МИФЫ. 1. О ХОЛОКОСТЕ. 2. О "татаро-монгольском иге". 3 "Сталинские" репрессии. 4. Расстрела царской семьи не было. 5. О перенаселенности 6. Миссия Аполлон. 7. Ядерная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки

«Так, в преддверии наступающего голода, 7 августа 1932 года принимается печально знаменитый закон «о трех колосках», который затем получает все более и более расширительное толкование. Он становится стандартной мерой наказания для сельских жителей. Нарушения, которые еще два-три года назад могли повлечь за собой штраф, теперь караются расстрелом или 10 годами тюремного заключения».

«Закон обрушился и на колхозников, и на завмагов, и на подпольных советских миллионеров. Были и такие — один из них купил особняк за 100 тысяч рублей, другой, директор московского гастронома № 1, коммунист и член Моссовета, обзавелся особняком в Малаховке. (Сейчас трудно понять, как такие траты и шумные кутежи в ресторанах совмещались со всеобщим, предписанным свыше аскетизмом: привлекать к себе внимание было смертельно опасно.) 

...А нищих крестьян не защищал никто, и к ним закон об охране социалистической собственности применялся на всю катушку. Они шли в лагеря не за многотысячные махинации и хищения, а за три сорванных на колхозном поле колоска».

«Соседку моей бабушки увели из дому вооруженные люди пасмурным августовским днем. В доказательство «хищения народного имущества» соседям была предъявлена изъятая кастрюля с пшеничной кашей. Плакали дети. Крестились: «Да минует нас эта беда» — соседи. 

Постановление ЦИК и СНК СССР, провозгласившее преступлением хищение государственной и общественной собственности (включая собственность колхозов) в деревне на Полтавщине объявили буквально накануне. А Екатерина Буряк стала одной из первых его жертв. 

По этому закону от 7 августа 1932 года... за хищение полагалась смертная казнь».

«Арест выхватывал человека из привычной жизни неожиданно, иногда оставляя родным на память о нем всего несколько вещиц, символов былого благополучия: столовую посуду, настенный коврик, спичечницу, охотничью мерку для пороха... И ощущение растерянности, непонимания — за что? 

Поводом для ареста могло стать что угодно: непролетарское происхождение, собранная на колхозном поле горсть колосков, родственные или дружеские отношения с уже арестованным, «нарушение паспортного режима», даже опоздание на работу».

«...были еще миллионы людей, осужденных за разные незначительные «уголовные» преступления и дисциплинарные проступки. Их традиционно не считают жертвами политических репрессий, хотя многие репрессивные кампании, которые проводились силами милиции, имели явно политическую подоплеку. Судили ... за опоздание, прогул или самовольную отлучку с работы; за нарушение дисциплины и самовольный уход учащихся из фабричных и железнодорожных училищ; за «дезертирство» с военных предприятий... Наказания при этом, как правило, были не слишком тяжелыми — очень часто осужденные даже не лишались свободы. Трудно подсчитать число людей, которых настигли эти «мягкие» наказания: только с 1941 по 1956 г. осуждено не менее 36,2 миллиона человек, из них 11 миллионов — за «прогулы»!»

«Тевосян (член ЦК КПСС, министр металлургической промышленности СССР): 

Я хотел бы обратить внимание ... что после смерти товарища Сталина стало постепенно исчезать имя товарища Сталина из печати. С болью в душе приходилось читать высказывания товарища Сталина без ссылки на автора. 

Вчера из выступления товарища Кагановича мы узнали, что этот мерзавец Берия возражал против того, чтобы, говоря об учении, которым руководствуется наша партия, наряду с именами Маркса, Энгельса, Ленина называть имя товарища Сталина. Вот до чего дошел этот мерзавец. Имя нашего учителя товарища Сталина навсегда останется в сердцах членов нашей партии и всего народа, и никаким берия не удастся вырвать его из нашего сердца. (Аплодисменты.)».

«Здесь на Пленуме ЦК говорили о культе личности и, надо сказать, говорили неправильно. Я имею в виду выступление т. Андреева. Подобные же настроения на этот счет можно было уловить и в выступлении т. Тевосяна. Поэтому мы обязаны внести ясность в этот вопрос. 

Хрущев: Некоторые не выступившие вынашивают такие же мысли. 

Маленков: Прежде всего, надо открыто признать, и мы предлагаем записать это в решении Пленума ЦК, что в нашей пропаганде за последние годы имело место отступление от марксистско-ленинского понимания вопроса о роли личности в истории...»

