
Странно, подумал Хенрик, но удар не причинил боли - или причинил? Он снова поднялся на ноги и сделал несколько вдохов. Только сейчас он понял, что воспринимал мир 1960-х годов.
 
Мария объяснила ему значение окон: "Каждый из этих проемов представляет собой отдельный период времени на Земле. Если ты поднимешься выше по ряду окон, то на каждой последующей створке увидишь будущее время; если пойдешь в другую сторону, то перед тобой предстанет прошлое время. Тем не менее для каждого из этих окон существует настоящее, в которое мы можем вмешиваться прямо отсюда".
 
Она демонстративно выглянула наружу и ненадолго сфокусировалась на голубой планете. "Влияние, которое я оказываю на это окно, может быть немедленно замечено в его воздействии на следующие окна. Так что если я вмешаюсь здесь, ты сразу же увидишь эффект на одном из окон, расположенных дальше. Оттуда также можно понять, что изменилось... Таким образом, мы планируем и организуем события вплоть до мельчайших деталей. Однако влияем мы на них лишь косвенно, обычно это небольшие возмущения наших представителей или косвенная информация, которую мы им передаем. Аналогичное влияние мы оказываем и на естественных людей".
 
"Значит, вы сообщаете друг другу о возмущениях и изменениях, произошедших за время длительного перехода этого корабля? Чтобы иметь возможность оценить развитие событий?»
 
Мария лукаво мотнула головой, давая понять, что его выводы по этому символу в основном верны. Затем она дополнила его интерпретацию: "Мы не кричим друг другу. Мы рассказываем друг другу о произошедших изменениях, а затем обсуждаем их. Кроме того, за все это отвечаем мы вдвоем - ты и я, а не кто-то другой". Лицо Хенрика на секунду дернулось. Каждый раз ему приходилось заново бороться с намеками на то, что он здесь свой.
 
Упомянутый выше режим работы странного корабля сразу же дал о себе знать. Несколько человек, почти неузнаваемых Хенриком из-за их быстрых движений, перемещались по нему. Они наблюдали и воздействовали, давали указания, общались друг с другом, уравнивали, корректировали, проверяли эффект своих воздействий и снова меняли их. Скорость этого зрелища напомнила Хенрику кадры с ускоренной съемкой из кинофильмов и документальных фильмов, когда иллюстрируется течение времен года или огни автомобилей в ночное время показывают движение транспорта в городе. Однако взаимодействие на борту этого корабля выглядело не как суммирование длительных процессов, а как реально отведенное время - всего несколько секунд. Для участников процесса все происходило в одно мгновение, как будто время не имело значения.
 
Мария объяснила ему детали: "Для того чтобы иметь возможность отслеживать, проверять и, если нужно, корректировать события и любые случайности на Земле, необходимо бесчисленное количество вмешательств. Именно поэтому мы реагируем на них множеством способов - все люди, которых ты здесь смутно видишь, - это мы сами".
 
Хенрик удивленно добавил к ее словам: "Мы снова делим себя на копии во время этого процесса? Как наши земные персонажи?»
 
"Не на копии. Мы никогда не являемся копиями. Но это слишком сложно для человека, чтобы точно и ясно объяснить, что за этим стоит. Единственное, что тебе нужно знать об этой схеме, - это то, что она позволяет нам принимать более согласованные решения о том, какие процессы мы запускаем на Земле, а какие нет".
 
Хенрик почувствовал беспокойство, его мысли крутились вокруг "дублированных состояний сознания»- его представителей на земле и на небе - как бы он их ни называл и ни определял. Что бы это значило для него, если бы он полностью вернулся в это измерение? Что бы произошло с ним, с его сущностью? Будет ли она переписана? Станет ли он кем-то другим? Сможет ли он вообще навсегда стать кем-то другим и по-прежнему оставаться там - присутствующим, но не настоящим, не имеющим возможности заявить о себе? Запертым в своей душе...? Кто может знать, останется ли часть его личности навсегда запертой в ловушку или парализованной?
 
Мария почувствовала назревающий конфликт личности.
 
"Ничто не остается парализованным, ничто из твоей личности не оказывается пойманным в ловушку. Когда ты полностью вернешься, ничто не будет стерто или перезаписано. Думай об этом как о слиянии, в котором ты можешь снова стать Хенриком в любое время, и в котором ты всегда остаешься Хенриком. Ничто из твоей нынешней человеческой личности не застынет и не будет повреждено. Ты есть и всегда будешь Хенриком, как причуда или черта характера, проявляющаяся в определенные моменты. Хенрик всегда будет частью тебя, поверь мне".
 
Беспомощный перед своей мысленной атакой, он отвернулся от нее.
 