«Я позволю себе привести в этой связи один характерный факт, показывающий, как Сталин руководил фронтами. [...] А надо сказать, что Сталин операции планировал по глобусу. (Оживление в зале.) Да, товарищи, возьмет глобус и показывает на нем линию фронта» [1].

«Берия рассказал следующее: когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Не знаю, все или только определенная группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: «Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его просрали». Буквально так и выразился. «Я, — говорит, — отказываюсь от руководства», — и ушел. Ушел, сел в машину и уехал на ближнюю дачу» [3].

«Когда мы приехали к нему на дачу, то я (рассказывает Берия) по его лицу увидел, что Сталин очень испугался. Полагаю, что Сталин подумал, не приехали ли мы арестовывать его за то, что от отказался от своей роли и ничего не предпринимает для организации отпора немецкому нашествию?» [4].

«Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Увидев нас, он как бы вжался в кресло и вопросительно посмотрел на нас. Потом спросил: «Зачем пришли?» Вид у него был настороженный, какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать. У меня не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовывать. 

Молотов от нашего имени сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы поставить страну на ноги. Для этого создать Государственный комитет обороны. «Кто во главе?» — спросил Сталин. Когда Молотов ответил, что во главе — он, Сталин, тот посмотрел удивленно, но никаких соображений не высказал».

«Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Он вопросительно смотрит на нас и спрашивает: зачем пришли? Вид у него был спокойный, но какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать. 

Молотов от имени нас сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы быстро все решалось, чтобы страну поставить на ноги. Во главе такого органа должен быть Сталин» [6].

1 марта 1941 года Сталин принял в своем кабинете Тимошенко, Жукова, Кулика, Рычагова, Жигарева, Горемыкина. Прием продолжался с 20:05 до 23:00. 

Следующая запись датирована 8 марта, состоялся прием Тимошенко, Кулика, Жукова, Мерецкова, Рычагова, прием продолжался с 20:05 до 23:30. 

17 марта Сталин заслушал доклады Тимошенко, Жукова, Буденного, Рычагова и Жигарева с 17:15 до 23:10. 

Последний приемный день в марте — 18 числа. С 19:05 до 21:10 Сталин выслушал Тимошенко, Жукова, Рычагова и Кулика. 

Итого, в марте 1941 года у Сталина в его кремлевском кабинете было 4 приемных дня, в день он принимал до 6 человек — исключительно в вечернее и даже в ночное время.

До 22 июня приемными днями у Сталина были 3, 6, 9, 11, 17, 19, 20 и 21 июня. Прием традиционно проходил в вечернее время, максимальное число посетителей было в кабинете И июня — 8 человек, и 21 июня — 12 человек. Этот день закончился для Сталина, согласно журналу посещений, в 23:00. Была подписана директива № 1 в Западные приграничные военные округа. 

22 июня, в день начала Великой Отечественной войны, И.В. Сталин начинает прием в своем кремлевском кабинете в 5:45 утра. До 16:45 он принял 28 человек. 

23 июня прием у Сталина начинается в 3:20 ночи и продолжается до 0:55 следующего дня. За это время у Сталина побывали 21 человек. 

24 июня 1941 года Сталин начинает прием в своем кремлевском кабинете с 16:20 и продолжает его до 21:30. Он принимает 20 человек. 

25 июня прием начинается в 1 час ночи и длится до 1 часа ночи следующего дня. Через кабинет Сталина прошли 29 человек. 

26 июня уже в 12:10 И.В. Сталин снова работает. До 22:20 он успевает принять 29 человек. 

27 июня с 16:30 до 2:35 28 июня он принял 29 человек, в том числе Микояна в 19:30 и Берию в 21:25. 

28 июня прием был возобновлен в 19:35, закончился в 00:15 29-го числа, через кабинет прошло «всего» 25 человек, в том числе Берия и Микоян.

«29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. Подробных данных о положении в Белоруссии тогда еще не поступило... Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны...» [8]. 

Далее обратимся к оригиналу воспоминаний Микояна из сборника фонда «Демократия»: 

«В Наркомате были Тимошенко, Жуков, Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование Белорусского военного округа, какая имеется связь. 

Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить ее не смогли. [...] 

Около получаса поговорили, довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует [...] 

Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек разрыдался как баба и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним... 

Минут через 5—10 Молотов привел внешне спокойного Жукова. 

[***] 

Когда мы вышли из Наркомата, он (Сталин. — Авт.) такую фразу сказал: «Ленин оставил нам великое наследие, мы — его наследники — все это просрали» [9].

«Поражение было следствием гнилости сталинского диктаторского режима. Военачальники и все чиновники были парализованы страхом ответственности перед Сталиным... 

Весомой причиной поражения было, вероятно, и то обстоятельство, что в 1937—1938 годах «сильная рука» Сталина вырубила более 70 процентов высшего и среднего командного состава, в том числе самых талантливых командиров... 

Третью важнейшую причину немецких побед квасным патриотам тяжелее всего признавать. Она в том, что у огромной массы населения Советского Союза не было желания воевать за режим, принесший им столько страданий. Неоспоримое тому доказательство — более двух миллионов солдат, сдавшихся в плен уже в первые два-три месяца войны. Такого не знала история, если не залезать в седую древность! 

Не менее яркое доказательство и создание летом 1941 года заградительных отрядов, которые должны были стрелять в отступавших солдат. Факт столь же уникальный, как и массовая сдача в плен» [15].

«Друзья и братья! 

В 1932 году иудоболыпевистская власть загнала лучших крестьян в ссылки, лагеря и тюрьмы, а остальное крестьянство согнали в колхозы. Хлеба в стране было еще много. Сталин со своими стряпчими послал по всей Руси автоколонны, хлеб выкачивали из глубинных пунктов и свозили в города на площади, огораживали стены из мешков с зерном на большем квадрате и туда ссыпали хлеб. Шли дожди, хлеб пропадал десятками тысяч тонн, а ГПУ искало виновников. 

За экономическую контрреволюцию загоняли в тюрьмы «стрелочников», а виновниками были: сам Сталин и жиды. 

[...] 

Разве вы, товарищи, это забыли? Нет! Вы это хорошо помните и со мной солидарны, но беда ваша в том, что Сталин умеет вас держать под страхом и посылает умирать за ненавистную вам систему». 

Если отбросить больной для фашистской пропаганды еврейский вопрос, не правда ли, удивительно знакомые слова? В другой листовке солдатам РККА разъясняется, что наступление Красной армии — временное явление, достигнутое ценой невероятных потерь. «Немцы очень сильны и весьма далеки от истощения. Они не наступают только потому, что им выгодней, чтобы наступала Красная Армия и несла огромные потери». Здесь же излагается и причина, по которой советский режим гонит тем не менее солдат в наступление: «Сталин, бросая свои полки все снова и снова на линию немецкой обороны, не считаясь при этом ни с какими потерями, преследует не военные, а политические цели. Дело в том, что Сталину нужна не вообще победа над немцами, а ему нужна такая победа, при которой он и его клика сохранят свое господство».

«Мы победили. Подумав, понимаешь: победил Сталин. У него и волоса с головы не упало, ни шашлык, ни «Хванчкара», ни «Герцеговина-Флор» из пайка не исчезли. На погибшие миллионы (в том числе на родного сына) ему было плевать. Это несомненно; и он сам это подтвердил: к погибшим на войне с Гитлером миллионам добавил наших пленных, погубленных теперь уже в родных концлагерях. Был такой термин «перемещенные лица» — почти враги народа. 

На счету Сталина... 30 000 000 жертв войны, еще 20— 30 миллионов — лагеря и расстрелы. Итого: больше 60 миллионов. Наши военные жертвы — целиком на счету Сталина» [16]. 

Видите, как просто вывести 60 миллионов жертв сталинизма. Достаточно объявить, что все жертвы Великой Отечественной войны на его счету. Фашисты ни при чем.

Но даже это еще цветочки. В очередной листовке РОА (1943 год, Смоленск, за подписью лично «Председателя русского комитета генерал-лейтенанта» А. Власова) говорится: 

«Русский народ — равноправный член семьи свободных народов Новой Европы! 

Русский народ должен знать правду о том, что его ждет после свержения власти Сталина и установления мира. Большевики, чтобы заставить русских людей воевать за чужие интересы, лживо утверждают, что Германия несет народам СССР рабство... 