Мария терпеливо притянула его к себе и заглянула ему в глаза. "Мы уже столько раз здесь это делали, и почти всегда одни и те же вопросы и ответы. Кто мы такие, что мы делаем, какова наша миссия. Ты также принимаешь мою возвращающуюся личность".
 
"Копия меня принимает тебя".
 
Что он почувствует, если сольется с другим собой? Может быть, его ожидает психический или эмоциональный распад? Здесь, на небесах? Какой абсурд!
 
Чтобы защитить свое "я", которое несло его к разрывающейся пропасти, мысли стали прокручивать возможность того, что его захватил мир, который он сам создал, что он возник из его мозга - что он просто находится в паутине наркотического бреда.
 
Мария остановила распространяющуюся опасность. Она крепко обняла его и прижала к себе. Это помогло стабилизировать его сознание, вернуть ему базовое доверие. Хенрику нужно было время, чтобы отключиться, привести в порядок свои мысли и чувства, прежде чем он снова сможет - захочет - ввязаться в это дело. Крепко обнимая Марию, он думал о том, что может быть потеряно для него навсегда. Она не комментировала его опасения и не пыталась их развеять. Она нежно обняла его и с любовью погладила по спине.
 
Для возвращения душевных состояний в исходное состояние требовалось добровольное освобождение. Давление любого рода препятствует этому процессу и даже может остановить его, растворить. Без ясности и духовной готовности со стороны возвращающегося представителя решительный шаг не может быть сделан.
 
Если говорить о времени, то Хенрику потребовалось, наверное, четверть часа, чтобы оторваться от Марии и сесть на белый пол аудитории. Он закончил и чувствовал себя измотанным, как будто ему нужно было поспать. Но отдыхать не хотелось, и он трезво признался себе, что сон здесь вряд ли может быть полезен. Он снова встал и в оцепенении побрел к бесконечному фронту бесчисленных окон. Не дойдя до одного из них, он с решительным выражением лица повернулся к Марии и спросил: «Ты сказала, что на меня можно влиять лишь в ограниченной степени, чтобы не помешать мне выполнить свою миссию. В какой степени на меня можно было повлиять?»
 
Он выглядел храбрым и пытался скрыть грызущее его отчаяние. Чтобы не расстраивать его еще больше, Мария сформулировала ответ нейтрально и однозначно: "Это была твоя мигрень, те странные перебои, когда ты не мог правильно сориентироваться или тебе вдруг становилось трудно вспомнить прошлое".
 
Хенрик был удивлен, услышав это: «Моя мигрень?»
 
"Да, мигрень. Расстройство чувствительности, которое было так распространено в ту эпоху. Мы использовали его, чтобы контролировать тебя. Оно также послужило твоим родственникам в качестве объяснения твоей смерти. Они поняли, что в тот вечер ты, видимо, принял свою обширную сердечно-сосудистую недостаточность за мигрень. На это указывали таблетки, лежавшие рядом с тобой".
 
У Хенрика перехватило дыхание, и его глаза вновь обратились к Марии с изумлением. Так он действительно умер? Мария намеренно ушла от ответа и продолжила объяснения по поводу внешнего контроля: "Учитывая личную автономность, необходимую для выполнения твоей миссии, ты очень редко подвергался прямому воздействию. Мы могли влиять на тебя только при определенных обстоятельствах. Если же мы брали контроль на себя, то в ретроспективе это можно было объяснить только как упущение. Возникающая при этом потеря времени и памяти оставалась навсегда скрытой от тебя под туманом сознания".
 
"Навсегда скрытой под туманом сознания...?» Он не был встревожен ее сообщением, скорее его охватило другое чувство - что он сам написал бы последнюю фразу, которую она произнесла.
 
Мария присела на одну из блестящих ступенек и выжидающе посмотрела на Хенрика: "Что ты сейчас чувствовал? Было ли что-то странное в этой фразе?»
 
Опустившись рядом с ней на колени, он попытался объясниться: "Да, странное. Как будто я что-то знаю или узнаю, вот так - как дежа вю".
 
Она поддержала его размышления: "Это предложение исходит из твоего первичного сознания, которое существует здесь. Это была и есть твоя собственная память".
 
Хенрик не нашел имплантированную фразу странной или навязчивой. Скорее, это было похоже на то, как если бы он столкнулся с наблюдениями, к которым можно было бы добавить новые. Или наоборот? Во всяком случае, это не меняло его личности, не казалось неестественным и не вызывало отторжения. Скорее, это было похоже на возвращение, как будто он открывал прошлое, в котором всплывало множество старых идей и анекдотов.
 
Мария обратила его внимание на новые раздражители, связанные с мигренью: "Помнишь записку из бассейна? Мы поручили тебе написать ее. В ней содержалась конкретная информация о будущем событии - программе новостей, которую ты должен был сравнить со словами в записке вечером в кафе у бассейна. Это собы