Какова же правда о Новой Европе, которую Великая Германия стремится построить совместно с другими народами?.. Все народы Европы — члены единой большой семьи. В одной из речей в немецком рейхстаге вождь Германии Адольф Гитлер сказал: 

«Скольких забот избежало бы человечество, и особенно народы Европы, если бы при политическом устройстве современного жизненного пространства, а также при экономическом сотрудничестве уважались бы естественные, сами собой разумеющиеся, жизненные принципы. Соблюдение этих принципов кажется мне совершенно необходимым, если мы хотим в будущем добиться больших результатов, чем сейчас. Прежде всего это относится к Европе. Народы Европы представляют собой единую семью»... 

Выбор один — или европейская семья свободных, равноправных народов, или рабство под властью Сталина».

«А вдруг было бы лучше, если бы не Сталин Гитлера победил, а Гитлер — Сталина? 

В 1945-м погибла не Германия. Погиб фашизм. 

Аналогично: погибла бы не Россия, а режим. Сталинизм. 

Может, лучше бы фашистская Германия в 1945-м победила СССР. А еще лучше б — в 1941-м! Не потеряли бы мы свои то ли 22, то ли 30 миллионов людей. И это не считая послевоенных «бериевских» миллионов. 

Мы освободили Германию. Может, лучше бы освободили нас? 

Прежде подобные пораженческие рассуждения (если и возникали) сразу прерывал душевный протест: нет! уж лучше Сталин, чем тысячелетнее рабство у Гитлера! 

Это — миф. Это ложный выбор, подсунутый пропагандой».

«Весьма тяжкие последствия, особенно для начального периода войны, имело также то обстоятельство, что на протяжении 1937—1941 годов, в результате подозрительности Сталина, по клеветническим обвинениям, истреблены были многочисленные кадры армейских командиров и политработников. На протяжении этих лет репрессировано было несколько слоев командных кадров, начиная буквально от роты и батальона и до высших армейских центров, в том числе почти полностью были уничтожены те командные кадры, которые получили какой-то опыт ведения войны в Испании и на Дальнем Востоке».

«Последняя проверка, проведенная инспектором пехоты, — говорил в декабре сорокового года на совещании начальник управления боевой подготовки генерал-лейтенант В. Курдюмов, — показала, что из 225 командиров полков, привлеченных на сбор, только 25 человек оказались окончившими военные училища, остальные 200 человек — это люди, окончившие курсы младших лейтенантов и пришедшие из запаса».

«Популярным мотивом историографии являются утверждения о наличии к 1 января 1941 г. 12,4% комсостава, не имевшего военного образования. Авторы новейшего обобщающего труда по истории войны отмечают, что в сухопутных войсках было 15,9% офицеров, не имевших военного образования. [...] Несмотря на расширение сети военно-учебных заведений, значительно повысить образовательный уровень комсостава не удалось, поскольку в условиях его дефицита приходилось использовать офицеров запаса, в основном не имевших высшего военного образования. Поэтому количество офицеров с высшим и средним военным образованием снизилось с 79,5% на 1 января 1937 г. до 63% на 1 января 1941 г. 

Правда, в абсолютных цифрах при увеличении офицерского корпуса в 2,8 раза количество офицеров с высшим и средним военным образованием возросло в 2,2 раза — с 164 309 до 385 136 человек» [20].

«Наибольшие разногласия вызвал вопрос о масштабах репрессий в Красной Армии. Так, В.С. Коваль считает, что погиб весь офицерский корпус, а Л.А. Киршнер полагает, что лишь 50% офицеров были репрессированы. По мнению В.Г. Клевцова, в 1937—1938 гг. было физически уничтожено 35,2 тыс. офицеров. Д.А. Волкогонов и Д.М. Проэктор пишут о 40 тыс. репрессированных, A.M. Самсонов — о 43 тыс., Н.М. Раманичев — о 44 тыс., Ю.А. Горькое — о 48 773, Г.А. Куманев увеличивает эту цифру до 50 тыс., а А.Н. Яковлев — до 70 тыс. 

В книге В.Н. Рапопорта и Ю.А. Геллера говорится примерно о 100 тыс. офицеров, однако при этом приводятся персональные сведения лишь о 651 репрессированном офицере, которые составляли 64,8% высшего комсостава на 1 января 1937 г. О.Ф. Сувениров опубликовал сначала список на 749 человек, а затем расширил его до 1 669 офицеров, погибших в 1936—1941 гг. Сведения об остальных репрессированных до сих пор отсутствуют».

«А.Т. Уколов и В.И. Ивкин на основе данных судебных органов РККА отмечают, что в 1937—1939 гг. было осуждено за политические преступления примерно 8624 человека, указывая при этом, что вряд ли стоит причислять к репрессированным осужденных за уголовные и морально-бытовые преступления. В своем новейшем исследовании О.Ф. Сувениров пишет о 1634 погибших и о 3682 осужденных военными трибуналами в 1936—1941 гг. за контрреволюционные преступления офицерах. 

Пока же ограниченная источниковая база не позволяет однозначно решить этот ключевой вопрос. Имеющиеся материалы показывают, что в 1937—1939 гг. из вооруженных сил было уволено свыше 45 тыс. человек (36 898 в сухопутных войсках, 5616 в ВВС и свыше 3 тыс. во флоте). Однако к репрессированным можно отнести лишь уволенных за связь с заговорщиками и по национальному признаку, а также арестованных по политическим мотивам. Но, к сожалению, именно данные о причинах увольнений до сих пор точно неизвестны».

«Многие авторы считают, что репрессии сказались на уровне военно-научных разработок и это привело к отказу от многих положений военной теории, разработанных в конце 20—30-е годы. Так, Д.М. Проэктор полагает, что репрессии привели к отказу от теории «глубокой наступательной операции», к которой вновь вернулись лишь в 1940 г. Автор не только не объясняет, почему произошел этот поворот, но и не приводит никаких доказательств тому, что он вообще имел место. Ведь если бы это действительно было так, то армия получила бы новые воинские уставы и наставления, кардинально отличающиеся от принятых до 1937 г. [...] 

Л.А. Киршнер утверждает, что отказ от теории «глубокой операции» привел к гипертрофированному положению кавалерии в Красной Армии. Но с этих позиций совершенно необъяснимо сокращение конницы с 32 кавалерийских дивизий на 1 января 1937 г. до 26 на 1 января 1939 г. Притом, что к началу войны в Красной Армии осталось всего 13 кавдивизий, утверждения о превалировании кавалерии выглядят несколько странно. 

Другие авторы в подтверждение своей точки зрения приводят лишь общие рассуждения. Наиболее серьезным аргументом является указание на то, что военно-научные труды «врагов народа» были изъяты из библиотек. Однако не следует забывать, что войска обучаются не по трудам отдельных военачальников, пусть даже гениальным, а по воинским уставам и наставлениям, которые никто не отменял. [...]»

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь! 

Товарищи! 

Великое дело Октябрьской революции подло предано. Страна затоплена потоками крови и грязи. Миллионы невинных людей брошены в тюрьмы, и никто не может знать, когда придет его очередь. Хозяйство разваливается. Надвигается голод. Разве вы не видите, товарищи, что сталинская клика совершила фашистский переворот. Социализм остался только на страницах окончательно изолгавшихся газет. В своей бешеной ненависти к настоящему социализму Сталин сравнился с Гитлером и Муссолини. Разрушая ради сохранения своей власти страну, Сталин превращает ее в легкую добычу озверелого немецкого фашизма. Единственный выход для рабочего класса и всех трудящихся нашей страны — это решительная борьба против сталинского и гитлеровского фашизма, борьба за социализм. 

Товарищи, организуйтесь! Не бойтесь палачей из НКВД. Они способны избивать только беззащитных заключенных, ловить ни о чем не подозревающих невинных людей, разворовывать народное имущество и выдумывать нелепые судебные процессы о несуществующих заговорах. 

Товарищи, вступайте в Антифашистскую Рабочую Партию. Налаживайте связь с ее Московским Комитетом. 

Организуйте на предприятиях группы АРП. Налаживайте подпольную технику. Агитацией и пропагандой подготавливайте массовое движение за социализм. 

Сталинский фашизм держится только на нашей неорганизованности. Пролетариат нашей страны, сбросивший власть царя и капиталистов, сумеет сбросить фашистского диктатора и его клику. 

Да здравствует 1 Мая — день борьбы за социализм! 

Московский комитет Антифашистской Рабочей Партии» [25].

«Чем больше мы узнаем о войне — тем необъяснимей Победа. В 1964-м — через почти двадцать лет после войны — я впервые услышал о заградотрядах — о гениальной системе беззаветной храбрости. Идешь в атаку — может быть, повезет, немцы не убьют. Отступишь — свои убьют обязательно» (А. Минкин. «Чья победа?» МК. 22.06.2005.)

«Летом 1944 г. при наступлении англо-американцев во Франции к ним попало в плен большое количество немецких солдат и офицеров, которых обычно направляли в лагеря на территории Англии. К удивлению англичан, вскоре выяснилось, что часть этих пленных не понимает по-немецки и что это, оказывается, бывшие советские военнослужащие, попавшие в немецкий плен и поступившие затем на службу в немецкую армию. По статье 193 тогдашнего Уголовного кодекса РСФСР за переход военнослужащих на сторону противника в военное время предусматривалось только одно наказание — смертная казнь с конфискацией имущества. Англичане знали об этом, но тем не менее поставили в известность Москву об этих лицах и попросили забрать их в СССР. 31 октября 1944 г. 9907 таких людей на двух английских кораблях были направлены в Мурманск, куда они прибыли 6 ноября. 

Среди репатриантов высказывались предположения, что их расстреляют сразу же на мурманской пристани. Однако официальные советские представители объяснили, что Советское правительство их простило и что они не только не будут расстреляны, но и вообще освобождаются от привлечения к уголовной ответственности за измену Родине. Больше года эти люди проходили проверку в спецлагере НКВД, а затем были направлены на 6-летнее спецпоселение. 

В 1952 г. большинство из них было освобождено, причем в их анкетах не значилось никакой судимости, а время работы на спецпоселении было зачтено в трудовой стаж».

«К 60-летию Победы компания НТВ-кино подготовила картину «Последний бой майора Пугачева», которую снял кинорежиссер Владимир Фатьянов... 

События происходят в 1944—1946 годах. Главный герой — майор Пугачев — бесстрашно сражался за родину, был тяжело ранен, попал в немецкий плен, но смог бежать. Майор добрался до своих. Там, после пыток и допросов, был объявлен врагом народа и сослан на Колыму... Побои, унижения, тяжкий бессмысленный труд, разгул блатных, отнимающих у обессилевших заключенных последнюю пайку, проигрывающих в карты чужие жизни. Пугачев не может смириться с происходящим. И вновь решает вместе с группой товарищей-фронтовиков бежать. Если им предстоит умереть, то они умрут свободными людьми».

«...после войны пароход за пароходом шли репатриированные — из Италии, Франции, Германии — прямой дорогой на крайний северо-восток. Здесь было много людей с иными навыками, с привычками, приобретенными во время войны, — со смелостью, уменьем рисковать, веривших только в оружие. Командиры и солдаты, летчики и разведчики...» [41].

«Как и положено физиологу-летописцу, свидетелю-документалисту, наблюдателю-исследователю, Шаламов дает всестороннее описание предмета, демонстрирует разнообразные срезы колымской «зачеловеческой» жизни».

«Майор Пугачев вспомнил немецкий лагерь, откуда он бежал в 1944 году. Фронт приближался к городу. Он работал шофером на грузовике внутри огромного лагеря, на уборке. Он вспомнил, как разогнал грузовик и повалил колючую однорядную проволоку, вырывая наспех поставленные столбы. Выстрелы часовых, крики, бешеная езда по городу, в разных направлениях, брошенная машина, дорога ночами к линии фронта и встреча — допрос в особом отделе. Обвинение в шпионаже, приговор — двадцать пять лет тюрьмы. 

Майор Пугачев вспомнил приезды эмиссаров Власова с его «манифестом», приезды к голодным, измученным, истерзанным русским солдатам. 

— От вас ваша власть давно отказалась. Всякий пленный — изменник в глазах вашей власти, — говорили власовцы. И показывали московские газеты с приказами, речами. Пленные знали и раньше об этом... 

Майор Пугачев не верил власовским офицерам — до тех пор, пока сам не добрался до красноармейских частей. Все, что власовцы говорили, было правдой. Он был не нужен власти. Власть его боялась. 

Потом были вагоны-теплушки с решетками и конвоем — многодневный путь на Дальний Восток, море, трюм парохода и золотые прииски Крайнего Севера. И голодная зима».

«У ног его лежит летчик капитан Хрусталев, судьба которого сходна с пугачевской. Подбитый немцами самолет, плен, голод, побег — трибунал и лагерь... С Хрусталевым с первым несколько месяцев назад заговорил о побеге майор Пугачев. О том, что лучше смерть, чем арестантская жизнь, что лучше умереть с оружием в руках, чем уставшим от голода и работы под прикладами, под сапогами конвойных... 

Крепко спят, прижавшись друг к другу, Левицкий и Игнатович — оба летчики, товарищи капитана Хрусталева. Раскинул обе руки танкист Поляков на спины соседей...»

«В 1949 году в Берлаге, в лаготделении Нижний Аттурях, началось примерно так же: разоружили конвоиров, взяли 6—8 автоматов: напали извне на лагерь, сбили охрану, перерезали телефоны; открыли лагерь. Теперь-то уж в лагере были только люди с номерами, заклейменные, обреченные, не имеющие никакой надежды. 

И что же? 

Зэки в ворота не пошли...»

«В лагере прииска имени Максима Горького всех зэков выгнали на линейку, поставили на колени по пяти и начали выявлять отсутствующих. После бесчисленных криков и пинков — ведь нарядчик, который лучше всех знал в лагере людей, бежал — установили личности беглецов. Семь из них были в прошлом военными, власовцами, и еще один — немой узбек, осужденный за убийство милиционера. Народ загнали обратно в бараки, против дверей поставили пулеметы и предупредили, что будут стрелять по первому, кто посмеет открыть дверь...»

«В ночь на 26 июля 1948 г. группа каторжников: Тонконогов И.Н., Худенко В.М., Пуц Ф.С., Гой И.Ф., Демья- нюк Д.В., Клюк Д.А., Янцевич М.У., Бережницкий О.Н., Сава М.М., Игошин А.Ф., Солдатов Н.А. и Маринив С.В., совершили групповое нападение на вооруженную охрану лаг. пункта № 3 ОЛП Н. Ат-Урях и убили: ст. надзирателя Васильева, дежурного по взводу Рогова, дежурного по вахте Перегудова, связали жену Перегудова Сироткину, проводника служебных собак Грызункина, забрав 7 автоматов, 1 пулемет ручной, винтовки, револьверы, патрон свыше 1000 штук и скрылись».

«Солдатов надел его одежду. Оружие и военная форма были уже у двоих заговорщиков. Все шло по росписи, по плану майора Пугачева. Внезапно на вахту явилась жена второго надзирателя — тоже за ключами, которые случайно унес муж. 

— Бабу не будем душить, — сказал Солдатов. И ее связали, затолкали полотенце в рот и положили в угол. 

Вернулась с работы одна из бригад. Такой случай был предвиден. Конвоир, вошедший на вахту, был сразу обезоружен и связан двумя «надзирателями». Винтовка попала в руки беглецов. С этой минуты командование принял майор Пугачев».

«В Австрии, недалеко от немецкого Мюнхена, встретились с американцами и англичанами. Сначала 3—4 дня пьянствовали, а потом произошел эпизод. Наши ребята с ними подрались из-за негра. Увидели, как один из них негра ударил, и давай его лупить. [...] Наш комендантский взвод их всех растащил и провел границу, отведя войска из селения в лес».

«С этим пополнением пришел к нам солдат по имени Петр Андреевич Перетятько, 13-го года рождения, с хутора Дубровка, Черниговской области... Это был действительно вояка. Самый настоящий пушкарь! Говорит мне: «Кацап ты! Я тебя научу, как воевать надо!» И действительно нас, пацанов, учил, как надо воевать... 

Был такой случай. У Петрова, солдата из Горького, шустренького парнишки, сапоги посносились, а там немцев много побитых лежало. Он пошел и снял с убитого немца сапоги. Приходит и говорит: «Сапоги нашел!» Петя его и спрашивает: «Где ты взял?» — «С немца снял». И тогда Петя направил на него автомат: «Где взял, туда и положи. Ты знаешь, как это называется? Мародерство! Ходи босиком, но не бери».

«Мародерством и насилием занимались тыловики... Те, кто был на переднем крае, население, как правило, не обижали, и население к нам неплохо относилось...» «Вокруг наших батарей было очень много немецких беженцев, безоружных немецких солдат, потерявших свои части. Отношение с ними было мирное, они нас даже подкармливали» [50].

«Я спускаюсь в подвал. Сначала темно, ничего не вижу. Когда глаза немного привыкли, увидел, что в огромном помещении сидят эти немцы, гул идет, детишки плачут. Увидели меня, все затихли и с ужасом смотрят — пришел большевистский зверь, сейчас он будет нас насиловать, стрелять, убивать. Я чувствую, что обстановка напряженная, обращаюсь к ним по- немецки, сказал пару фраз. Как они обрадовались! Потянулись ко мне, часы какие-то протягивают, подарки. Думаю: «Несчастные люди, до чего вы себя довели. Гордая немецкая нация, которая говорила о своем превосходстве, а тут такое раболепство». Появилось смешанное чувство жалости и неприязни».

«В населенных пунктах Вильгельмсхаген и Рансдорф работают рестораны, где имеются в продаже спиртные напитки, пиво и закуски. Причем владельцы ресторанов охотно производят продажу всего этого нашим бойцам и офицерам на оккупационные марки. 22 апреля некоторые бойцы и офицеры побывали в ресторанах и покупали спиртные напитки и закуски. Часть из них поступала осторожно — в одном из ресторанов в Рансдорфе танкисты перед тем, как пить вино, попросили хозяина ресторана выпить его первым. Но некоторые военнослужащие поступают явно неправильно, разбрасываясь оккупационными марками. Например, литр пива стоит 1 марку, а отдельные военнослужащие платят по 10—20 марок, а один из офицеров отдал за литр пива дензнак достоинством в 100 марок. Начальник политотдела 28 гв. ск полковник Бородин приказал владельцам ресторанов Рансдорфа закрыть рестораны на время, пока не закончится бой».

«Нельзя по существу противопоставлять личность и общество, нельзя спрашивать, что из этих двух есть цель и что только средство. Такой вопрос предполагал бы реальное существование единичной личности как уединенного и замкнутого круга, тогда как на самом деле каждое единичное лицо есть только средоточие бесконечного множества взаимоотношений с другим и другими, и отделять его от этих отношений — значит отнимать у него всякое действительное содержание жизни, превращать личность в пустую возможность существования. Представлять личное средоточие своего бытия как действительно отделенное от своей и общей жизненной сферы, связывающей его с другими центрами, есть не более как болезненная иллюзия самосознания».

«На протяжении многих столетий в Российской империи господствовал сакрально-патерналистский тип общественного договора, который, с одной стороны, приписывал власти божественное происхождение («Вся власть от бога», «помазанник божий»), а с другой — наделял ее чертами и полномочиями патриархального главы семейства («царь-батюшка»). 

Нельзя сказать, что после 1917 года структура этого договора претерпела слишком уж радикальную ломку. Место бога заступили коммунистические верования, включавшие в себя культ живых и «вечно живых» вождей, но природа власти, выводившей свою легитимность из этого, в сущности, религиозного комплекса, все равно осталась сакральной. Патерналистская составляющая старой парадигмы взаимоотношений общества и власти также, по существу, не изменилась. Черты патриархального господства были воспроизведены не только в облике «отца народов», но и в эпитетах, описывающих КПСС как коллективного носителя лучших качеств (могущество, честность, ум и т.п.), обычно приписываемых детьми именно отцам» [2].

«Ни к концу советского периода, ни к началу постсоветского власть уже не располагала сакральным ресурсом, сопоставимым по своей мощи с традиционным православием или системой коммунистических верований.Правда, в конце 80-х — начале 90-х годов наблюдалась столь же бурная, сколь и кратковременная реанимация патерналистских ожиданий, связанная с фигурой Ельцина и олицетворяемой им верой в мессианскую роль рыночных реформ. После неизбежного разочарования в реформах наступил период неопределенности... Ни к чему не привели и попытки реставрировать сакральную составляющую патерналистского договора под видом «национальной идеи» [3].

«Просоветскую и просталинскую направленность книги сразу выявляет ее введение, — пишет «Новая газета» в номере от 17 марта 2008 [4]. — Уже на первых страницах читатель оглушается выводом: «Советский Союз не был демократией, но он был примером лучшего, справедливого общества для многих миллионов людей во всем мире» [6].

«Вроде бы большинство неприятных фактов сталинской диктатуры упомянуто, но как-то нехотя, вскользь, скороговоркой, без должного анализа и четких оценок этих фактов и явлений».

«Конечно, подобные умолчания неспроста. Если их не делать, то объективное освещение истории подведет к выводу о Сталине как преступнике против народов СССР, против отечественной культуры и духовности, против человечества и человечности. Именно от этого объективного вывода автор пытается увести учителей и учеников» [5].

«Промышленная продукция Грузинской республики в 27 раз превышает производство дореволюционной Грузии. В республике заново созданы многие отрасли промышленности... Сравнивая положение в своей республике с тяжелым положением трудящихся в Турции, могли ли грузины стремиться присоединиться к Турции?» [6]